О том, как все начиналось, читаем здесь и здесь. А сейчас – часть 3, счастливая.
Немцы в России были и раньше. И елки они на Рождество по своей немецкой традиции ставили. И немецкие принцессы раньше тоже были. А вот елки не было.
Но все решил случай, а точнее, счастливое совпадение. Счастливое для елки.
Деле в том, что принцесса Шарлотта, которая стала женой великого князя Николая Павловича под именем Александры Федоровны, очень любила елку. Традиция ставить ее на Рождество существовала в немецких землях издавна. И вот, в свой первый рождественский сочельник в качестве русской великой княгини, 24 декабря 1817 года, Александра Федоровна устроила своему молодому мужу сюрприз: поставила елочку, а под ней положила подарки. И на следующий год, и на следующий. А потом она стала императрицей и продолжила ставить елки уже в Зимнем дворце.
Тут высшая аристократия империи решила, что традиция-то интересная, надо и себя елку ставить. Процесс пошел. Правда, медленно.
От первой елки Александры Федоровны до того времени, когда елка стала привычным атрибутом рождественских праздников, прошло около 30 лет.
Индикатором перехода от заграничной диковины к любимой традиции стала прогрессивная пресса. Газета «Северная пчела», которая чутко реагировала на все новые явления российской жизни, регулярно печатала отчеты о рождественских праздниках. И вот накануне нового, 1840 года в газете появляется первое сообщение о продающихся «прелестно убранных и изукрашенных фонариками, гирляндами, венками» елках.
А год спустя «Северная пчела» пишет следующее: «Мы переняли у добрых немцев детский праздник в канун праздника Рождества Христова: Weinachtsbaum. Деревцо, освещенное фонариками или свечками, увешанное конфектами, плодами, игрушками, книгами составляет отраду детей, которым прежде уже говорено было, что за хорошее поведение и прилежание в праздник появится внезапное награждение…»
В середине 1840-х годов столица уже была охвачена «елочным ажиотажем».
Немало способствовала этому литература, которая приходила из-за границы. Символом Рожественской елочной сказки стал гофмановский «Щелкунчик», который впервые вышел в России в 1839 году под названием «Щелкун орехов». Тоненькая книжка содержала всего одну иллюстрацию: только что впущенные в комнату Мария и Ганс с восхищением смотрят на елку, а их родители внимательно наблюдают за реакцией детей. Это было одно из первых изображений рождественской елки в России.
Новую и перспективную тенденцию моментально подхватили торговцы, а прежде всего – кондитеры. Самые известные кондитерские Петербурга организовали продажу уже украшенных елок – с фонариками, игрушками и, разумеется, кондитерскими вкусняшками.
«Если желаете иметь елку великолепную, так сказать, изящную, закажите с утра г. Излеру, в его кондитерской, в доме Армянской церкви, на Невском проспекте. Тогда будете иметь елку на славу, которою и сами можете любоваться. Обыкновенные, но прекрасно убранные елки продаются в кондитерской г. Лерха…», - пишет «Северная пчела» где-то в середине 1840-х.
Стоили такие елки очень дорого, и их покупку могли себе позволить только состоятельные петербуржцы. Но чего не сделает ради чадушка богатая «добрая маменька», и чего не сделает она же для того, чтобы быть не хуже других, рассуждали прозорливые рекламщики и заманивали толстосумов оставлять свои денежки.
«Но без елки нет в семействе праздника. Если вы, почтенные маменьки, не обзавелись еще елкою, заезжайте в кафе-ресторан г. Доминика, на Невском проспекте, в доме Петровской церкви. Мы еще никогда не видели в Петербурге так красиво убранных елок, как в нынешнем году у Доминика… Елки выносят одну за другою, и их ряды беспрестанно пополняются».
К концу 1840-х годов петербургская знать уже устраивала настоящие соревнования: у кого елка роскошнее. В конце 1840-х годов появляется первое упоминание об искусственной елке, что считалось особым шиком:
«Один из петербургских богачей заказал искусственную елку вышиною в три с половиной аршина, которая была обвита дорогой материею и лентами; верхние ветки ее были увешаны дорогими игрушками и украшениями: серьгами, перстнями и кольцами, нижние ветви цветами, конфектами и разнообразными плодами».
В середине XIX века елка начинает захватывать всю Россию. Сначала – провинциальные города, а потом и помещичьи усадьбы. В 1860-е годы елку уже знают везде.
Очень любили елку в Ясной Поляне у Толстых, о чем свидетельствуют воспоминания как самих членов семьи, так и их гостей. Свояченица Льва Николаевича Татьяна Андреевна Кузьминская, в девичестве Берс, вспоминает о Рождестве 1863 года: «Ежедневно устраивались у нас какие-нибудь развлечения: театр, вечера, елка и даже катание на тройках». Илья Львович Толстой пишет: «Огромная елка до потолка блестит зажжёнными свечами и золотыми безделушками». Ему вторит сестра Татьяна: «Она доходит почти до самого потолка, и вся залита огнями от множества восковых свечей, и сверкает бесчисленным количеством всяких висящих на ней ярких безделушек».
Все дети Льва Николаевича вспоминают о крестьянских детях, которые приходили на елку в усадьбу.
«Наконец слышим стремительный топот вверх по лестнице. Шум такой, точно гонят наверх табун лошадей… Мы понимаем, что впустили вперёд нас крестьянских ребят и что это они бегут наверх. Мы знаем, что, как только они войдут в залу, так откроют двери и нам… Дворовые и деревенские дети тоже издали разглядывают все висящее на елке и указывают друг другу на то, что им больше нравится…»
Так, в последней трети XIX века елка стала обычным, но чрезвычайно любимым атрибутом рождественских праздников по всей России.