Артём уже не мог понять себя. Что-то тревожило. Он ещё не предполагал, что его новогодняя ночь будет не такой, как предполагали все...
Читайте сначала:
В этот приезд они с Машей в коридорах больницы познакомились с соседкой Нины по квартире - пожилой женщиной Елизаветой Петровной, и с коллегой Нины – Валерией. Они много рассказали ребятам.
– Нина воспитывала Юрия одна. Мать её умерла года два назад, а теперь вот и сын. Он был очень славный парень: добрый, отзывчивый, прекрасно закончил университет. Занимался дзюдо. Ушёл добровольцем, сказал: кому, если не мне.
А там подорвался. Хоронили останки в закрытом гробу. Мать замкнулась в себе, не плакала, не причитала. А когда близкие разъехались, осталась одна.
– Все решили, что перенесла, и виду ведь не подавала, а оно вон как ... Через месяц прикатилось, – Елизавета Петровна тихо плакала, утирала слезы платком, – Она мне сегодня призналась – ночами очень тяжело бывает, не спит совсем.
– А завтра, в новогоднюю ночь, она как? Наверное, всегда с сыном встречала, а тут ... , – спросила Маша.
– Ой, и верно! Как это пережить?
– А давайте приедем поздравить её с Новым годом, – неожиданно предложил Артём.
– Я в компании уже встречаю, договорились. Ехать далеко очень, – засомневалась Маша.
– И я, – вспомнил Артём.
– У меня вообще завтра поезд, к родне на праздник отправляемся, – взгрустнула Валерия.
– А ко мне внучка в гости приезжает, вдвоем с ней сюда ехать как-то страшновато ночью, ей шесть всего, – добавила Елизавета Петровна.
Все разъехались, решив, что поздравят Нину по телефону.
Артём ехал назад, смотрел на горящую праздничными огнями столицу. Народ гулял, сновал по ёлочным базарам, запасался подарками. А там, за больничным окном лежала женщина с невероятной бедой.
Нет, невозможно отменить праздник, невозможно плакать всем миром. Но возможно эту частичку праздника разделить между всеми. Хотя бы совсем чуть-чуть. А то как-то нечестно.
Артём понял, что после случившегося не будет он веселиться до упаду. Захотелось чего-то бо́льшего, настоящего и чтоб для души ...
И тут позвонила Маша.
– Артём, а я только что отменила себя в кафе. Я еду к Нине в больницу. Не пустят, наверное, но хоть бенгальские огни под окном зажгу.
– Я с тобой! – Артём вдруг понял, что это то самое, что он хочет. Этот его Новый год должен быть именно таким. И то, что случилось в метро, совсем не зря.
И вскоре они уже обсуждали, как это будет.
– Ты что забыла, что я – технарь. Все будет: и аккумулятор, и несколько гирлянд, и удлинитель. Не думай об этом.
Когда он объявил о своём решении Стасу, тот не сильно удивился.
– Я так и знал, что этим закончится. И Катька твоя вчера это предрекла. Сказала, что вы поссорились.
– Да нет, мы не ссорились. Но понимаешь, я думал, она, как будущая мать, она поймёт как-то, поможет поддержать человека в беде, а она о глупостях: брось всё и проводи меня в салон красоты. Ей это важнее. Но мне – нет. Каждый из нас имеет право пребывать в той картине мира, в которой ему комфортно. Ведь так?
31-го весь день Артём готовился. Он пробежался по магазинам, купил гирлянды с большими лампочками, сто раз всё проверил и обдумал, созванивался с Машей и обговаривал варианты.
Они встретились на остановке недалеко от больницы поздно вечером. Артём тащил большую сумку, да и сумка Маши была ненамного меньше. Она сообщила, что Елизавета Петровна с внучкой тоже подъедут.
Вдвоём они налетели на дежурную стационара, как вихрь. Умоляли, уговаривали, задаривали подарками и упросили-таки около полуночи по их звонку заставить больную из 405 палаты подойти к окну. Дежурная под напором сдалась.
Вскоре подъехали бабушка с внучкой. На снегу, на клумбе Маша начала писать- вытаптывать ногами имя "НИНА".
– А можно я, можно я? – прыгала рядом шестилетняя Алинка.
Маша поручила это ей и бабушке и начала помогать Артёму разматывать гирлянды. Гирлянды старательно уложили в протоптанные буквы, долго крутились вокруг. Потом Артём установил рядом сверкающий электрическими огнями фейерверк. Ещё с собой у него была музыкальная колонка.
Маша где-то успела достать огромный костюм Деда Мороза, в который они со смехом практически завернули Артёма. Маша надела костюм Снегурочки, а Алинке натянули оленьи рожки и обернули мишурой.
Всё было готово. Можно было звонить дежурной. И Маша набрала её номер. Артём решил ещё раз проверить – всё ли в порядке и зажёг гирлянды. Казалось, что-то было не то, но что?
Руками всплеснула Елизавета Петровна:
– Ох ты, Господи, Алина! Что мы наделали с тобой! ...
Но менять было поздно, Маша уже звонила.
***
Лекарства усыпляли. Но усыпляли почему-то днём. А ночью опять не спалось. Нина лежала в темном пространстве палаты опять не одна. Опять с этой всеядной и всепоглощающей Болью. Она была везде: то затаивалась в тёмном углу, то усаживалась рядом, шаря и пытаясь вцепиться в сердце. Она заставляла вставать и стряхивать себя, но не уходила.
Нина опять перебирала картины детства и юности сына, опять закидывала себя горстями вины.
– Надо принять, надо принять, что Юры нет, – шептала она, но всё шло по кругу: нет, а почему, а если бы, а я виновата ...
Эта потеря её практически убила, отвернула от мира, от Бога, от людей, ввергла в туман обид, угар, вырезающий каждую минуту по кусочку душу, по кусочку плоти, грызущий, манящий в черную пропасть сознания. А голова, как бетон.
В палату вошла дежурная медсестра.
– Ой, а Вы и не спите? С наступающим! Вам вот передали, – она протянула пакет, – Шампанское я не взяла, нельзя Вам.
– Кто?
– Они попросили подойти к окну, всего лишь – к окну.
Медсестра вышла, а Нина спустила босые ноги на пол, прижала руки к груди и медленно с каким-то страхом, казалось напущенным той самой страшной Болью, подошла к окну.
Это было послание от сына. Это он пришёл, чтобы помочь ей победить этот недуг – приходящую и разрывающую сознание Боль.
На белом снегу яркими огнями горело её имя: "НNНА". Именно так, с перевернутой "И", как писал когда-то её маленький Юра.
И Боль вздрогнула, замерла, потом начала визгливо сворачиваться, гореть и метаться, она погибала в пламени загорающихся там внизу гирлянд, стремилась удержаться, но слабела и слабела, превращаясь в стекающие по щекам слёзы. Голова вдруг стала лёгкой-легкой и сознание прояснилось.
Нина стояла у окна и плакала, плакала спокойно, а не выла, как раньше, глядя на эту смешную компанию. Там из колонки звучали новогодние песни, которые были слышны отдаленно.
В двенадцать они открыли шампанское, а Нина налила себе в кружку сока и поднимала её вместе с ними. С новым годом!
Они дружно махали в окно в каком-то смешном своём танце и кричали ей. Они водили хороводы, прыгая до тех пор, пока бедная её пожилая соседка не сдавалась и не начинала отмахиваться от них, чтоб оставили её в покое.
Они раскатали дорожку и скользили по ней, падая, обучая маленькую Алину и опять приставая к Елизавете Петровне. А потом позвонили ей и долго по очереди поздравляли с Новым годом и все хором извинялись за перевёрнутую "И".
Нина долго наблюдала, как позже ребята всё собирали, усаживали в такси Елизавету с внучкой, укладывали туда сумки с гирляндами и реквизитом.
А сами потом, взявшись за руки, пошли через мостик пешком. Она долго смотрела им вслед и понимала –жизнь продолжается. Её жизнь. И вот сейчас она осознала потерю. Нет больше отрицания факта потери. Юра будет жить теперь только в ней, в её памяти. И она это будет беречь и не даст отнять это никакой боли. Это бы Юра ей не простил.
– Я буду сильной, сынок. Я обещаю!
Нина первый раз за месяц уснула с улыбкой на губах. На контрасте между жизнью и болью, победила жизнь. Завтра уже новый год и у неё впереди так много планов.
А двое молодых людей шли по ночной столице. Новый год вступал в свои права! Пусть он станет для них счастливым! Пусть он станет счастливым для всех!
Друзья, этот новый год мы и правда встречаем на контрасте. Пусть таким он больше никогда не будет. Пусть следующий новый год будет мирным!
И это самое основное и главное моё пожелание!
Читайте на канале в выходные дни: