КНИГА 4. ВЕСНА
Часть 3. Май-32
Профессор в это время беседовал с директором восемьдесят третьей школы – рассказывал, как прошли обе операции, каковы прогнозы.
- Все в порядке будет, - успокаивал он. – Ребята сильные. Конечно, Олегу придется полежать подольше, но у него и травмы серьезнее!
- «Подольше» - это сколько? – уточнил Николай Андреевич.
- Полгода… Или семь месяцев… Бывает, и год лежат. Пока трудно сказать, как будет конкретно у него. Да вы не волнуйтесь! Прооперировали мы его удачно, чувствительность не потеряна. Теперь просто подождать, пока все срастется, восстановится... У меня уже был парнишка с такой травмой. Потом в армии отслужил, на сверхсрочную остался... Надеюсь, у Олега будет не хуже... А племянник ваш поднимется быстро…
- Первого он должен был сдавать первый экзамен, - вздохнул Ковалев.
- Он на заочное будет поступать? В университет? – спросил Городецкий. – Ну, ничего, в сентябре сдаст. Даже лучше, что сейчас прооперировали. Он все равно, если бы в этом потоке поступал, до конца экзаменов не продержался бы – рана дала бы о себе знать в любом случае, почти с минуты на минуту. Самое позднее – дней через десять. Удивляться надо, что он вообще смог в таком состоянии ходить целый месяц. И зашито… будто плохой портной дерюгу какую-нибудь через край шил… Мышцы, нервы, сосуды – все комком каким-то, и в таком виде сверху зарастать стало... Еле разобрал. А глубже воспаление началось – еще немного и загноилось бы. Бывают же коновалы!.. Хотя… если зашивали прямо под пулями – ничего удивительного. Но потом-то? Можно было бы хотя бы почистить и зашить аккуратнее?.. Как его вообще из госпиталя выписали?
- Да вот… выписали… А с рукой ничего нельзя сделать? – с надеждой посмотрел на хирурга Николай Андреевич.
- Думаю, можно, - спокойно ответил тот. – Немного позже, пусть сейчас выздоровеет, а потом посмотрим.
- Городецкий у себя? – послышался в коридоре неподалеку взволнованный голос; в ординаторскую, не постучав, влетел Алеша. – Алексей Дмитриевич! Кто-то психиатра к Олегу вызвал!
- Что-о?! – взревел профессор, вскакивая и бросаясь к выходу. – Какой еще психиатр?
Гости кинулись вслед.
- Явилась какая-то, - сбивчиво рассказывал Алеша на ходу. – Прицепилась к нему, на меня – ноль внимания. Я ей говорю, что он еще толком в себя не пришел… А она – как будто меня нет… прямо они с Олегом одни в чистом поле! И пишет чего-то, пишет… Он два слова сказал – а она уже полкарточки исписала!
- Ну, посмотрим… что там написано, - сквозь зубы проговорил Городецкий, открывая дверь.
Когда вся компания ворвалась в палату, женщина, вздрогнув, обернулась и торопливо захлопнула лежащую у нее на коленях медицинскую карту.
- Здравствуйте… - профессор секунду помедлил, но все же вежливо договорил: - …коллега! Прошу прощения, что прерываю, но я всё-таки заведующий отделением, а потому должен знать, кто приходит к моим больным. Тем более, даже не спросив, можно ли вообще разговаривать с этим человеком. Я так понимаю, вы просто спросили на вахте, в какой палате находится этот мальчик, – и прямиком сюда. Вы не из нашей больницы – следовательно, представьтесь для начала.
- Ираида Владимировна Сорокина, - неохотно представилась женщина, поднявшись со стула и делая шаг навстречу Городецкому. – Я из городского психиатрического диспансера.
- М-м?.. Интересно, – Алексей Дмитриевич выдерживал ровный тон. – Не припомню, чтобы я вас приглашал.
- В этом необходимости не было. Нашему главврачу позвонили… - Сорокина показала на потолок.
- Из торакального? – профессор сделал вид, что не понял. – Над нами торакальное отделение… - пояснил он Ковалеву. – Чего это они вас вызвали к моему больному? – снова повернулся он к психиатру.
Сорокина поморщилась.
- Вы все прекрасно поняли, Алексей Дмитриевич, не надо ерничать. Мы, сами знаете, всегда на попытки суицида реагируем, а тут отдельно попросили взять под контроль. Тем более, ТАКАЯ инстанция.
- Угу… - кивнул Городецкий. – Значит, вы с мальчиком уже побеседовали, насколько я понял… насквозь увидели его… Хоть ознакомьте меня с результатами! Все-таки он находится в моем отделении, я должен знать, чего ожидать в дальнейшем – может, он через пять минут вскочит и директора душить начнет, - профессор абсолютно несерьезно подмигнул Ковалеву. – Что вы можете сказать, Николай Андреевич? Он никогда вам не угрожал? Обычно у психически больных людей в первую очередь возникают претензии к родственникам и руководству. А вы не только директор – вы же еще и историю у него ведете, отвечать вызываете, оценку можете не ту поставить. Вы ничего не замечали?
- Алексей Дмитриевич, какие шутки? – возмутился Ковалев. – Если все это выйдет отсюда, у мальчишки вся жизнь будет перечеркнута!
- Я о том же, - Городецкий перестал улыбаться. – Итак, коллега… - он протянул руку за картой.
Психиатр поспешно спрятала ее за спину, по ошибке не приняв во внимание стоящих рядом представителей молодого поколения, и Николай Андреевич отвернулся, скрывая усмешку, когда Алим одним прыжком подскочил к Ираиде Владимировне и выхватил карту из ее руки.
- Оль! – негромко окликнул он одноклассницу, быстро передавая ей карту над головой психиатра.
Женщина сделала неловкую попытку вернуть документ, но школьники были проворнее. Как говорится, «победила молодость»: быстрое обманное, словно при передаче мяча в баскетбольном матче, движение длинной худой мальчишеской руки – и карту буквально перед носом Ираиды Владимировны перехватила черноволосая смуглая девчонка. Сорокиной осталось только с досадой проследить, как карта завершила свой путь в руках профессора.
- Я так понимаю, товарищ директор, - ледяным тоном произнесла она, - что этот наглый подросток – ваш сын.
- Да он вроде бы… как бы не очень… - пробормотал Николай Андреевич, не глядя на Алима и задавливая улыбку, не уместную в данной ситуации.
- А эта юная особа… - Сорокина смерила Олю яростным взглядом и умолкла, не находя в девочке сходства ни с кем из присутствующих.
- Моя невестка, - любезно представил Городецкий. – Жена сына.
- Поздравляю, коллега! – прошипела она. – Ваш сын сделал прекрасный выбор!
- Спасибо. Я тоже его выбор одобряю, - серьезно сказал профессор. – А вы, оказывается, уже и с директором школы побеседовать успели?
- Что? – вскрикнул Николай Андреевич.
- Быстро! Все! Вышли! Из палаты! – тихо, но с яростью проговорил Алеша. – Тут тяжелые больные, а вы шумите!
- Правильно, Алексей, - спохватился Городецкий. – Всех в шею. С профессором во главе. Прошу! - он жестом указал на выход.
Николай Андреевич все же не выдержал - на несколько секунд подошел к племяннику, осторожно тронул его лоб.
- Да не волнуйтесь, все в порядке, - улыбнулся Алеша, однако тут же стал серьезным. - Сейчас главное - Олега отвоевать... у этой... - он кивнул в сторону двери, за которой уже скрылись и Городецкий, и непрошеная гостья из психдиспансера, и Оля с Алимом. - Корова теперь Ларису обчищать будет.
У директора уже не было сил внушать, что пользоваться прозвищами, особенно говоря о пожилом человеке, - нехорошо. Черт с ней, пусть Коровой будет... хоть Зеленой, хоть в крапинку. Это говорит о неуважении учеников? Значит, пусть поступает так, чтобы этого неуважения не появлялось. В конце концов, ее жизнь почти прожита, а вот при ее вмешательстве может пойти под откос другая, еще толком не начавшаяся.
- Николай Андреевич... простите... - тихо проговорил Олег. - Я дурак... у вас теперь... неприятности из-за меня...
Ковалев вздохнул.
- Самая большая неприятность - на тебя... вот такого смотреть... а там, на работе, разберемся. Ладно, мальчики, пойду воевать.
- Пусть потом Алик зайдет... и про это расскажет... чем закончилось, и вообще он мне нужен, - сказал Алеша вслед уходящему директору.
Городецкий уже открыл дверь своего кабинета, пропуская перед собой гостей, и обернулся, ожидая отставшего Николая Андреевича. Злополучную карточку он по-прежнему держал в руке.
- Садитесь, - сказал Алексей Дмитриевич и раскрыл карточку.
- А может... молодых людей попросим отсюда? - с неудовольствием произнесла психиатр. - Все же у нас будет разговор профессиональный... этику надо соблюдать.
- Это кто мне об этике говорит? - усмехнулся профессор. - Пусть сидят... Николай Андреевич со всеми этими историями родного сына навестить не может, я тоже невестку рад повидать... жаль только, что в таком месте. Пусть сидят, не помешают. Не думаю, что тут о какой-то тайне речь будет.
- Тем более, мы знаем, кто вас попросил прийти, - добавила Оля.
Сорокина побагровела.
- Меня сюда направил наш главврач, - сказала она, глядя на карточку в руках Городецкого.
- Когда? - невозмутимо спросил тот. - Откуда он узнал об инциденте? Я никому не сообщал, о такой консультации никого не просил... мы этого мальчика оперировали с половины первого ночи почти до одиннадцати - мне не до глупостей было! Сегодня второй... У вашего главврача выходные - вчера суббота была, сегодня воскресенье. Это что же - ему домой позвонили? Что за срочность? Кто этого мальчика таким уж опасным посчитал, что людей в выходные побеспокоил? Кому же из... - он показал на потолок, копируя недавний жест психиатра, - понадобилось его вам отдать?
- Из школы был сигнал, - выдавила психиатр.
- Я вам звонил? - тут же задал вопрос Ковалев.
- Ну... не вы... - неохотно ответила Сорокина.
- Так что за срочность? - наседал профессор. - Мальчишка полгода лежать будет! Уж за это время можно будет разобраться, надо ли его изолировать или все же среди людей оставить!
- Ну, я же человек подчиненный! - в голосе психиатра зазвучало отчаяние. - Мне сказали: надо оформить...
- Мимо нашего главврача, мимо завотделением, да? А когда же вы успели с директором поговорить? Он же тут сидит с семи утра... волнуется. "Афганец" этот - его родной племянник.
- Я с завучем по телефону разговаривала, - Сорокину уже трясло. - Она сказала... что возражений не будет, директор в курсе... мальчишка сложный... и сына директора когда-то избил.
- Во брешет! - весело сказал Алим.
- Не "брешет", а "инсинуирует", - поправил Николай Андреевич. - То есть все, что вам наговорила наша завуч, приписано мне... лихо! Вам ее сестра звонила?
- Не знаю! - психиатр уже чуть не плакала. - Мне звонил наш главврач... сказал, что мне... позвонит женщина... все объяснит.
- Да понятно все! - подвел итог Алим.
- Понятно, - подтвердила Оля.
- Черт знает что! - раздраженно сказал профессор. - Я провел две неплановые операции, у меня отваливаются ноги - а у меня завтра операция плановая... И вместо отдыха я сейчас должен звонить какому-то придурку, разбираться в чьем-то идиотизме...
- Но ведь попытка суицида... это же не норма...
- Доводить детей до таких попыток - вот где не норма! - рявкнул Ковалев. - Между прочим, в уголовном кодексе статья есть на этот счет! Или что - на ненормальность списать легче? И, кстати, в этом классе это уже вторая такая попытка за год... при попустительстве этой же... дамы... завуча нашего! Не при мне было - хоть за это спасибо!
- Успокойтесь, Николай Андреевич, - Городецкий закрыл карточку и убрал в сейф. - Служебную проверку вашему главврачу я обеспечу, - взглянул он на Сорокину. - Вы - вон отсюда. Девочек на вахте я предупрежу, чтобы к Олегу никого, кроме родителей, не пускали.
- Ну, не мне же лично это надо было... да еще в такую даль ехать, - со слезами в голосе сказала психиатр, недавней самоуверенности уже не было.
- Понимаю, что не вам, - кивнул Алексей Дмитриевич. - И тем не менее, ваше поведение не укладывается ни какие рамки. Вы ворвались к человеку, которые еще толком не отошел после наркоза, санитар вам неоднократно говорил, что мальчик этот, Олег, только что пришел в себя... Он вам сказал только про раскатившиеся яблоки, а вы от его имени целый монолог состряпали. Нет, нет и нет! Я не понимаю такого, не принимаю и чего-то в оправдание придумать не могу. Искалечить жизнь этому мальчику я не позволю. Все, до свидания!
Запрещается без разрешения автора цитирование, копирование как всего текста, так и какого-либо фрагмента данного произведения.
Совпадения имен персонажей с именами реальных людей случайны.
______________________________________________________
Предлагаю ознакомиться с другими публикациями