Найти тему
Стакан молока

«Мне страшно, возьми меня за руку…»

Продолжение повести «Зеркало для вселенной» / Илл.: Художник Самуил Каплан
Продолжение повести «Зеркало для вселенной» / Илл.: Художник Самуил Каплан

А потом действительно началась активная подготовка к районной олимпиаде по математике. Полина оставалась с учительницей после уроков, дома занималась с Игорем. Десятки задач, примеров и такое новое чувство азарта и даже эйфории, когда решения приходили быстро. Полина стала физически ощущать их красоту и гармонию. Это был идеальный мир, который она создавала сама. Игорь часто заставлял находить новые решения, говорил, что предыдущие слишком громоздкие. Полина сначала обижалась, но поиски продолжала. Комкала исписанные листочки и швыряла прямо на пол. Отчим только посмеивался.

Вы читаете продолжение. Начало повести здесь

Ей часто снилась снежинка на ладони, поздний морозный вечер. Она стоит на автобусной остановке одна, напротив старый парк и арка дома. Самое удивительное зимой – это видеть, как свет фонаря выхватил для тебя чудо танцующих в бесконечности вселенной ее серебряных ледяных частичек. И вдруг в арке появляется ангел. Полина точно знала, что это он, только не могла его разглядеть почему-то:

– Ангел, ты здесь? Мне страшно, возьми меня за руку.

Он неизменно брал ее руку и подносил к глазам так близко, чтобы она могла разглядеть снежинку. Она начинала таять, неравномерно теряя чистоту своих линий и сложных узоров.

– Поправь ее, Полина! Быстрее!

– Но как?! У меня не получится!

– Значит ты еще не готова, Полина.

Она просыпалась. Было чувство, словно забыла что-то важное, что-то жизненно важное не увидела или потеряла, а, может, еще не нашла?

***

На районной олимпиаде Полина заняла второе место, уступив первенство школе с математическим уклоном, которую как раз и заканчивал Игорь. Учительница позвонила вечером и сообщила результаты.

Решили отпраздновать всей семьей и прокатиться на катере. Была поздняя теплая осень, последнее тепло и последние прогулки по реке. Полина каталась когда-то давно с классом. С собой взяли термос, мама заварила свой любимый чай с мятой и чабрецом, быстро нажарила гренок. Ехали в пустом троллейбусе до пристани. Из маминой сумки разносился запах дома и еще теплых золотистых гренок, ужасно хотелось есть, «терпи!» – Игорь смеялся. Катер был старый, краска на бортах облупилась. Его покачивали черные волны, звонко шлепая по днищу, вытесняя из своей стихии. Пассажиров было мало, уже не сезон. Поднялись на борт и заняли столик. Катер еще не отшвартовался. Вдруг сзади знакомый смех, такой знакомый, что Полине даже не надо было оборачиваться, но она все-таки повернулась. Отец. Он держал за руку высокую женщину, яркую, рыжую, красное пальто и вязаный длинный шарф, а рядом такая же рыжеволосая девочка, «наверное, ровесница», подумалось машинально.

Растерянные глаза отца и мгновенная реакция Полины – сбежать. Рванула на берег, задев плечом рыжую девочку. Потоки слез, скорость, ветер свистит в ушах, а в висках пульсирует «Детка!», торопливый стук маминых каблуков сзади и окрики Игоря. Испорченный вечер и появившийся в жизни новый вкус предательства.

***

И снова жизнь вплела новый виток в свой удивительный узор, где дом отца перестал быть для Полины ее домом. Дом – это родное, наполненное тобой и твоими мыслями пространство, твоими привычками и даже поступками. А если в коридоре висит красное пальто, а на полке змеей свисает длинный вязаный шарф, значит, в реку времени льются новые потоки, чужие… И пространство дома тоже становится чужим. Вот так. Окна настежь, дом отдает тепло и Полинины запахи, готовясь впитать неуловимый запах духов рыжей женщины и девочки.

Несколько недель после той встречи Полина отказывалась говорить с отцом по телефону или просто бросала трубку, если подходила сама. Мама уговаривала, объясняла, что отец не виноват, «просто жизнь сложна и многообразна», любимое ее выражение. Сложна и многообразна, а вот чтобы это принять, требуется сама жизнь. Парадокс, почти как лента Мебиуса – простейшая неориентируемая поверхность с краем. Ключевое слово – неориентируемая.

Полина сидела по выходным в центральной библиотеке города. На столе стопка книг, до нашествия интернета еще годы, а сейчас эра долгого, а потому настолько ценного поиска информации, поиска, сопровождающегося тихим шелестом страниц. Этот поиск живой, он имеет запах книг и предвкушения нового. Полина читала, как открыли ленту Мебиуса два немецких математика в далеком 1858 году – сам Мебиус, в честь которого ее и назвали, и Иоганн Листинг. Много всяких математических идей связано с ней, и даже писатели-фантасты упоминают ее.

Накануне зимних каникул Полина возвращалась домой из библиотеки. Темнело рано, было морозно, тихо шел снег, троллейбусная остановка пуста, выходной. Остановки тогда не объявляли. Полина еще плохо ориентировалась в городе. Это были ее первые самостоятельные выезды. Уткнулась носом в ледяное стекло. На нем узоры морозными кружевами скатертью стелются. Начала дышать, от ее дыхания зимняя ткань рвется, оставляя прогалины на окне, зато становятся видны фонари на проспекте, темные очертания домов и остановки. Не пропустить бы свою. Полина думала об отце. Понимала, что очень скучает, как не хватает ей совместных выходных, запаха его сигарет, смеха… а еще скучала по их общему дому.

От остановки до дома через несколько дворов в темноту лентой тянется заснеженная дорожка. Деревья черными ветвями держатся за провода. Желтыми квадратами светятся окна домов. Хруст снега под ногами и вдруг схватившее за горло чувство одиночества. Полина пустилась бегом. У своего подъезда – не поверила глазам, сердце застучало в горле то ли от быстрого бега, то ли от волнения. Она увидела отца. Он стоял почему-то без шапки и курил. Вдруг заметил ее и пошел навстречу. Несколько шагов, и она уткнулась носом в его куртку. Отец крепко обнял ее и поцеловал в макушку. Минуты принятия нового мира и новой реальности. Вдыхала такой родной запах прокуренной куртки, чувствовала тепло его дыхания… Договорились, что увидятся в следующую субботу на катке.

***

Следующие выходные выдались солнечными. Каток располагался рядом с домом отца. Каждую зиму, если погода позволяла, они катались вдвоем, хохотали. Потом шли есть в соседнюю столовую горячий борщ, а следом неизменно отец покупал эклеры и тархун, себе – кофе. «Поверь, это гораздо лучше колы!», – смеялся. От эклеров пахло ванилью и предвкушением Нового года.

Прошлогодние коньки немного давили. Отец взял ее за руку, и они поехали, медленно набирая скорость. От яркого солнца набегали слезы, и снег вокруг катка от этого еще ярче горел серебром. Лед постепенно заполнялся, хохот и свистящий звук коньков. Заливистый смех малышни и грация неуклюжих медвежат, вставших на коньки. Один из таких, вырвавшись из родительских рук, несся прямо на Полину с отцом. Она машинально выставила свободную руку вперед, но скорость, которую набрал малыш, оказалась достаточной для того, чтобы сбить с ног. Она упала, неловко вытянув вперед правую ногу. Отец тоже не удержался, успев схватить хохочущего малыша. К ним уже подоспела молодая женщина, извинилась и прямо за воротник куртки потащила ребенка. Полина попыталась подняться, но нога в правом коньке вдруг загорелась болью, закусила губу и повисла на отце. Тот потащил ее к бортику. Наступить на ногу не получалось.

– Полька, пойдем к нам! Татьяна – врач-педиатр. Посмотрит тебя. Заодно познакомишься, раз уж так вышло!

– Пап, не пойду я, даже не проси! Помоги переобуться и посади на автобус.

Когда стали снимать коньки, Полина взвыла. Боль стала управлять и подчинять. Она вцепилась в отца, молча кивнула. Он все понял и буквально потащил ее на себе к дому. Самое сложное оказалось подняться на второй этаж. Сердце стучало то ли от боли, то ли от волнения. Дверь открыла новая жена отца. Сквозь боль ярким лучом блеснуло впечатление первой встречи. По факту, конечно, второй, первая же была около катера, но та не считается…

Густые рыжие волосы собраны в высокий хвост, короткий домашний халат. Полину всегда завораживали распущенные длинные женские волосы, мечтала о таких. У нее было каре с пятого класса. Мама убедила, что ей идет. В глубине коридора из ее бывшей комнаты выглядывала рыжеволосая девочка. Она была явно выше Полины, а может, так издалека показалось. Память впопыхах за пару секунд сделала несколько снимков, навсегда они отпечатались в сознании.

– Полина, здравствуй! Проходи! Меня тетя Таня зовут, – внимательно посмотрела на отца и поджатую ногу Полины. – Андрей, что случилось?

– Тань, посмотри ее, кажется, ногу подвернули на катке.

– Аня, неси стул быстрее в коридор!

Усадили Полину. Мысль ревностной птицей коснулась крылом – обе мать и дочь были очень красивы и похожи между собой. Татьяна присела на корточки, осматривая ногу – «Полина, терпи». Нахмурилась, волосы из хвоста тяжелыми медными струями по плечам.

– Андрей, надо рентген сделать и как можно быстрее. Нога начинает отекать. Вызывай такси, и езжайте в травмпункт. Ань, принеси анальгин, на холодильнике аптечка.

И снова кольнуло, перебивая основную боль, как по-хозяйски распоряжается Татьяна, и быстро ориентируется в ее доме Аня. Пространство бывшего Полининого дома услужливо расступается перед новыми жильцами.

Такси приехало быстро. Рентген, осмотр хирурга, а потом операция. Оказался сложный перелом, и бесконечно тянущийся месяц в областной детской больнице.

В палате ровесников не было, Полина и еще две мамы с малышами. Монотонный больничный быт. Дни похожи между собой, словно капли дождя. Кажется, что никогда из них не вырваться.

Впервые появилось острое чувство времени. Минуты могут быть длинными и короткими. Могут медленно стекать, как на той картине Дали, правда, там часы, изменив форму, словно плавились в пространстве. Значит, мы сами управляем его длительностью.

Полинины дни в этот месяц наполнялись чтением, запахом мандаринов, ожиданием визитов мамы и Игоря, и снова ожиданием. Игорь часто оставался до позднего вечера. Приносил новые задачники, снова решали, спорили. Маме звонила учительница математики, говорила, что Полина, как победитель районной олимпиады должна начинать готовиться к областной. Несколько раз навещал отец. А однажды после дневного сна в палату постучали. Дверь приоткрылась – Татьяна. Полина смутилась, бросило в краску.

– Полина, папа уехал в командировку! Просил меня навестить. Ты не против?

– Конечно! Садитесь, – вдруг захотелось ей угодить и от этого появилось странное чувство, что кругом все видят эту фальшь и вранье. А остановиться Полина уже не может. Начала оживленно рассказывать про подготовку к олимпиаде, показывала учебники. Татьяна внимательно слушала и улыбалась. Полина точно знала, что и она фальшивит. Вдруг та начала рыться в сумочке и достала оттуда флакон с духами, правда без коробки.

– Вот, возьми, это французские. Ты уже взрослая девочка, думаю, оценишь.

Полина смутилась еще больше. Когда Татьяна ушла, она брызнула немного на футболку, запах был удушливый и сладкий. Мамочки потом ругались и долго проветривали палату.

На следующий день пришла мама и забрала духи: «Странный подарок!».

***

С этого цветочного, удушливого, кем-то придуманного искусственного запаха начались странные отношения Полины и Татьяны. После выписки из больницы она вдруг снова по выходным стала ездить к отцу, каждый раз будто преодолевая себя. Отец радовался. Мама была не против.

А Полина играла в непонятную для себя игру, словно кто-то управлял ею, какой-то небесный кукловод. Спрятался за тучи, его не видно и нитей не видно, только силу их натяжения чувствуешь. Дергает тебя, поворачивает в разные стороны, и ты не можешь объяснить, что там наверху происходит. Но только это точно не ты, не твой голос звучит, а чей-то фальшивый, напоминающий голос Полины. Однажды, собирая вечером вещи в рюкзак для выходных, услышала разговор Игоря и мамы. Дверь на кухне была приоткрыта, монотонно гудел холодильник, голоса приглушенные:

– Надя, я не понимаю, зачем она ходит туда? С твоей подачи или Андрея, объясни? Я же вижу, ей тяжело!

– Господи, Игорь! Не выдумывай! Разве ее кто-то заставлял? Сама попросилась после больницы, ты же помнишь. Сколько можно по улицам таскаться по выходным? Ничего в этом нет особенного, многие так живут и нормально общаются.

– Это ты не понимаешь! Я вижу, что она страдает, только сама себя понять не может. Она сложный человек, Надя. А тут еще подростковый период.

– Ничего. Пусть Татьяна привыкает, что это и Полины дом тоже. К тому же отец Андрея в конце жизни просил меня, чтобы Полина могла пользоваться его библиотекой, когда ей исполнится семнадцать. У него было много странностей, конечно, тем не менее…

– Боже мой! О чем ты думаешь? Татьяна, библиотека! Да на Польке лица нет, когда она туда отправляется.

– Игорь, давай закроем эту тему.

***

А дома у отца снова маска, улыбка, общее чаепитие. Аня держалась отстраненно, старалась быстро уйти, говорила, что гулять. Возвращалась поздно, спали в разных комнатах. Полине стелили в кабинете деда. Книжные полки вдоль стен от пола и до потолка. Один книжный шкаф закрыт на ключ, дедов рабочий стол, темно-коричневый, покрытый лаком с прожилками срезанного дерева. Полина любила садиться за этот стол и медленно проводить по нему ладонью. Они обменивались, рука отдавала тепло и забирала холод и одиночество гладкой поверхности.

Чай пили долго. Отец делился новостями с работы, шутил. Потом забирал свою кружку и уходил в зал. Полина почему-то стеснялась выйти из-за стола. Начинала рассказывать про школу, книги, которые читала, все подряд, будто пытаясь удержать внимание Татьяны. Та внимательно слушала и улыбалась. Только улыбка ее была отражением Полининой фальши. Затянуло их болотом собственной неискренности. Вот такая песня получилась – в будние дни куплет, а по выходным припев. И снова, и снова, несколько месяцев подряд одно и то же звучание. Только иногда вдруг пробивался свой чистый и настоящий голос, когда весной усиленно начала готовиться к областной олимпиаде и забывала обо всем, лишь красота решений и их непрерывный поиск.

Продолжение здесь

Начало повести здесь

Tags: Проза Project: Moloko Author: Сирота Екатерина

Книга автора (с другими произведениями, опубликованными на нашем канале) здесь