Продолжение жизненной истории режиссёра, актёра и писателя Вуди Аллена. Предыдущая часть здесь:
Денди с Манхэттена
Совместная жизнь Вуди и Китон – это не звездная love story, а закрытый колледж взаимосовершенствования. Аллен жил работой и втянул и ее в этот омут, хотя порой его раздражало то чрезмерное усердие, с которым она несла свою функцию жены-сотрудницы. Аллен жил в ритме большого города; друзей поражала его живучесть, его способность быть человеком-оркестром.
Китон научила его смотреть на мир в замедленной съемке, находить особую красоту в лицах старых людей, дорожить чувствами влюбленной женщины. Аллен же гордился, что превратил Дайану в Женщину. В одном из интервью он сказал, что до встречи с ним она была «неповоротливым жвачным животным».
Однажды Китон случилось пережить пренеприятный инцидент. Поклонники пришли поздравить Аллена с днем рождения в его гримерную на Бродвее. Тронутый до слез Вуди решил отблагодарить одну миловидную фанатку, подарив ей томик стихов – подарок Дайаны. Девушка опешила, увидав сделанное рукой Китон любовное посвящение. «Берите, не стесняйтесь», -- приободрил ее Вуди. Дайана молча наблюдала всю сцену. Она умела держать себя в руках.
Аллен ликовал, когда ему удалось свергнуть Китон с пуританского пъедестала: но то была недолгая радость спортсмена-рыболова. Если женщина уступала, покорялась, Вуди быстро терял к ней интерес.
Отношения Вуди и Китон – только одна грань сложного и непонятного Вуди Аллена. Аллен конца 60-х – законченный тип манхэттенского денди. Он усвоил более доверительный, более светский, более благостный тон общения.
Давая интервью, он делает коньком свое пресловутое невезение на личном фронте, говоря о нем так остроумно, с таким обаянием, что окружающие просто не в силах поверить, будто в данный момент Вуди ни с кем не спит. Он прикидывается затворником и, как пресыщенный гений, опускает очи долу, когда фаны осаждают его жилище.
Его кинотипаж претерпевает ту же метаморфозу: это уже не блаженный растяпа с покатыми плечами, а интеллектуал и соблазнитель.
Одевается Вуди соответственно: с нарочитой небрежностью, но очень дорого, -- мешковатые брюки, кашемировые свитера, мягкие шляпы, «жеваные» плащи... Речь его щедро сдобрена цитатами из Канта, Кьеркегора, его любимого Гоголя и «Госпожи Бовари». На него уповает интеллигенция. Среда обитания Аллена – это Манхэттен, населенный белокожими англо-саксонскими протестантами, уделяющими немалое внимание своему духовному развитию. И герои Аллена словно сошли со страниц New-Yorker`а: это академики, телевизионщики, частнопрактикующие врачи, архитекторы-дизайнеры и журналисты литературных еженедельников, вечно пребывающие в процессе самосовершенствования.
Вдохновение в смерти и ceксе
Несмотря на запрет, наложенный на показ его фильмов в ЮАР, несмотря на его пародии в адрес Киссинджера и президента Никсона, Вуди упрямо отказывается считать себя политически ангажированным. Его больше волнует отсутствие моральной опоры у конкретного человека. Политика для него – не больше чем дурман, наркотик: напичканные политикой женщины возбуждают и одновременно отталкивают алленовских героев.
Вуди верует в смерть и в... ceкс. В 60-е годы, когда в большую моду вошли всевозможные пособия на темы «как правильно жить, питаться и заниматься любовью», Вуди снимает цикл новелл-моралите по мотивам бестселлера Роубена «Все, что вы хотели знать о ceксе, но не решались спросить». В этой «ceксплуатации», как Вуди назвал свое детище, есть история женщины, которая достигает opгaзма, только прилюдно занимаясь любовью. В другой новелле самка богомола пожирает Вуди-самца после спаривания, а Вуди-энтомолог подглядывает за актом в микроскоп. Наконец, неистощимый на выдумки Аллен являет себя миру в образе... спepмы.
Герой его следующей картины – заснувший 200-летним анабиотическим сном владелец ресторана здорового питания Майлс – одержим ceксyaльной символикой; в кадре «мacтypбирует» самоиграющая виолончель, и «эpeктивно» подмигивает электрическая лампочка.
Эмоциональная линия жизни по Аллену проходит через замкнутый лабиринт. В Interiors, где детально воспроизводятся члены семьи Луизы Лессер, особенно ее мать-самоубийца, затворники жаждут признания, любoвники завидуют семейным, гении никак не обретут покой, платоники грезят физическим сближением с объектом желания.
И «Манхэттен», эта ставшая культовой сага о городе и его архетипичных обитателях, также проникнута чувствами потерянности, ненужности и одиночества.
Окончание ЗДЕСЬ, подпишись на наш канал и читай:
Катерина Смирнова (с) "Лилит"