Найти тему

Алисино счастье (часть 54)

После похорон, оглядевшись вокруг, Григорьев увидел, что родительский дом сильно обветшал за все эти годы. Обесцветились наличники на окнах, краска со стен осыпалась. Металлические полотна на крыше покрылись мхом, особенно зеленели они с северной стороны. Штакетник на ограде рассыпался. В некоторых местах в труху и теперь выглядел неприглядно, как беззубый рот.

Он был рад подвернувшейся работе, занимаясь делом, отвлекался от тяжёлых мыслей.

Данное матери обещание на смертном одре, обязывало его, сдержать своё слово. Но то, что этот человек своим низменным поступком искалечил жизнь его любимой девушке, забыть и простить он не сможет…

Проезжая по улицам села, он внимательно всматривался в лицо каждого мужчины, попадавшегося ему на пути.

Он точно не знал, что произойдёт, но злость и ненависть возрастала в его душе с каждым днём. Ждал, нужно справить девятый день маминой кончины.

Закупив краску в районном центре, он возвращался домой по главной улице села. Возле здания почты увидел группу мужчин, что-то оживлённо обсуждающих. Он сразу же узнал человека, который нанёс непростительную обиду Алисе, который так изменил и его жизнь.

Мимо проехать он не смог. Остановил машину, шёл, сжав кулаки к намеченной цели.

Антон за эти годы изменился. Заматерел, расширился в плечах, хотя не обрюзг. В волосах появилась седина. Неизменной осталась улыбка, показывающая превосходство над остальными.

– О! Женька! – воскликнул один из мужчин, подав руку для рукопожатия. – Женька, здорово!

Тот не глядя на человека, с силой пожал протянутую руку, не сводя взгляда с Соколова, не увидел, как лицо мужчины исказилось от боли.

В следующий миг, занесённый мощный кулак встретился с лицом Антона. От этого удара он перелетел через клумбу и упал за несколько метров от того места, где только что стоял. Лежал навзничь, стонал от боли. А Григорьев уже верхом сидел на его животе, взглянув в глаза, кромке животного страха за свою жизнь не увидел ничего. Проскочила мысль, что Алиса пожертвовала своей любовью и счастьем… Занесённый кулак для смертельного удара, отклонился чуть в сторону и вошёл рядом с головой Антона в твёрдую утоптанную землю по самую щиколотку.

– Живи, мразь! – прохрипел Женька. Поднялся и не глядя ни на кого, пошёл к своей машине.

Мужики, ничего не понимая, бросились на помощь односельчанину. Тот лежал на спине, лицо было в крови, челюсть съехала в сторону.

Один из них вызвался довезти пострадавшего до районной поликлиники, а остальные присели на корточки, разглядывая вмятину, оставленную кулаком Григорьева.

– Вот это силища! – с восторгом в голосе произнёс самый молодой сельчанин.

– Дааа! – отозвался другой. – Если бы захотел, то череп бы ему расколол, как надтреснутую яичную скорлупу.

– За что он его так отделал? – спросил самый молодой.

– Помнится мне, что Женька дружил с Алисой, а потом вдруг неожиданно для всех она стала женой Антона, – задумчиво ответил третий.

– Это сколько же лет-то прошло? – спросил самый молодой.

– Много! – отозвался третий, примеряя вмятину на свой кулак, удивлённо ощупывая землю, которая вряд ли была мягче асфальта. – Не зря говорят, что первая любовь ржавчиной не покрывается…

– Первая любовь не ржавеет! – рассмеялся младший, поправляя высказывание мужчины.

– Какая разница! Смысл-то тот же!

– Вы думаете, Антон не заявит на него? – озабоченно спросил до этого молчавший мужчина.

– Антон? Антон не простит! – усмехнувшись, уверенно произнёс младший.

Стоя на крыше дома, Григорьев любовался красотой родного края. Хотя он помнил каждый уголок этой земли, но за столько лет его отсутствия (он приезжал сюда всего несколько раз за почти двадцать лет, да и гостил у матери каждый приезд всего несколько дней) здесь многое изменилось. Село стало зеленее, из-за того, что многочисленные заброшенные дома зарастали со всех сторон клёнами. Видневшаяся в дали свиноферма, даже на большом расстоянии являла собой жуткое зрелище. Окна зияли проёмами, крыша в нескольких местах провалилась, а стены начали осыпаться или их разбирали сельчане для собственных нужд. Всё это портило впечатление, но всё же… Если не видеть этого! Земля была прекрасна! Русло реки некогда ещё издали манившая своей прозрачной сверкающей на Солнце гладью воды, заросло кустарником от начала и до конца, куда хватало взора. Пологие холмы, ранее вспахивались от основания до самой вершины, теперь радовали взор пёстрым цветением разнотравья. Ему казалось, что он чувствует аромат тех цветов, которые разрослись ковром по всем холмам. С другой стороны от села виднелись бескрайние поля, разрезанные оврагами, которые также заросли кустарниками, и речушки, спрятанные на дне каждого из них, превращали их русла в заболоченные, заросшие камышом и осокой, порой в непроходимые места.

Ему оставалось покрасить пару метров на двух полотнах. Взял кисть из банки с краской, бросил взгляд на дорогу, прятавшуюся за деревьями растущими стеной вдоль неё.

Однако, он увидел милицейскую машину, съезжающую с трассы на их улицу.

Он ожидал этого, усмехнулся и торопливо начал доделывать свою работу.

Ему оставалось совсем немного, когда он услышал голос, поднявшегося к нему милиционера:

– Гражданин Григорьев?

– Так точно! – бодро отозвался он, разгибая спину. Он увидел сержанта вооружённого автоматом, который тот держал наготове, направленный на него. Мужчину это рассмешило, но он не показал этого, боясь обидеть человека находящегося при исполнении. – Позвольте до красить. Совсем чуть – чуть осталось.

– Ладно. Докрашивай. Я подожду.

Они спустились вниз. Евгений увидел, рядом с машиной ещё одного милиционера, так же вооружённого, но только автомат свой тот держал у себя за спиной. За рулём сидел водитель.

– Вы, что же меня в наручниках повезёте? – всё же усмехнувшись, спросил Григорьев, спрыгивая с лестницы, не спустившись по нескольким ступенькам, легко приземляясь на сочную траву.

– Думаю, в этом нет необходимости, – ответил сержант, при этом висевший на ремне автомат, забросил себе за спину. Посмотрел на запястья Григорьева, понял, что на них вряд ли застегнутся наручники.

– Послушайте! Я такой борщ наваристый сварил. Теперь, что же пропадать ему? Может, съедим? – спокойно произнёс мужчина, поочерёдно глядя на милиционеров.

Те переглянулись и тот, который был с ним на крыше, ответил:

–Чего добру пропадать! Мы, я думаю, не можем этого допустить, – дружелюбно улыбнулся, глядя в глаза задерживаемого.

Все четверо вошли в дом.

– Располагайтесь. Руки можно помыть здесь, –пригласил хозяин гостей в кухню. – Прошу к столу.

Сам тщательно намыв руки, принёс кастрюлю внушительного размера, поставил на стол, затем на столе появились глубокие тарелки для первых блюд и ложки, хлеб и большой пучок сочной зелени.

– Вы хозяйничайте, не стесняйтесь, – обыденным голосом сказал Евгений.

Сержант взялся за половник и, вдыхая аромат, произнёс: «Да! Борщ получился отменным!»

Не успели мужчины отобедать, на пороге появилась запыхавшаяся, взволнованная соседка Рая.

– Женя! Женечка! – воскликнул она, глядя на милиционеров, затем перевела глаза на хозяина дома.

По взгляду женщины Григорьев понял, что она уже в курсе случившегося и село активно обсуждает его поступок.

– Женя, ты же обещал Полине Алексеевне! – воскликнула она, смахивая с глаз слёзы.

Мужчина подошёл к ней (соседка была старше его всего на пару лет), положил руки на плечи, заглянул в глаза, грустно улыбнулся.

– Подслушивать нехорошо, – тихо сказал он. – Ты всё знаешь? – понял, что он прав, увидев смущение в её взгляде. – Как ты думаешь?.. Как я должен был поступить? Пусть благодарит Бога, что остался жить и маму… и … я думаю, что, то о чём ты услышала, никто не узнает.

Он слегка встряхнул женщину за плечи и уже другим голосом произнёс:

– Рая, вот что я думаю – не стоит тебе с детишками мучиться в тесноте! Перебирайтесь в наш дом. Он теплее и просторнее, запас дров и угля большой. Хватит на несколько лет...

– Что ты! Что ты, Женя! Нет! Нет! – удивлённо воскликнула женщина, отпрянув от Евгения.

– Не спорь! Дом будет стоять годами пустой! Если я и буду иногда приезжать, то проведу время в вашем доме, – он говорил, а в его взгляде Раиса видела не проходящую грусть. – Мама, я точно знаю, была бы рада этому…

Григорьев замолчал, заново переживая невосполнимую утрату. Затем стряхнул с себя задумчивость и продолжил:

– Вещи мамины разбери. Какие-то оставь себе, какие-то раздай её подругам, а ненужные сожги.

Зазвонил его телефон. Он посмотрел на милиционеров, по-прежнему сидящих за столом и с удовольствием уплетающих борщ.

– Я отвечу? – спросил мужчина, глядя на старшего милиционера, тот кивнул.

Вообще в поведении хозяина чувствовалось, что он с большим уважением относится к неожиданным гостям и вместе с тем с какой-то то ли иронией, то ли ещё с чем-то. Но так, что бы эта ирония не ущемляла самолюбия милиционеров.

– «Батя!» Здравия желаю! – загремел его голос из соседней комнаты. – Спасибо! Спасибо за соболезнование! Я держусь… – продолжил он после короткого молчания уже совершенно другим голосом. – Тяжело близких хоронить! Особенно матерей! Да, чувствую свою вину! Надо было внимательнее быть… Что теперь об этом! Слушаю! Да! Когда? Через неделю? К сожалению, через неделю я вряд ли смогу… Есть доложить всё, как есть! – в последней фразе сказанной Женькой, чувствовалось, что он улыбается. – Я тут одному подонку физиономию подпортил… Хотелось мне его… серьёзно наказать, но в последний момент передумал. Маме обещал… Так, что ребята из районного отдела ждут меня. Всё, что мне причитается за это, приму, как должное. Нет! Извиняться и примиряться не буду! И встречаться не буду! Пусть держится от меня подальше! Иначе…! Есть, доложить при личной встрече! Понял! Понял! Виноват!

Теперь Григорьев стоял вытянувшись, как будто он разговаривал с генералом не по телефону, а тот стоял перед ним. – Так точно! – чётко произнёс он.

Он не видел, как сидевшие за столом милиционеры, слушая разговор, переглядывались и с удивлением понимали, что попали они в какую-то интересную ситуацию.

– Слушаюсь! Есть! Прибуду ближайшее время!

Разговор прекратился. Хозяин дома появился возле стола.

– Извините...

Как ни в чём не бывало сел на своё место, налил в свою тарелку ещё борща до самых краёв и ни на кого не глядя, начал с удовольствием есть. Насытившись, обратился к милиционерам:

– Вы позволите мне сходить в баню? После работы хотелось бы ополоснуться. Можете поставить охрану возле неё.

– Сходите. Я пригляжу, что бы вам никто не помешал, – сказал сержант, улыбнувшись.

Вернувшись, Григорьев начал собирать в сумку немногочисленные свои пожитки. Он знал, что здесь он долго не задержится и скорее всего сегодня же отправится в дорогу.

Подошёл к сидевшей на диване соседке, продолжавшей вытирать мокрые глаза, достал кошелёк, извлёк из него все купюры и положил на край стола.

– Рая, у меня немного осталось…

– Женя, ты не волнуйся! Я всё сделаю, как положено! – встрепенулась женщина, поднялась с дивана. – И поминки справлю, и в церкви… и за могилкой…

Но слёзы продолжали течь.

– Ты деньги убери, пригодятся они тебе.

– За меня не волнуйтесь! Я пришлю вам ещё! Ребят к школе оденете! Мне собственно много-то не нужно… Значит так! Вы перебираетесь в этот дом и живёте спокойно и по возможности счастливо… Обещайте! Не слышу!

– Обещаю! – отозвалась Раиса, смущённо сказала, глядя в глаза соседа. – Спасибо, Женя! Дом – то наш и впрямь холодный. Ребятишки постоянно простужаются…

– Вот и живите! Пользуйтесь всем, что есть в доме.

– Женя, а как же?.. – спросила женщина, многозначительно глядя на милиционеров.

– Поеду до райцентра с солидной охраной, – пошутил он. – Ты не волнуйся! У меня всё будет хорошо!

– Позвони мне, пожалуйста!

– Непременно! Так! Вещи я собрал. Инструменты убрал. Распоряжения вам отдал! Кажется всё. Давайте прощаться. Думаю, товарищи, позволят мне ненадолго на кладбище заехать?

– Позволят, конечно! Что они нелюди что ли! У них у всех родители есть! – эмоционально произнесла соседка.

– Если ненадолго. Отчего же. Заедем, – произнёс сержант.

Григорьев снял рубашку, в которой пришёл из бани, чтобы поменять на ту в которой намеревался отправиться в дорогу.

Милиционеры с восхищением смотрели на обнажённый торс мужчины. Такого тела они ещё не видели. Только если на иллюстрациях в журналах, да в кино у культовых актёров. Они обратили внимание на многочисленные шрамы, изобиловавшие на его теле.

– Я готов. Можем отправляться, – сказал Григорьев, нарушая установившуюся тишину…

Начало: