Кирилл Шевченко
http://naukaverakuljtura.com/положение-подкарпатской-руси-и-русин/
С первых месяцев установления чехословацкого контроля над населенной русинами областью к югу от Карпат как рядовые жители, так и местные политики активно демонстрировали свои культурно-языковые предпочтения и цивилизационную ориентацию. Уже весной 1919 г. многочисленные представители карпато-русской общественности в своих обращениях к пражскому правительству подчёркивали своё стремление «быть членами чехословацко-русской республики, но при этом в культурном отношении оставаться русскими, поскольку мы происходим от одного великого русского народа»[1]. В меморандуме депутации крестьянского сословия Подкарпатской Руси, направленном президенту Масарику 10 февраля 1920 г., подчеркивалось, что «наш русский народ жил у подножия Карпат… русской культурой, поддерживаемый непоколебимой верой в лучшее будущее, ожидаемое им с Востока, от его брата, Русского великана… Наш народ не переставал надеяться, что рано или поздно он непременно должен слиться хотя бы только культурно со своим могучим братом, родным ему по языку и вере»[2]. Примечательно, что взгляд на восточное славянство как на единый социокультурный и цивилизационный организм, составными частями которого являются и Россия, и Украина, и карпатские русины, характерен и для представителей более поздних поколений русинской интеллектуальной элиты. «На протяжении столетий население этого края обращало свои взоры на восток, туда, где за Карпатскими горами жили их кровные братья, мечтая воссоединиться с ними, – писал в одной из своих последних работ известный историк-славист, уроженец Закарпатья А. Пушкаш. – Передовые слои населения края, немногочисленные представители местной интеллигенции прекрасно осознавали, что за Карпатским хребтом живут «свои», регулярно посещали основные культурные центры России и Украины, стремясь обеспечить себе всестороннюю поддержку со стороны Москвы и Киева в борьбе за воссоединение с братьями – восточными славянами»[3].
Широкое распространение подобных настроений в 1919 г. находило свое подтверждение и в некоторых отзывах о положении в регионе находившихся там чешских чиновников и военнослужащих. В своем пространном донесении в министерство обороны ЧСР 7 октября 1919 г., позже переданном в канцелярию президента республики, подпоручик-легионер 66-го пехотного полка Шимон Палайда отмечал, что карпато-русская общественность в Карпатской Руси разделена на две основные партии, которые он именовал «русской» и «русинско-мадьяронской, примыкающей к украинцам». «Русскую партию» Палайда характеризовал как «партию простого народа», прежде всего крестьян[4]. По словам чешского офицера, «русский крестьянин в Карпатской Руси всегда стремился к русской книге и к русской культуре, что лучше всего доказывает Мармарошский процесс… Крестьяне тайно посещали Россию, чтобы познать там свой братский народ и свою веру, которая преследовалась во времена мадьярского господства. Принципиальная позиция бывшего венгерского правительства заключалась в том, чтобы полностью мадьяризировать карпаторусский народ, что ей частично удалось, особенно по отношению к интеллигенции»[5].
Противоположную партию так называемых «русинов-мадьяронов» Палайда характеризовал как партию мадьяризированной части карпато-русской интеллигенции и греко-католических священников, значительное число которых являлось убежденными мадьяронами. По наблюдениям подпоручика Палайды, греко-католические священники между собой предпочитают говорить исключительно по-венгерски, считая карпато-русский язык «языком необразованного и неинтеллигентного простонародья»[6]. В своих донесениях в Прагу Палайда высказывал мысль о том, что чехословацкое правительство должно безоговорочно поддержать именно «русскую партию», поскольку, по его мнению, в случае поддержки «русинско-мадьяронской» партии местное карпато-русское крестьянство может «потерять доверие к чехословацким властям»[7].
Приведя ряд конкретных примеров небезуспешной венгерской пропаганды в регионе и саботажа со стороны местных венгерских чиновников, Палайда указывал на беспокойство в карпато-русском обществе в связи с возвращением в Подкарпатскую Русь известного мадьярона греко-католического епископа И. Новака, получившего разрешение чехословацких властей на приезд в Чехословакию. По мнению чешского офицера, «епископ Новак, будучи мадьяроном, был и останется врагом карпато-русского народа и духовенства. Такие действия, как допуск епископа Новака и оставление мадьярских и мадьяронских чиновников на их должностях облегчают работу мадьярам… и поддерживают венгерскую агитацию в Карпатской Руси»[8]. Палайда настоятельно рекомендовал Праге назначать на административные должности в Карпатской Руси представителей «русской партии» либо из данного региона, либо из соседней Галиции, а также тех чешских чиновников, которые знают русский язык, поскольку, по его мнению, без знания языка трудно было рассчитывать на доверие со стороны местного населения.
Несколько иную картину положения в Подкарпатской Руси осенью 1919 г. нарисовал в своем пространном отчете секретарь министерства почт и телеграфа ЧСР доктор Отокар Ружичка, представивший свой доклад руководству министерства 12 ноября 1919 г. В самом начале своего доклада Ружичка, посетивший Подкарпатье в самом начале ноября, констатировал крайнюю сложность положения и нарастающий хаос в подкарпатском регионе, подчеркнув острую необходимость проведения здесь четко выверенной политики, без которой, по его мнению, угроза потери Карпатской Руси для Праги была совершенно реальной перспективой. В отличие от подпоручика Палайды, явно симпатизировавшего местной «русской партии» и призывавшего Прагу делать ставку на местных русофилов, бдительный Ружичка отмечал, что, по его наблюдениям, именно деятели «русского направления» более склонны к провенгерской деятельности. По словам чешского чиновника из Праги, «у представителей великорусского направления мы обнаружим весьма мало любви и преданности к чехословацкой республике… Они проявляют свою преданность лишь внешне, но их агитация в народе и их собрания убеждают нас в обратном»[9].
По мнению Ружички, именно «местное направление», к которому он относил Волошина и Жатковича, «в наибольшей степени соответствует интересам нашей республики; общегосударственные интересы полностью говорят в пользу местного направления»[10]. При этом, как специально подчеркивал пражский чиновник, «украинское направление было бы для нашей республики также нездоровым»[11]. Ружичка обращал особое внимание на различные языковые предпочтения противостоящих друг другу группировок среди карпато-русской интеллигенции. «Если великорусское направление использует великорусский литературный язык, ‒ отмечал Ружичка, ‒ то местное направление в языковом вопросе придерживается компромисса, используя малорусский язык, т.е. местное наречие, с великорусским правописанием»[12]. Ссылаясь на опыт своих личных контактов с местным населением, секретарь чехословацкого министерства почт и телеграфа делал отнюдь небесспорное, но при этом категоричное заключение о том, что местный русин «на практике» значительно лучше понимает чешский, а не русский литературный язык. Любопытно, что рекомендуемый Ружичкой в качестве представителя «местного направления» лидер американских русинов Жаткович был скорее негативно охарактеризован подпоручиком Палайдой в его донесении в министерство обороны ЧСР от 7 октября 1919 г. По словам Палайды, «личность доктора Жатковича вплоть до переворота была совершенно незнакома в Карпатской Руси… На первом собрании в Ужгороде он говорил на словацко-русинском наречии, как говорят в Шарише и в Земплине… Уже на первом собрании раздавались голоса, недовольные тем, что он не говорит по-русски…»[13].
Еще более критические отзывы о представителях «русского направления» в Карпатской Руси содержались в отчетах инженера Яромира Нечаса, активиста чешской социал-демократической партии и известного политического публициста, некоторое время работавшего в аппарате первого губернатора Подкарпатской Руси Г. Жатковича.
В своих пространных донесениях в канцелярию президента республики в Прагу Я. Нечас резко раскритиковал представителей «русского направления» в Карпатской Руси за то, что он воспринимал как «насильственное навязывание русского литературного языка населению» и отрыв от этноязыковых реалий карпатского региона. Жёсткой критике Нечаса «за чрезмерную русофилию» подверглись и некоторые высокопоставленные чешские чиновники в Подкарпатской Руси. «Нынешнее региональное правительство в Ужгороде вводит на всей территории Русинии чужой, непонятный населению великорусский язык, ‒ утверждал Нечас в своем отчете в Прагу, датированном 2 ноября 1919 г. – Тем самым усложняется и без того запутанный языковой вопрос и возбуждается негативная реакция подкарпатских русинов. Правительственные газеты «Русская земля» и «Русское слово» народ не понимает. По-великорусски понимают и говорят лишь те чиновники из Галиции и Буковины, которых наше правительство взяло на службу»[14].
В своем очередном донесении в канцелярию президента республики 20 ноября 1919 г. Нечас обрушился с резкими нападками на главу чехословацкой гражданской администрации в Подкарпатской Руси доктора Брейху, который, по словам Нечаса, «проводит партийную политику, окружил себя камарильей старорусов из Галиции и Буковины и без колебаний выступил против представителей местного русинского направления»[15]. Обвиняя местных карпато-русских политиков русской ориентации в том, что их политическая программа является «реакционной, шовинистической и нетерпимой к другим», Нечас призывал официальную Прагу полностью поддержать «местное направление, которое соответствует мышлению и настроениям интеллигенции». Помимо этого, Нечас настоятельно рекомендовал проводить политику «благожелательного нейтралитета» в отношении украинцев, «предоставив карпатским русинам возможность естественного развития» и «воздержавшись от введения в Подкарпатской Руси русского языка в школы и в административные органы»[16].
Нельзя не обратить внимание на то примечательное обстоятельство, что несколько ранее Нечаса, 9 октября 1919 г. письмо аналогичного содержания непосредственно президенту Масарику направил один из ведущих русинских политиков Подкарпатской Руси греко-католический священник А. Волошин, перешедший к этому времени в стан украинофилов. В своем письме Масарику от 9 октября 1919 г. Волошин резко критиковал «москвофильскую» часть местной интеллигенции за навязывание русского литературного языка местному населению, призывал «освободить от непрошенных гостей-москвофилов», называя конкретные имена, а также упрекал главу чешской администрации Подкарпатья доктора Брейху за покровительство «москвофилам»[17]. В заключение Волошин делал далекоидущий вывод об опасности «москвофильской агитации» не только «для нашего народа, но и для всей республики»[18]. Согласованность по времени и сходство аргументов, использовавшихся в донесениях Нечаса и в письме Волошина, позволяют предположить, что имела место скоординированная акция Я. Нечаса, А. Волошина и их единомышленников с целью повлиять на чехословацкую политику в подкарпатском регионе. Как показало развитие событий, данная акция оказалась успешной. О связях Я. Нечаса с А. Волошиным и с лидерами украинского движения, в частности, с К. Левицким, упоминал в одном из своих донесений в министерство обороны ЧСР в ноябре 1919 г. подпоручик Ш. Палайда[19].
В дальнейшем политика Праги в отношении Подкарпатской Руси в большей степени ориентировалась именно на рекомендации Я. Нечаса, который, сделав успешную политическую карьеру, в 1920-е годы работал в канцелярии президента республики, курируя там вопросы, связанные с Подкарпатской Русью и оказывая серьезное влияние на практическую политику чехословацких властей в данном регионе. Это обстоятельство в значительной степени объясняет курс официальной Праги на «мягкую украинизацию» русинов Подкарпатья в 1920-е годы, что наиболее рельефно проявилось в области культуры и образования. Данный курс, вопреки многочисленным протестам местной русофильской интеллигенции, проводился чехословацкой администрацией вплоть до конца 1930-х годов, значительно усилив в итоге позиции сторонников украинского движения в подкарпатском регионе.
По обоснованному мнению А. Пушкаша, важной причиной поддержки Прагой украинского направления в Подкарпатской Руси стало поражение на муниципальных выборах в Чехословакии в июне 1919 г. Национально-демократической партии, после чего её лидер К. Крамарж покинул пост главы правительства ЧСР. «Этим в Подкарпатье потеряли официальную поддержку Праги сторонники русофильского направления, – констатирует А. Пушкаш. – В чешской печати публиковались статьи и выходили брошюры, подчёркивавшие, что у чехов только одно дружеское им течение – украинское, поэтому на него и нужно опираться…»[20]. Практическим проявлением проукраинской позиции чешской администрации в 1920-е годы стала всемерная поддержка украинских активистов в сфере образования. По словам А. Пушкаша, глава школьного управления Подкарпатской Руси чех Й. Пешек уже в начале 1920 г. пригласил в Ужгород из Галиции украинского лингвиста И. Панькевича, который подготовил грамматику, призванную обеспечить «переход закарпатских диалектов к литературному украинскому языку»[21].
Весьма оживленные контакты с представителями украинского движения в межвоенный период официальная Прага поддерживала не только в культурно-образовательной области, но и в сфере деятельности спецслужб. По воспоминаниям хорошо информированного советского разведчика П.А. Судоплатова, активно работавшего с лидерами украинского националистического движения в Европе, включая Е. Коновальца, «в Чехословакии ОУН имела мощную поддержку со стороны властей. У президента Бенеша были с Коновальцем отношения еще со времен Первой мировой войны. Однако, когда ОУН «вышла из-под контроля» властей и осуществила убийство Перацкого,[22] эти отношения ухудшились»[23]. Обращая внимание на явную политическую разнородность государств, лидеры которых по тем или иным причинам сотрудничали с украинскими националистами, Судоплатов констатировал, что поддержку украинскому националистическому движению «оказывали Гитлер в Германии, Бенеш в Чехословакии и федеральный канцлер Австрии Дольфус»[24]. Более того, по авторитетному свидетельству П.А. Судоплатова, украинский боевик Мацейко, убивший в июне 1934 г. министра внутренних дел Польши Б. Перацкого, бежал через Карпаты в Чехословакию, поскольку «его подружка, украинская террористка Чемеринская, организовала его побег в Чехословакию, использовав свои связи в чешской полиции»[25].
Однако в долговременной перспективе заигрывание с украинским направлением в регионе оказалось для Праги контрпродуктивным. Практически неизвестное к 1919 г. украинское движение в Подкарпатской Руси постепенно усилилось, пустило корни и, завязав контакты со спецслужбами Германии после установления там нацистской диктатуры, внесло свою немалую лепту в дестабилизацию положения в Чехословакии в трагические для республики 1938‒1939 гг.
Впрочем, в то время как чешские чиновники внимательно изучали крайне сложное положение в Карпатской Руси, пытаясь определить вектор оптимальной для Праги политики в регионе, карпато-русские деятели и общественность довольно быстро разочаровались в реалиях чехословацкой политики. Вопреки изначально завышенным ожиданиям русинских деятелей от вхождения Карпатской Руси в состав Чехословакии после «Великой войны», их недовольство политикой чехословацких властей стало проявляться уже с весны 1919 г. Так, председатель Карпато-Русской Народной Рады в Прешове А. Бескид в своем обращении к премьер-министру ЧСР К. Крамаржу уже 14 апреля 1919 г. негодовал по поводу «подавления естественных прав русского народа на его собственной земле»[26], критикуя местных чехословацких чиновников за «шовинизм», «незнание местного населения», а также за «преследования и угрозы» в адрес карпато-русского населения[27]. Примечательно при этом, что именно А. Бескид и возглавляемая им Карпато-Русская Народная Рада в Прешове первыми среди прочих карпато-русских структур четко и однозначно заявили о своей чехословацкой ориентации.
Правительство ЧСР серьезно отнеслось к жалобам А. Бескида и на своем заседании 5 мая 1919 г., отметив необходимость «относиться к народности карпато-русской с предельной осторожностью и охранять её», поручило министру внутренних дел обратиться к министру по делам Словакии В. Шробару с предложением тщательно расследовать жалобу А. Бескида[28]. Кроме того, В. Шробару предлагалось поручить подчинённым ему чиновникам на местах «с максимальным вниманием относиться к национальности, обычаям и языку населения, находящегося под их управлением»[29].
Сразу после подписания Сен-Жерменского мирного договора в сентябре 1919 г. представители практически всех политических сил и культурных направлений среди русинов стали выражать крайнее недовольство тем, что административная граница между Словакией и Подкарпатской Русью оставила значительное число этнически русинских земель в составе Словакии, а обещанная автономия так и не была предоставлена. Симптоматично, что активно поддержавший присоединение русинов к Чехословакии «Американский Русский Вестник» с этого времени стал все более резко критиковать русинскую политику Праги. Если в феврале 1919 г. «Американский Русский Вестник» с оптимизмом писал, что «уния Угро-Русинов с Чехословаками будет означать для Угро-Русинов отдельный особый Угро-Русский штат, который будет иметь верховенство в местных делах и в котором русский будет языком официальным, употребляемым в школах и судах»[30], то уже в октябре 1919 г. это же издание с сочувствием сообщало о манифестации русинов в г. Гуменне в Восточной Словакии, протестовавших «против отделения западнорусских жуп от автономной Подкарпатской Руси»[31]. В дальнейшем «Американский Русский Вестник» на своих страницах постоянно критиковал официальную Прагу за отсутствие автономии Подкарпатской Руси, за нежелание объединить всех карпатских русинов в рамках одной административной области и за проукраинскую политику в культурной сфере.
Ещё одним серьёзным источником недовольства Прагой со стороны русинов была и проводимая чехословацкими властями политика «мягкой украинизации» русинского населения, ярко проявившаяся в 1920-е годы в сфере образования и вызвавшая, по словам русинских активистов, «языковую войну»[32]. В свою очередь, чешская общественность была крайне недовольна недопустимо высокой, с её точки зрения, степенью мадьяризации карпато-русской интеллигенции, особенно духовенства и учителей[33]. Подобные трения, то сглаживаясь, то вновь обостряясь, продолжались на протяжении всего межвоенного периода, отразившись в карпато-русской и чехословацкой прессе этого времени.
Немаловажной проблемой, наложившей сильный отпечаток на положение в Подкарпатской Руси, где одной из самых популярных политических сил была коммунистическая партия, являлся крайне низкий жизненный уровень населения, по которому Подкарпатская Русь сильно уступала как Словакии, так и в особенности чешским землям. По авторитетному мнению эксперта, «на протяжении всего периода господства чехов в крае не было построено ни одного промышленного перерабатывающего предприятия. Край рассматривали как базу сырья для чешской промышленности и рынок сбыта чешских товаров».[34] Будущий президент Чехословакии и герой Великой Отечественной войны Людвик Свобода, служивший в Подкарпатской Руси в 1920-е гг. командиром пулемётной роты в чине капитана чехословацкой армии, вспоминал, что жизнь в этом краю «в своей инерции напоминала заспанную галицкую провинцию времён старой Австрии. Мы встречали бедно одетых крестьян с широкими и добрыми лицами, которые боялись Бога и уважали пана, – с сочувствием и теплотой писал Свобода. – Паном был приходской священник и поп. В городе панами ещё были доктор, нотариус, почтмейстер, фармацевт, жандарм и офицер. Лесорубы и пастухи с плохо выбритыми загорелыми лицами, с жилистыми шеями, в рубахах без воротников, при встрече покорно снимали свои засаленные шляпы с загнутыми полами… В корчме было принято напиваться мертвецки…»[35].
***
Пребывание в составе межвоенной Чехословакии имело достаточно противоречивые последствия для карпатских русинов. С одной стороны, в условиях демократического политического режима и более благоприятных социально-экономических условий Чехословакии по сравнению с Венгрией русины получили существенно возросшие возможности социальной мобильности, этнокультурного развития и социальной самореализации. Профессор П.Р. Магочи справедливо полагает, что наибольший прогресс в Подкарпатской Руси в период её вхождения в состав Чехословакии был достигнут, прежде всего, в области образования и культуры, так как в отличие от венгерского правительства, стремившегося к мадьяризации русинов, Прага стремилась «поднять культурный уровень славянского населения в самой восточной провинции республики»[36]. Если в 1900 г. в составе Венгрии неграмотность населения в Угорской Руси составляла около 70 %, то к 1930 г. уровень неграмотности снизился почти в два раза до 42 %[37]. Ряд специалистов по истории карпатских русинов обоснованно связывает пребывание Подкарпатской Руси в составе межвоенной Чехословакии со «вторым русинским возрождением». Не будет преувеличением констатировать, что Подкарпатская Русь в чехословацкий период своей истории стала объектом довольно успешного и при этом умеренного модернизационного проекта, продемонстрировавшего наибольшие успехи в культурной и образовательной области.
С другой стороны, Прага, преследуя собственные политические цели, серьезно влияла на социокультурные процессы среди русинского населения Подкарпатской Руси с помощью методов этнокультурной инженерии, всячески затягивая предоставление обещанной автономии и поддерживая в 1920-е гг. украинское движение на территории Подкарпатья. Это привело к нарастанию напряженности и этнокультурных противоречий в русинском обществе, где наряду с традиционным русофильством появилось динамично развивавшееся украинофильство, трактовавшее местное русинское население как ещё не до конца «пробудившуюся» часть украинского народа. Рост украинского движения, получившего в 1930-е гг. поддержку нацистской Германии, способствовал дестабилизации ситуации в Чехословакии в 1938‒1939 гг. и выступил в роли одного из инструментов политики Берлина в данной части Европы.
ЛИТЕРАТУРА
- ARCHIV KANCELÁŘE PREZIDENTA REPUBLIKY (AKPR). Fond Kancelář prezidenta republiky. Inv.č.4.Sign.PR I/4. Karton 1. Županský úřad v Užhorodě, resoluce rolníka Kyrila Prokopa. Užhorod, dne 8 března 1919.
- ARCHIV ÚSTAVU T.G. Masaryka (AÚTGM). Fond T.G. Masaryk. Podkarpatská Rus 1920. Krabice 400.
- Пушкаш А. Цивилизация или варварство. Закарпатье 1918-1945. Москва: Европа, 2006.
- AKPR. Fond Kancelář prezidenta republiky. Inv. č.19. Sign. PR I/19. Karton 1. Ministerstvo národní obrany – zprávy podporučíka Palajdy.
- AKPR.Fond Kancelář prezidenta republiky. Inv. č. 20. Sign. PR I/20. Karton 1. Ministerstvo pošt a telegrafů – úprava poměrů v Rusínsku.
- AKPR. Fond Kancelář prezidenta republiky. Inv. č. 25. Sign. PR I/25. Karton 1. Ing. J. Nečas – školská otázka.
- AKPR. Fond Kancelář prezidenta republiky. Inv. č. 26. Sign. PR I/26. Karton 1. Zpráva ing. J. Nečase o poměrech na Podkarpatské Rusi.
- AKPR. Fond Kancelář prezidenta republiky. Inv. č. 18. Sign. PR I/18. Karton 1. Augustin Vološin – zpráva o zasedání Rusínské Národní Rady.
- Судоплатов П. Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930‒1950 годы. Москва: Олма-Пресс, 1999.
- AKPR. Fond Kancelář prezidenta republiky. Inv.č. 6. Sign. PR I/6. Karton 1. Dr. A. Beskid, předseda Národní rady v Prešově, poměr k obyvatelstvu.
- AKPR. Fond Kancelář prezidenta republiky. Inv.č. 10. Sign. PR I/10. Karton 1. Presidium Ministerské rady – poměry v Přikarpatí.
- Amerikansky Russky Viestnik. Homestead, PA. 6 februara, 1919. № 5.
- Amerikansky Russky Viestnik. Homestead, PA. 16 oktobra, 1919. № 40.
- Думнич Ю. Украинизацiя школы на Пудкарпатськуй Руси пуд час чехословацького периода. Ужгород, 2009.
- Podkarpatské hlasy. Užhorod, 1925. 13 června. Číslo 48.
- Svoboda L. Cestami života. Praha, 1996.
- Magocsi P.R.With Their Backs to the Mountains.A History of Carpathian Rus’ and Carpatho-Rusyns. Budapest – New York, 2015.
[1] ARCHIV KANCELÁŘE PREZIDENTA REPUBLIKY (AKPR). Fond Kancelář prezidenta republiky. Inv.č.4.Sign.PR I/4. Karton 1. Županský úřad v Užhorodě, resoluce rolníka Kyrila Prokopa. Užhorod, dne 8 března 1919.
[2] ARCHIV ÚSTAVU T.G. Masaryka (AÚTGM). Fond T.G. Masaryk. Podkarpatská Rus 1920. Krabice 400.
[3] Пушкаш А. Цивилизация или варварство. Закарпатье 1918-1945. Москва: Европа, 2006. С. 439.
[4]AKPR. Fond Kancelář prezidenta republiky. Inv. č.19. Sign. PR I/19. Karton 1. Ministerstvo národní obrany – zprávy podporučíka Palajdy.
[5] Ibidem.
[6] Ibidem.
[7] Ibidem.
[8]Ibidem.
[9]AKPR.Fond Kancelář prezidenta republiky. Inv. č. 20. Sign. PR I/20. Karton 1. Ministerstvo pošt a telegrafů – úprava poměrů v Rusínsku.
[10] Ibidem.
[11] Ibidem.
[12] Ibidem.
[13]AKPR. Fond Kancelář prezidenta republiky. Inv. č.19. Sign. PR I/19. Karton 1. Ministerstvo národní obrany – zprávy podporučíka Palajdy.
[14] AKPR. Fond Kancelář prezidenta republiky. Inv. č. 25. Sign. PR I/25. Karton 1. Ing. J. Nečas – školská otázka.
[15] AKPR. Fond Kancelář prezidenta republiky. Inv. č. 26. Sign. PR I/26. Karton 1. Zpráva ing. J. Nečase o poměrech na Podkarpatské Rusi.
[16]Ibidem.
[17]AKPR. Fond Kancelář prezidenta republiky. Inv. č. 18. Sign. PR I/18. Karton 1. Augustin Vološin – zpráva o zasedání Rusínské Národní Rady.
[18] Ibidem.
[19]AKPR. Fond Kancelář prezidenta republiky. Inv. č. 19. Sign. PR I/19. Karton 1. Ministerstvo národní obrany – zprávy podporučíka Palajdy.
[20] Пушкаш А. Цивилизация или варварство. Закарпатье 1918-1945. Москва: Европа, 2006. С. 91.
[21] Там же. С. 92.
[22] Речь идет об убийстве министра внутренних дел межвоенной Польши Б. Перацкого, осуществленного боевиком Организации украинских националистов (ОУН) Мацейко при участии С. Бандеры 15 июня 1934 г. в центре Варшавы.
[23]Судоплатов П. Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930‒1950 годы. Москва: Олма-Пресс, 1999. С. 27.
[24]Там же. С. 157.
[25] Там же. С. 27.
[26]AKPR. Fond Kancelář prezidenta republiky. Inv.č. 6. Sign. PR I/6. Karton 1. Dr. A. Beskid, předseda Národní rady v Prešově, poměr k obyvatelstvu.
[27]Ibidem.
[28]AKPR. Fond Kancelář prezidenta republiky. Inv.č. 10. Sign. PR I/10. Karton 1. Presidium Ministerské rady – poměry v Přikarpatí.
[29] Ibidem.
[30] Amerikansky Russky Viestnik. Homestead, PA. 6 februara, 1919. № 5.
[31] Amerikansky Russky Viestnik. Homestead, PA. 16 oktobra, 1919. № 40.
[32]Думнич Ю. Украинизацiя школы на Пудкарпатськуй Руси пуд час чехословацького периода. Ужгород, 2009. С. 3‒5.
[33] Podkarpatské hlasy. Užhorod, 1925. 13 června. Číslo 48.
[34] Пушкаш А. Указ.соч. С. 85.
[35]Svoboda L. Cestami života. Praha, 1996. S. 10.
[36]Magocsi P.R.With Their Backs to the Mountains.A History of Carpathian Rus’ and Carpatho-Rusyns. Budapest – New York, 2015. P. 205.
[37]Ibidem.