Эдуард напряженно думал. Не рисковать собакой и не давать приготовленное лакомство Ваське — Эля явно будет удивлена, с чего бы это вдруг? Еще заподозрит что-нибудь. А дать — а вдруг там реально отрава? И что делать?
Пауза явно грозила затянуться.
Здравствуйте, дорогие, любимые подписчики и читатели канала «ДиНа»!
Рассказ «Недремлющее око. И — что делать с Гелей?» — это 9-я часть продолжения рассказа про «дичь» по имении Эдик. Так уж получилось, что у истории про странную белую кошку Томасину образовался вполне себе самостоятельный вбоквел.
Насколь длинным и масштабным он будет — не знаю. Но все рассказы про Эдика я буду помещать в отдельную подборку, а не в «Томасину». Ну, а поскольку вбоквел берет свое начало в истории про Томасину, то ниже привожу ссылки на начало истории про Томасину и на предыдущую часть и начало истории про Эдика.
Начало истории про Томасину:
Начало истории про Эдика:
Предыдущая часть про Эдика:
Васька с интересом принюхивалась к печенью, а Элеонора с не меньшим интересом и в то же время с волнением наблюдала за Эдуардом.
Почему он не угощает собаку? Раньше сам предлагал мне, чтобы я ей что-нибудь дала. Чтобы сдружились. А сейчас что? Неужели я где-то прокололась? И он мог что-то услышать или увидеть? Нет, не может быть! Вслух я ничего такого не говорила. Это точно. А всю историю запросов в ноутбуке удалила. Не может он ничего знать. Почему тогда не дает?
Ситуацию спас звонок, который раздался на смартфоне Эдуарда.
Юрий? Только что же виделись с ним…
— Да, слушаю. Внимательно.
— Здравствуйте, Эдуард Тимофеевич! Это вам из ветклиники звонят. Напоминаем, что вы с вашей собакой записаны завтра на утро на прием. На УЗИ. Собака должна быть голодной. Обследование делается натощак. Не забудьте.
— Да, да, помню, что голодной. Как хорошо, что вы позвонили. Я почему-то думал, что мы на послезавтра записаны.
— Нет, на завтра. На восемь утра. Если что-то изменится — позвоните. Телефон вы знаете. До свидания.
— До свидания.
Эдуард с облегчением нажал кнопку отбоя.
Какой же Юрка молодец! Сообразил, позвонил. И причину классную придумал. Уважительную! Сейчас её Эле и озвучу.
Озвучивать, однако, ничего не пришлось. Эля слышала, что сказал «ветврач». И сейчас сидела грустная. Реально грустная.
— Я так старалась. Зря, оказывается. Ей нельзя сейчас.
— Ну, ты сама всё слышала. А старалась ничего не зря. Мы сейчас всё сложим в контейнер аккуратненько, а завтра, после обследования, и отведаем. Да, Вася?
Собака согласно гавкнула. Завтра — так завтра. Она и сама не особо рвалась брать что-то сделанное Элей, не доверяла ей. Хотя пахли печенюшки, конечно, замечательно.
— Как хорошо, что мне из клиники позвонили, напомнили. Когда ты про лакомство приготовленное сказала, я как раз пытался вспомнить, когда нам на прием. Завтра или послезавтра. То и задумался. Решил, что послезавтра все-таки. А тут позвонили. Вовремя. А то, если бы Васька поела сейчас, обследование пришлось бы переносить.
Элеонора успокоилась.
Слава богу, обошлось. Ничего он не слышал и ничего не подозревает, ни о чем не догадывается.
Но тут настойчиво стала стучаться другая мысль, стучаться и беспокоить.
Так… То, что Ваське ничего не дал, объясняется просто, к ветеринару надо. А охрана почему тогда? Почему меня без водителя и охраны никуда не выпустили? Он, что, боится, что я могу сбежать?
Эля считала себя умной и сообразительной. А как нет-то? — вон ведь внимание какого мужчины смогла привлечь. Но вот что ей никак не могло прийти в голову, так это то, что всё — охрана, водитель — это всё из-за собаки. Из-за собаки, не из-за неё.
Впрочем, каждый меряет всех по себе. Сама бы она ни за что не стала так беспокоиться из-за какой-то там собаки. Вот еще! Это же какие деньги?! Деньжищи даже! И их тратить на собаку? Точнее, из-за собаки. Нет, такая мысль даже не думала возникать в её сознании. Поэтому вывод, ей сделанный, казался единственно возможным и, соответственно, единственно правильным — Эдик из-за неё переживает!
Поэтому и охрана, и водитель.
Но, лучше все-таки уточнить.
— Эдик, милый, — Эля слегка выпятила губы, ей казалось, что так они выглядят более привлекательно и чувственно, и подпустила немного слез в глаза. О, этим умением — плакать в нужный момент, навзрыд или чуть-чуть, слегка, от счастья, печали, радости или обиды — она владела в совершенстве. Нос не краснел, лицо не опухало, только глаза становились более выразительными. Так что бы и не поплакать, коли красота лишь возрастает?
— Эдик, милый, я сегодня хотела в город прогуляться, по магазинам немного прошвырнуться, а меня, представляешь, не выпустили. Сказали, что только с водителем и с охраной, и что это твое личное распоряжение.
— О, дорогая… Не хотел тебя беспокоить, но…
Далее Эдуард выдал Эле вполне правдоподобную версию о серьезном и важном деле, которым занимается, о возможных опасностях, подставах и прочем.
Всё это имело место быть. Но раньше. Не сейчас.
Теперь вот пригодилось, как вполне себе рабочая версия. Зато и в деталях не ошибешься. Если что. Всё же было. Не выдавать же, в конце концов, драгоценной рыбе, как на самом деле обстоят дела.
— Теперь понимаешь, почему я не хочу тебя одну отпускать? Я-то сейчас, хоть и взял свободные дни, нигде один не хожу, всё время с Васькой. А она любого врага сразу почует. На какие-то кардинальные действия они не пойдут, а вот что-нибудь подкинуть, подбросить или каким еще иным образом подставить, скомпрометировать — это вполне могут. Поэтому и дал такое распоряжение, чтобы тебя охрана сопровождала. Не дай бог, если тебя, Эля, напугают или что-то подкинут тебе. А ты и не заметишь. А потом — анонимный звонок, и всё, ты уже в полиции. Так что только с охраной. Второй Васьки ведь нет, чтобы тебя сопровождала.
Элеонора успокоилась окончательно. Эдуард так за неё переживает! Это очень и очень хорошо!
На следующий день Эдуард вновь удивил Элю. Преподнес ей украшения. Ожерелья. Два. Одно в виде нескольких цепочек с подвесками, а другое более тяжелое, с множеством подвесных элементов. Они, конечно, симпатичные были, но… — какие-то простоватые что ли.
Ни брюликов, ни драгоценных камней, только полудрагоценные. И то — не очень-то дорогие… И зачем это мне?
— Элеонора, примерь, пожалуйста. Если не совсем по размеру, то мастер уменьшит.
— А это обязательно? Какие-то они…
— Не платина и не белое золото, хочешь сказать? Их цель в другом. И да — обязательно. В каждом вмонтирована небольшая видеокамера. Маленькая, незаметная, но, мощная. Сейчас, если захочешь куда-то одна сходить, то надеваешь любое из этих украшений. И идешь. Без них охрана не выпустит. Да, это я распорядился.
Эля примеряла украшения.
В принципе, так, ничего. Вполне носить можно…
Но гораздо более её сознание занимала совсем другая мысль: «Я теперь что, всегда под недремлющим оком буду? Нет, я понимаю, он за меня беспокоится, это приятно. Но ведь тогда…, тогда ничего и не сделаешь…».
— Эдик, мне так приятно, что ты обо мне заботишься. Переживаешь. Скажи, а эта камера всё-всё пишет или только картинку?
— Всё. Только не пишет, а передает. На пульт охране. И, если что, не дай бог, конечно, они тут же примчатся к тебе на выручку. Ну, а если заметят что или кого, то тут же тебе позвонят. Например, чтобы ты ни в коем случае не лезла в свою сумочку или срочно уходила из какого-то места. Или, наоборот, там оставалась. Надеюсь, конечно, что ничего такого не случится. Но лучше перестраховаться. И, пожалуйста, всегда носи их так, чтобы они на виду были, ничем не закрыты.
Элеонора подняла изумленный взгляд на Эдуарда: почему это ничем нельзя закрывать, если всё передается? — не изображение, так звук-то будет идти.
— Если хоть какой-то сигнал пропадет, аудио или видео, охрана тут же поедет к тебе. Мало ли что может случиться, — пояснил Эдуард, ответив на незаданный Элей вопрос.
— Э…, прости, но как в ванную, в душ, в туалет, в конце концов? Что, тоже с этой висюлькой ходить? А твоя охрана будет смотреть, наблюдать?! — хорошее настроение Эли стремительно улетучивалось. На охрану ей, по большому счету, наплевать было — стыдиться ей нечего, красотой ни Бог, ни природа не обделили, так что, пусть смотрят, слюни пускают. Или еще что делают. А вот то, что она сама, получается, будет под круглосуточным наблюдением, это её конкретно из колеи выбило. Шагу лишнего не сделаешь, никого никуда не пошлешь, а самое-то главное — станет известно о Геле! Это же конец! Она же ничего о ней не говорила! Ни слова. Ни намека, что у неё есть дочь. И что, сейчас признаваться?
Понятно, что она скоро домой поедет, уже послезавтра, но она-то с утра, а днем или к вечеру ближе бывший дочь привезет. И что? Что делать-то? Ведь Эдуард узнает о девочке!
Элеонора готова была зарычать. И зарычала бы, если бы такая возможность была. Пока же приходилось изо всех сил сдерживаться. Чтобы ни один звук, ни одна эмоция из того, что бушевало у неё внутри, не прорвались наружу.
Эдуард между тем продолжал:
— Нет, конечно, в ванную, в туалет с этой висюлькой, как ты выразилась, ходить не надо. Пришла домой, сняла. Только не в ящик или шкатулку какую убирай, а вот на комод, что у тебя в гостиной стоит, клади. Там как раз удачное место — где бы что ни происходило, отовсюду звук дойдет.
— Да, дорогой, как скажешь. Хорошо, что дома снимать можно. Так приятно, что ты обо мне заботишься, — Элеонора слегка повторялась и говорила не очень эмоционально, но сейчас ей было абсолютно не до цветистых фраз и разнообразия форм выражения «приятности» — все мысли были лишь об одном — что делать с Гелей?
Эдуард вышел из комнаты и направился в кухню, чтобы обсудить с Верой Ивановной меню на следующий день. Так он сказал Эле. На самом-то деле, хотел узнать, не надо ли что из продуктов купить. В составление меню он не лез, этим пусть его дядюшка занимается, если хочет, а он полностью доверяет Вере Ивановне. В самом начале, когда только въехали, они обсудили с кухаркой вкусовые предпочтения каждого, с тех пор так все и шло: Вера Ивановна готовила, ориентируясь на то, что ей сразу сказали, и не тратя время на согласование каждодневного меню.
Оставшись одна, Элеонора некоторое время внимательно прислушивалась, ей надо было знать, достаточно ли далеко ушел Эдуард. Убедившись, что да, далеко, и её он точно не услышит, она смогла наконец-то дать волю своему гневу.
Продолжение — «Всё только начинается» — см. ссылку ниже.