Есть мнение, что любительской лингвистикой занимаются любители. Но это — излишне оптимистическое мнение. Куда хуже бывает, если ей занимаются специалисты. Родившийся в Кутаиси в 1864 году Николай Яковлевич Марр был по образованию востоковедом, по призванию и роду научной деятельности блестящим лингвистом, а по происхождению и так просто грузинским шотландцем. Так в Российской Империи бывало. В конце концов, горец — везде горец.
В любом случае, лингвистом Николай Марр был, хотя и не профессиональным, но действительно выдающимся. Знатоком и составителем грамматик древнегрузинского и древнеармянского языков, переводчиком сохранившихся на пергаментах текстов и надписей, полиглотом, знавшим неопределённое множество языков современных и древних, археологом, этнографом, автором громких работ, академиком — ещё в царской России, — и преподавателем, воспитавшим когорту учеников-востоковедов почти столь же прославленных. Ну, «почти», поскольку, как, увы, известно, «хорошими делами прославиться нельзя».
На стезю абстрактного зла Марр ступил (по причинам, скорее всего, грубо практическим) лишь в советское время. В 1923 году он сообщил миру о создании «нового учения о языке» или «яфетической теории». В целом, можно сказать, что мир удивился, но не обиделся. И тогда, взяв поправку на условия страны победившей революции, Марр добавил, что его учение тоже является «революционным». И карта сразу пошла.
«Яфетической» теория именовалась в честь яфетических языков, понимаемых, не как древнейшая, допустим, семья, от которой могли произойти другие языки, а как стадия развития языка, соответствующая бесклассовой структуре общества. По всему миру имеющие общие черты (и отчасти общую лексику) яфетические языки возникали независимо, — как языки трудового народа. Затем, постепенно вытесняясь аристократическими и буржуазными языками, — ибо знать не хотела говорить на том же наречии, что и плебс. Так, тайным языком патрициев согласно учению была латынь, — простые римляне говорили на другом, забытом позже языке. Сохраниться в виде относительно неизменном трудовые языки могли лишь в среде угнетённых национальных меньшинств, к которым, из числа современных народов Марр относил, например, грузин и басков.
Самым древним, в смысле близким к общемировому яфетическому, автор теории считал именно грузинский язык. Ибо в нём отчётливее всего Марру слышались «трудовые выкрики» САЛ, БЕР, ЙОН и РОШ, комбинацией которых академику представлялись без исключения все слова наличествующие в языках мира. Справляться с демонтажом любого слова на исходные элементы, сочетанием и порядком которых раскрывался его подлинный смысл, Марр мог научить любого студента. Это оказалось очень просто.
...В отличие от, например, сути классовой природы языка. Её — нельзя объяснить, ибо нельзя понять, как наверняка не понимал эту суть даже сам Марр. Каким-то образом на общей базе трудовых, то есть, непроизвольно издаваемых, если удар камня приходился не по другому камню, а по пальцам, выкриков, по всей Земле независимо возникли яфетические языки. Потом они смешивались между собой, но иным образом не менялись, — Марр исключал развитие и разделение языков с образованием семей. Новые языки могли возникать только благодаря переходу слов из одного в другой… причём происходило это с неожиданными результатами. Академик усматривал, например, куда большую близость русского к грузинскому языку («марристкому санскриту»), чем к какому-либо другому, даже славянскому. Близость «по пластам стадий». Что эти слова означают, знал только сам Марр. Может быть.
...Язык некого народа не развивался тех пор, пока не происходила смена исторической формации. Но в таком-то случае язык менялся вдруг, сразу и весь. Например, до этого говорившие на на своём диалекте грузинского немцы новый язык обрели вместе с феодализмом.
Механизм классового преображения языка теория не описывала, но на популярности учения это не сказывалось. В Советском Союзе всё имело классовую природу. Даже странно было бы, если б язык представлял собой исключение. Марр же, со своей стороны, уверенно связывал новое языковое преображение с наступлением коммунизма, обещая миру освобождённого труда единый язык невиданной красоты и силы выражений.
Причём, язык этот даже не нужно будет придумывать или учить.
Всё свершится само!
Халява, сэр... Плюс, игры в САЛ, БЕР и РОШ, позволяющие понять смысл любого иностранного слова, лучше тех кто его знает, в 20-х казались определённой категории лиц не менее увлекательными, чем кажутся сейчас. Но тогда получалось, что это идеологически выдержанные и одобренные новой властью полезные упражнения.
...То есть, карта пошла, и что б уж иметь полную руку козырей, в 1930 году Марр выступил на XVI Съезде ВКП(б) и вступил в партию. По факту это превращало марризм из смелой (хотя и не уважаемой в среде классово чуждых учёных) теории в официальную доктрину. Разложение слов на трудовые элементы вошло в программы высших учебных заведений.
Даже в 1934 году, после смерти Марра, уже под контролем последователей наступление «нового учения» продолжало развиваться. В смысле захвата командных высот. В 1937-38 засевших на этих высотах антимарристов расстреляли. А с 1948 года на волне борьбы с космополитизмом марризм начал приобретать узнаваемые, ибо свойственные современным течениям любительской лингвистики националистические черты. Отрицание яфетической теории объяснялось уже не классовой ненавистью буржуазии, но и заговором англосаксов против многострадального русского народа.
Почему, русского, если древнейший язык — грузинский?.. Нет сомнения, что ответ на этот вопрос был бы найден, но тут тему космополитизма прикрыли.
Идеологический финт от пролетарского интернационализма к нацизму в многонациональной стране… Может быть, в этом что-то и было, но ситуация начала выходила из под контроля. Вождь же держал руку на пульсе.
...В 1950 году спохватившийся Сталин лично пристрелил понёсшийся куда-то не туда марризм публикацией «Марксизма и вопросов языкознания». Не то чтобы ему заняться было нечем, но меньшим калибром, — обычными массовыми расстрелами, — этот монстр просто уже не убивался.
В принципе не содержащей ничего нового, а именно всё старое, большей частью правильное и, следовательно, в корне противоречащее постулатам марризма, труд Сталина поставил точку в истории «нового учения о языке». Развернувшаяся после этого в стране публичная дискуссия между марристами и антимарристами выявила, что марристов в СССР ни одного нет. Все — противники, всегда таковыми были, в чём и могут предъявить справку от компетентных органов…
Марра же отменили. И не как сейчас делается в Европе, а по-взрослому. Первый академик-коммунист действительно был вычеркнут и забыт.
Блог нуждается в поддержке. Кошелёк ЮMoney 4100 1168 3178 5907
