Время, проведенное в коридоре полицейского участка показалось утомительно долгим. Видимо, Южин параллельно решал какие-то свои рабочие вопросы.
Эмилия сидела и вспоминала, как четырнадцать лет назад, она, узнав, что муж никогда не сможет иметь детей, уговорила его усыновить ребенка. С тех пор Андрей стал для женщины самым родным человеком на свете, и теперь она не могла дождаться, когда увидит своего мальчика живым и невредимым.
Евгений тоже был крайне взволнован и нервно ходил из одного конца коридора в другой.
— Эмилия, я должен вам многое объяснить, — заговорил он. — Разрешите, я присяду?
Копылова убрала с соседнего стула свою сумку.
— Евгений, я даже не знаю... Это все так странно. Как во сне, — сказала она.
— Ну, да. Бывает и не такое в жизни. Я вот, например, сегодня сына в первый раз вот так вот, лицом к лицу, увидел. У меня аж мурашки по коже...
— А что же он вам маленьким не нужен был? Вы только сейчас за ним приехали?
— Да я даже рождения его не застал. Я в это время воевал, как сейчас говорят, в горячей точке. У меня невеста беременная написала мне, а я даже вырваться не мог. Потом — контузия, госпиталь. В общем, три месяца я даже писать не мог. Ну, а она почему-то подумала, что я решил отказаться от них и в графе отец написала прочерк.
— А откуда у вас тогда фотография сына?
— Когда я оклемался чуток, то отпросился. Приехал... Сначала Люда не принимала меня, но потом мы как-то посидели, я ей все рассказал, и она поняла меня. Мы помирились. У нас вроде как и семья... А тут мне опять на войну ехать. В общем, мы даже в ЗАГС не успели сходить.
— Ну, а потом что? Почему Люда отдала Андрея в детский дом? — спросила Эмилия.
— Она его не отдавала. Погибла через несколько месяцев, как я уехал. Несчастный случай, — объяснил Евгений.
— Извините.
— Да ничего. Все мы под богом ходим. Ну, а дальше... Люда была сиротой. Сына она на свою фамилию записала. Вот его в дом малютки и «упаковали».
— И вы даже ничего не знали? — осторожно спросила Эмилия.
— Нет, почему, узнал, конечно. Я когда приехал, то все узнал. Но... понимаете, я когда уезжал, у меня была семья, сын — все отлично, замечательно... А приехал — камня на камне не осталось.
— И как же вы это все пережили?
— Пережил. А что оставалось делать. Пообещал только вот сам себе, что сына я все равно найду.
— А вы же разговаривали с ним сегодня?
— Да, разговаривали. Я представился, что я из фонда для одаренных детей, подарок ему подарил. Вы уж извините, Эмилия, что я вот так вот, без вашего ведома, к нему подошел. Просто мне очень хотелось его увидеть.
— Так вы даже не рассказали ему о себе?
— Понимаете, я не для того приехал, чтобы разрушать вашу жизнь. Я же понимаю, Андрей жил совсем другой жизнью. Единственное, сейчас я бы хотел вас попросить об одолжении...
— Каком?
— Разрешите, пожалуйста мне быть для него другом. Я на большее не претендую. Клянусь, я ничего ему не скажу...
В этот момент к беседующим подошел Александр Григорьевич и отдал им подписанные пропуска.
— Уважаемые, извините, что долго. Вот ваши пропуска. Не смею больше задерживать. Идите, спасайте своего мальца, — сказал он.
— Подождите. А как же заявление от Мансуровых? — поинтересовалась Эмилия.
— Ах, да, забыл вам сказать, что приходили родители Азата и забрали жалобу. Его отец сказал, что мужчина должен сам уметь постоять за себя, а не жаловаться. И жену свою отругал за это. — Южин ухмыльнулся и скрылся за дверью своего кабинета.
В тот момент Эмилия почти успокоилась. Было похоже, что Евгений ведет себя с ней искренне. Женщина всем сердцем ощутила его внутреннюю боль и горечь. И, конечно, вопрос «что делать» отпал сам собой.
Прежде всего они должны были найти мальчика и привезти его домой, а потом уже решать, когда и где рассказать ему правду. Да и вообще, стоит ли это делать.