Глава 58
– …И я сам с ними не поехал, – закончил Андрей пересказывать произошедшее.
Они шли по аллее, он катил велосипед и излагал игуане, как ужасно обошлись с ним собственные родители. Точнее, один родитель. Тот, что тревожного женского пола. Всё шло вроде бы нормально, разве что во время сессии он очень мало спал. Образование теперь стало новомодно делиться на две ступени, и после четвёртого курса они сдавали не простые экзамены, а государственные, и после пятого защищали диплом. Государственные экзамены, конечно же, автоматом не засчитывались и сдавались не своим преподавателям, а целой комиссии. Было бы досадно провалить их, имея на предыдущих сессиях одни пятёрки. А опасность такая существовала – весной они готовили новый показ, и строчить конспекты к каждому семинару было некогда. Решив взять всю программу штурмом, он явно перестарался. Голова стала напоминать о том, как с ней нехорошо когда-то обошлись, и возражать против литров кофе и ночи, начинающейся в три часа и заканчивающейся в шесть-семь. Чтобы вовремя наносить головной боли ответный удар, Андрей купил упаковку анальгина и таскал таблетки в кармане. Там их и обнаружила мама. Привыкнув, что вещи стирать самостоятельно опять не надо и джинсы достаточно кинуть в корзину, а в машинку, потом на сушилку и оттуда в шкаф они переместятся с маминой помощью, он потерял бдительность и не вытряхнул карманы. У мамы же вытряхивание шмоток в ванной было встроено в автопилот, потому что отец отличался привычкой оставлять в одежде и шариковые ручки, и монеты, и пластинки жевательной резинки, мог забыть и паспорт. Припёртый к стенке вопросом – зачем ему анальгин, – Андрей попытался соврать, что абсолютно здоров и это недоразумение. На что мама, только недавно ругавшаяся с отцом насчёт того, что всех денег не заработаешь и не пора ли им немного отдохнуть, сказала – у здоровых двадцатилетних парней по карманам презервативы, а не таблетки, и недоразумение – это он сам. И его возражениям, что карманов в одежде много и средства контрацепции у него тоже есть, но в других, не вняла. С отцом у неё снова состоялся разговор-скандал, после чего были спешно куплены путёвки в Европу на целую неделю. Андрей оборонялся до последнего и доказывал, что экзамены позади и достаточно ему только выспаться, как всё станет замечательно. Родительница предоставила ему выбор – ехать с ними, где она уж точно проследит, чтобы любимый потомок как следует отдохнул, или отправиться на дачу. Нет, не в новый дом, где идут последние отделочные работы, а на старую – Елена Александровна ведь приглашала его в любое время. Вот он и подышит там воздухом и заодно поможет Пушкарёвым. Андрей выбрал дачу. С тайной мыслью – усыпить матушкину бдительность, а как только под крылом их самолёта высотки Москвы превратятся в спичечные коробки, вернуться в офис. Он не предусмотрел одного – мама его слишком хорошо знала…
– Отобрала ключи от квартиры, – сказал Андрей Кате. – А охране запретила впускать меня в «Зималетто». Кто будет связываться с женой президента? Конечно, не пустят. Я сказал ей, что меня не победить, могу жить и в машине…
– Отняли ключи и от машины?
– Не буду же я драться с женщиной, – вздохнул он. – Даже с такой коварной.
– А Рома? Если тебе так не хочется жить тут, мог бы у Ромы…
– А у Ромы чудом зацепилась какая-то особа. Торчит уже целую неделю. Да и поверь, связываться с моей мамой, которая и ему угрожала, чтобы не вздумал меня пускать, он не стремится…
– Бедняга, – сказала Катя, как ему показалось, искренне.
Высказавшись игуане, он облегчённо выдохнул. Нет, конечно, в чём-то мама права, будь она неправа на сто процентов, он бы не поддался. Но не стоило ей уж так на них с отцом давить. Того она тоже просто принудила ехать, куда он вовсе не хотел. Сманипулировала, показав на Воропаеву, – та уже несколько раз отдыхала в Европе, а бедная мама об этом только мечтает. Обозвала отца рабовладельцем, который лишь маскируется под бизнесмена, и ещё указала на то, что Воропаев-старший окончательно расслабился, повесив всю работу на их семью. Называется заместителем, а какой он к чёрту заместитель, если с отцом всегда и везде Андрей. Пора, мол, папе подумать о том, что он не робот, а Юрию – поруководить компанией. И его милому сынку приобщиться. Сашку родители заставили выйти на работу сразу после медового месяца. Подчеркнув, что за создание нового жителя планеты надо отвечать, и только учиться теперь не получится. Папаше Воропаеву пришлось покупать молодой семейке квартиру и дарить акции на свадьбу, чего он делать не планировал, но и не сделать было бы неприлично, и это явно привело его в бешенство. Поэтому он приволок Сашку на работу и всячески срывал на нём злость. Насколько Андрей знал, Вика институт бросила, да и устраивали её туда платно. Папаша Викуси, судя по всему, был крепко ударен в голову, и хоть материально обеспечен куда хуже Воропаевых, зато имел обширные связи и при желании мог устроить Сашеньке огромные проблемы. Узнав всё это, Андрей сказал Ромке – какое счастье, что друг бросил её сеструху Жанну ещё в шестнадцать лет, на что Ромка безмятежно ответил, что отцы у Жанны и Викуси, слава богу, разные, а мать угрозы не представляла. Явившиеся на свадьбу Сашки, где народу было столько, что Андрей подумал – он бы сдох, случись ему стать женихом в подобной толпе, – Жанна и Юля оказались уже замужними. Пришли с мужьями, и назвать их «жёлтенькая» и «зелёненькая» было никак нельзя. Юля узнала Андрея, подошла, когда он стоял с Катей, поздоровалась, сделала хитрое лицо – мол, помнишь, как здорово нам было, – и исчезла. Свадьба Андрею не понравилась, и для себя он решил – такого цирка в своё время устраивать не будет.
В поселковом магазине пахло хлебом и семечками. Хлеб, ещё тёплый, приятно было взять в руки.
– Вот что, – сказала Катя, вешая пакет на руль велосипеда. – Раз уж тебя нам подкинули…
Он хмыкнул. Ну да, подкинули. Так оно и есть. Удосужился в двадцать лет стать подкидышем.
– Мы будем за тобой присматривать, кормить тебя, выгуливать…
– Ещё скажи – купать и читать мне сказки на ночь.
– При необходимости, – ничуть не смутилась Катя. – Раз тебя нам доверили… Например, куда бы ты хотел сходить сегодня?
– Мало ли куда я могу захотеть. Вот скажу – хочу на танковые горы. И что? Попрёмся? Кстати, ты приставку случайно не привезла?
– Случайно нет. На даче нужно дышать воздухом, – просветила его игуана, – а не сидеть, уставившись в экран. К тому же её захватил папа. Он играет после смены.
– Эх, Валерий Сергеевич, Валерий Сергеевич…
Катя почесала ногу ниже края шортов, и Андрей отметил, что местное комарьё мимо неё равнодушно не пролетало – все конечности в укусах.
– Вот что… я согласна! Пойти в поход на танковые горы. Это спасёт тебя от депрессии.
Ну это было уже слишком.
– С чего ты взяла, что у меня депрессия?
– Она вполне может возникнуть, если человека лишить чего-то любимого. В твоём случае это «Зималетто». Так что запасёмся вкусной едой и пойдём. Главное – не падать на диван и не впадать в тоску и печаль.
– И не рыдать в подушку. Я понял.
Катю, кажется, вдохновила перспектива заниматься выгулом свалившегося на них экземпляра, жестоко брошенного родителями прямо на дороге. Плевать, что экземпляр старше и крупнее её… Это даже не было похоже на поведение влюблённой девушки, это скорее напоминало материнский инстинкт на марше. Может, Катя уже успела его разлюбить? И теперь будет относиться к нему, как к домашнему питомцу на передержке или как к игрушке-тамагочи… В голову лезло чёрт знает что…
– Мама! – Катя понеслась по дорожке участка сообщать, что вот он, Андрей, и что сейчас они планируют погулять…
На танковых горах было пыльно, и он очень удивился – чем же раньше они его так привлекали. Что за радость носиться по колдобинам и верхотурам мокрым от пота? А ещё говорят – люди не меняются. Меняются и ещё как. Но, может, в самой части будет повеселее?
Забравшись на бетонное ограждение, он щурился, присматриваясь, но часового на вышке так и не обнаружил. Всё выглядело ещё более заброшенным, чем шесть лет назад. Найдись тут часовой, внутрь Катю он бы не повёл. Зачем? Вляпаться в конфликт, если их заметят?
– Кажется, тут никого.
Тишину нарушал только шелест берёз.
– И как я сюда залезу? – спросила Катя. Он посмотрел на неё. Стоит юное создание в кедах, шортиках и маечке, хлебает холодный компот из пластиковой бутылки и, наверное, проклинает ту минуту, когда согласилась сюда идти.
– Никак не залезешь, но я могу тебя зашвырнуть.
– Очень мило, – Катя попыталась сдуть прядь волос, упавшую на глаза, но та прилипла. Катя убрала её рукой. На лице остался пыльный след. А вот не надо было падать на одной из гор на четвереньки.
– Давай подсажу.
Закинув игуану на ограждение, перелез и скомандовал:
– Прыгай, поймаю.
Пусть и не очень высоко. Но мало ли… подвернёт ногу, и придётся ему её нести. А до дачи ого-го.
Уставшее существо свалилось ему прямо в руки. Наверное, она думала, что прогулки по полигону не так уж трудны. Не учла, что летом, когда они познакомились, она просто преодолела всё расстояние по прямой, не влезая на горы, не падая там и не нарезая по местности круги…
Тяжело дыша запахом компота, на этот раз яблочного, а не вишнёвого, Катя молчала. Ждала, куда он поведёт её дальше.
– Фигово у вас со спортивной подготовкой, Екатерина Валерьевна, – сказал он.
И мысленно передал привет своей физкультурнице, которая на его заявление, что он вслед за Ромой посылает баскетбол к чёртовой матери, меняя его на построение капитализма в стране, ответила, что нет тренировок – нет зачёта. Такому перспективному товарищу, как Андрей, место в команде и нигде кроме команды, а присутствовать только на уроках физкультуры – недостаточно. Поэтому на тренировки и соревнования приходилось являться.
– Может, и фигово, – согласилась Катя. – Но заметь, я не ною и не жалуюсь!
– Сила воли – важная составляющая спорта.
Имитаторы танков выглядели плохо – окончательно облезла краска, заржавели ходовые детали. При попытке сдвинуть танк с места раздался отвратительный скрежет.
Катя тем временем поднялась по лестнице на смотровую вышку, огляделась там и спустилась вниз. А оттуда закричала:
– Дежурка открыта! Иди сюда.
Стряхнув с себя маленький рюкзачок, вытащила оттуда бутерброды, положила пакет прямо на деревянный топчан. Скорее всего, раньше тут дрыхли часовые.
– Вкуснотища, – отрекламировала Катя хлеб с колбасой. – Бери.
Замолчала, увлёкшись прожёвыванием бутерброда. Отодвинув её к краю, забрался к стене, улёгся, подложив руки под голову. Здорово там, где никого нет. Есть в таких местах что-то особенное, если они не облюбованы алкашами и наркоманами и не пропитаны соответствующими запахами. Тут пахло почти как на улице – землёй и травой, разве что ещё немного – сыростью из углов, где отошли обои, сто лет назад налепленные на фанеру, которой были обшиты стены. Поверх обоев раньше висели плакаты с красотками, сейчас оборванные. От одной красотки остались глаза и страстно приоткрытый рот, от другой – ножка в ядовито-красной туфле на гигантском каблуке. Женские запчасти…
– Пф, – фыркнула игуана, поглядев туда же, куда и он. – Кончай пялиться на нарисованных женщин. Тем более это расчленёнка.
– Расчленёнка, – согласился он. – Но ножка ничего. А ты не завидуй.
– Чему?
– Тому, что тут плакаты соответствуют моим интересам, а не твоим. Ты бы, конечно, предпочла накачанных парней.
– У меня дома висит Эйнштейн, – напомнила Катя. И показала на бутылку. Мол, будешь компот?
– Интересный выбор, всегда удивлялся, что же в нём тебя так… вдохновляет? – Попробовал пить лёжа, но облился. Чёрт подери. А приподниматься всё равно лень.
– Конечно, высунутый язык.
Катька несла чушь, но ему это нравилось. С кем ещё можно поваляться в заброшенной дежурке, жуя колбасу и болтая ни о чём.
Из расслабленного состояния его вырвал далёкий раскат грома. Приближалась гроза, и стоило поспешить в посёлок. Выходя из дежурки, Катя вдруг взвыла и присела на корточки, схватившись за ногу.
– Тут… торчало.
Острая щепка ободрала ей кожу, но ранка была неглубокая.
– Подожди, – сказал Андрей. – Шесть лет я мечтал тебе отомстить, и вот, наконец, мне выпал такой случай! Где тут эта трава?
– Ты же не собираешься жевать подорожник? – почему-то насторожилась Катя.
– Собираюсь!
Удивительно, но прошло всего несколько часов, как он из Москвы, а уже и думать забыл об офисе и о том, как его несправедливо выгнали на дачу. Точно так же, как он не думал о городе в лагере. То ли он слишком легкомысленный, то ли отлично умеет переключаться…
