Вторую неделю стояла жара. Всё живое находилось в поминутной усталости от этого пекла. Говорливая речушка наполовину пересохла, а всё деревянное, будь то старый сарай или дощатый забор, представляло собой спичку, готовую полыхнуть от первой искры. О сене и говорить нечего.
Холодная колодезная вода плеснула в поилку, к которой в тот же миг сбежались кролики. Чёрные, серые, рыжие, штук тридцать или около того. Самый шустрый, длинноухий (сын прозвал его Прохором) насилу пробился к воде. «Пейте, пейте, братцы, – на лице хозяина расползлась стариковская улыбка, выдававшая курильщика со стажем. – Вот приедут через три дня дочка с зятем (сыном назвать его у старика язык никак не поворачивался: ведь городской, чистенький), и вас как раз к столу». В эту минуту в его глазах можно было прочитать радость, вызванную приближением гулянки на всю станицу. Да такой, что можно ещё год вспоминать. Он потрепал чёрного за ухо, наклонившись через деревянную ограду, и ушёл к реке спасаться от июльского солнца.
Пока Михалыч искал самую тенистую тропинку, спускаясь огородами к реке, сын его, Фёдор, ехал домой на своём красном «Восходе», оставляя после себя облака раскалённой дорожной пыли. Возвращался он с какого-то застолья, шумного, звенящего стеклом рюмок, где обычно ему, первому парню на деревне, были очень рады. Весёлый, конопатый, огненно-рыжий. Солнцем поцелованный, говорили старухи.
Оно жгло немилосердно. По двору бродили сонные куры. Фёдор бросил мотоцикл около сарая и закурил. «Да когда уже дождь-то будет?» – вспомнил, что отец просил наладить колонку для полива: из колодца не натаскаешься вёдер, да и с реки несподручно. Он огляделся вокруг и увидел толпу утомлённых яблонь и груш, горох вдоль забора, давно пустующую будку собаки, высокое небо с тихо ползущими по нему вялыми облаками. «А впрочем, и жизнь хороша, и жить хорошо!» – промелькнуло в его голове. Всё как вчера, неделю назад, в прошлом году. Созерцание продлилось меньше минуты и закончилось мыслью о необходимости проверить остаток топлива в бензобаке: вечером его ждали на очередной гулянке. Фёдор открутил крышку, сжав её в руке, и через пару секунд произошло то, что мог предвидеть внимательный читатель. Полыхнуло.
Он растерялся и оттолкнул «Восток» ногой. Остатки бензина плеснули на стену старого сарая, который тут же охватило пламя.
Первыми, о ком подумал Федя, были обитатели этой постройки – те самые кролики. Он вспомнил о том, как отец холил их, и в тот же миг распахнул дверь. Скрип ржавых петель неприятно поразил его, заставив навсегда забыть об ужасной боли. «Десять, тринадцать, двадцать… Да где же Прохор прячется? Двадцать пять, двадцать шесть…» Оказавшись в огненных объятьях, парень сначала считал кроликов, но сейчас это уже не имело значения, и он просто хватал их за уши и швырял на траву двора. Ело глаза, рубаха горела. Выскочив наружу, он наконец-то отыскал глазами своего любимца рядом с поилкой, в которой ещё поблёскивала вода. Фёдор из последних сил поднял её и плеснул на полыхающую стену. Про себя он забыл совсем, упал через пару секунд рядом.
На дым сбежались соседи. Вызвали скорую. Фёдора положили в машину. Но фельдшеру всё было понятно с самого начала. Без лишних предисловий: «Мужчина, двадцать восемь лет, смерть до прибытия в результате несчастного случая на пожаре».
Жара наконец закончилась. Отовсюду надвинулись сердитые тучи. И дождь хлынул. Он поил землю и деревья в саду, жадно подставлявшие свои листья упругим струям.
Поминали как следует, всей станицей. Приехали и из города, как было обещано, но не через три дня, а к вечеру следующего. Успели. Стол ломился, и среди прочих блюд были кролики. Только теперь в глазах Михалыча не осталось вчерашнего чувства. Ни капли. Взгляд был ещё более безжизненным, чем у покойного сына.
Потом был знойный август и три Спаса; была мягкая осень и зима с кубанской слякотью и долгими дождями, после которых речка поднялась и расползлась так сильно, что пришлось укреплять дамбу; были колядки и Рождество. Потом зима закончилась, прошла весна с огородными работами, наступило лето с тем же самым высоким небом и вялыми облаками; опять приехали дочка с зятем. Всё было так, как было, кажется, вечность назад и будет вечность спустя.
Старая поилка совсем рассохлась.
Автор: Лёша Абаев
Больше рассказов в группе БОЛЬШОЙ ПРОИГРЫВАТЕЛЬ