ПЁТР ВАЙЛЬ_МАРИНА ЦВЕТАЕВА_ТОСКА ПО РОДИНЕ
//Тоска по родине! Давно
Разоблаченная морока!
Мне совершенно всё равно –
Где совершенно одинокой
Быть, по каким камням домой
Брести с кошелкою базарной
В дом, и не знающий, что - мой,
Как госпиталь или казарма. //
Да, ещё с института помню, как нам представляли это стихотворение. Т.е. традиционное понимание было в том, что последние две строки написаны как идейный противовес предыдущим тридцати восьми. Якобы, несмотря на неприятие Советской Росси со всеми её специфическими атрибутами, МЦ испытывала обычную эмигрантскую тоску по родине. Но большая умница, недоверчивый, проницательный Вайль сомневается: «А если не в противовес, а в продолжение, в подкрепление, в парадоксальное усиление?»
Как так? А вот так – и по науке, и по опыту ботаники авторитетно заявляли, что нет рябиновых кустов – только деревья. Обращались к Цветаевой. Она отвечала, что знает об этом. По ранним стихам МЦ известны также негативные коннотации, возникающие у неё при слове рябина: горькая, ржавая, плачет рябина, горькая судьбина и т.д. А деревья? Возникают тревожные образы: деревья – взломщики, смертники, враждебные. Т.е. дерево рябина – удвоение российского негатива, а куст рябины (просвет) – это то, чего нет.
Лидия Чуковская рассказывала, в Чистополе за четыре дня до смерти Марина читала эти стихи без последней строки. Т.е., если в этих кустах и виделся какой-то просвет, на самом деле этого быть не может.
В письмах Марина писала: «Если есть тоска по родине – то только по безмерности мест…» «Не Россией одной жив человек…Россия во мне, не я в России…»
А напоследок я скажу: до конца своих дней Марина Цветаева оставалась, цельной, не сломленной, верной себе. Вернулась в Россию не за дочерью и мужем, а только из-за сына, чтобы быть вместе с ним. Это была её последняя, бесконечная любовь. Любовь особенная. Счастье её. А Марина была из тех людей, которые целиком отдаются своему чувству. Любовь, страсть, дружба, преданность, верность – всё это в ней было по максимуму. Не все могли её понять и принять. Да и зачем? Она жила в своём собственном цветаевском мире. Не все туда допускались.
И вот ещё напоследок, её фраза: «Моя родина везде, где есть письменный стол, окно и дерево под этим окном»
И ещё: «Родина не есть условность территории, а непреложность памяти и крови».
// Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,
И всё – равно, и всё едино.
Но если по дороге – куст
Встает, особенно – рябина…//
