Предыдущая глава:
Приехав в больницу, Вадим заметил какое-то оживление в коридорах. Медперсонал суетливо сновал туда-сюда. Вадим вошел в палату. Петра Савельича там не оказалось. Постель была аккуратно застлана. На тумбочке лежало зеленое яблоко и стоял стакан с чаем.
«Странно, −подумал Вадим, −куда это он мог подеваться?».
Вадим выглянул в окно. По аллее прогуливались больные. Петра Савельича среди них он не увидел.
В голову закралась нехорошая мысль. Вспомнилась медсестра, заходившая перед его уходом в палату.
«Но ведь Петр Савельич ходячий, сам может на процедуры сходить. Зачем же к нему заходила медсестра?».
С этими мыслями Вадим вышел из палаты. Мимо по коридору проходил какой-то старичок из больных.
−Любезный, а скажите, пожалуйста, что за суета здесь? И где кабинет главврача? −спросил Вадим.
Старичок остановился и замахал на Вадима руками:
−Что ты, мил человек, что ты? Какой врач? Им нонче не до тебя. И то сказать, такое несчастье.
−Да какое несчастье, случилось-то что? Умер что ли кто?
−Да кабы помер, а то ведь убили, −шепотом сказал старичок.
−Кого? Убили кого, дедушка? −обеспокоенно спросил Вадим.
−Дак мне не доложили чин и фамилию, мил человек. Не знаю.
И он шаркающими шагами зашагал дальше.
… В это самое время на даче Петра Савельича тоже было оживление. Обсуждалась встреча семьи с Ларисой. Маргарита Львовна была категорически против, Егор с Таней убеждали ее, что так продолжаться не может. Надо положить чудовищным выходкам Ларисы конец.
−Вот именно… чудовищным, −распалялась негодованием Маргарита Львовна. −Она чуть не убила Петю, отца твоего, Егор. А ты сейчас убеждаешь меня поговорить с ней. Да не будет этого. Ноги ее не будет в моем доме.
−Мама, но ведь кто-то же должен сделать шаг навстречу. Если она не может, то сможем мы. Или ты хочешь, чтобы она в конце концов осуществила все свои подлые замыслы. Пойми, она не остановится, она пойдет до конца. Но это неправильно.
−Таня, ну хоть ты скажи ему, −взмолилась Маргарита Львовна, обращаясь к невестке, сложа ладони, как перед иконой. −Она ведь столько горя принесла нам.
−Мама, ну какое горе она нам принесла? Зла сделала много, да, не спорю. Но ведь, слава Богу, все обошлось. Пока обошлось. Я хочу, чтобы она раз и навсегда прекратила считать нас врагами и отца особенно, −горячо убеждал мать Егор.
−Да ты об отце подумай, сынок.
−Вот как раз о нем я и думаю, мама. Нельзя допустить, чтобы он пострадал от этой безумной.
−Да он уже пострадал, −чуть не плача крикнула Маргарита Львовна. −Если бы не она, не находился бы он сейчас на больничной койке, а был бы рядом с нами.
Она уткнулась в платок. Плечи ее подрагивали.
−Но мы не знаем, чьих рук это дело, −неуверенно сказал Егор.
−Мне и знать не надо. Все, что касается папы… −Маргарита Львовна не договорила, слезы душили ее, и она разрыдалась.
−У меня есть предложение, −попыталась разрядить обстановку Таня.
Маргарита Львовна перестала рыдать и поглядела на нее в ожидании. Егор тоже смотрела на Таню, но он знал уже, что Таня предложит. Они накануне обсудили все и такой ход события тоже не исключили.
−Я сама поговорю с Ларисой. Только чтобы убедить ее в том, что вы на нее зла не держите, это должно так и быть. Вам тяжело, очень тяжело, но вы ее должны хотя бы понять, если уж не простить.
Таня вопросительно смотрела на Маргариту Львовну.
−Танечка, детка, мне и вправду очень тяжело. Дать такое слово, значит, переступить через себя, через свои убеждения и боль, которую она причинила.
−Понимаю вас, Маргарита Львовна. Но ради дальнейшего спокойствия и здоровья вашего мужа, надо это сделать. Мне бабушка всегда говорила и сейчас говорит, чтобы понять человека, надо поставить себя на его место и почувствовать, какого это. Может попробовать? Злоба Ларисы ведь взялась не из ниоткуда. Она ее пронесла через всю жизнь, можно сказать. Любя одного человека, свою маму, она возненавидела другого, своего отца.
Маргарита Львовна вздрогнула при последних словах Тани.
−Хорошо, Танечка, поговори с ней. А я пока подумаю, как мне быть. Петя, наверное, тоже ее простил.
… Тем временем в больнице переполох продолжался. Вадим нашел кабинет главного врача. Постучался и приоткрыл дверь:
−Разрешите?
Ему никто не ответил, потому что в кабинете никого не было.
Вадим прошел к регистратуре. Миловидная девушка-регистратор в белом халате с бейджиком, на котором красовалось ее имя «Полина» мило улыбнулась Вадиму и спросила, чем может помочь.
−Добрый день, Полина. Я пришел навестить приятеля из 109-й палаты, но его там нет. Его выписали?
−Минуточку, −сказала Полина и повернулась к компьютеру, стоящему на соседнем столике сбоку.
Долго искать ей не пришлось, потому что голос Петра Савельича со стороны спины Вадима так его обрадовал, что он, повернувшись, схватил Петра Савельича и приподнял от пола, радостно смеясь.
−Да отпусти ты меня, Вадька. С ума сошел, ей-богу.
Петр Савельич, смущаясь перед Полиной, одернул свою больничную пижаму и укоризненно посмотрел на Вадима.
−Где вы были, дядь Петь?
−А сказали, что приятель, −улыбаясь, сказала девушка, глядя на них.
−Приятель, само собой, −ответил Петр Савельич и повлек Вадима за собой.
−Что тут у вас за переполох? Я уж, грешным делом, подумал Бог весть что.
−Да неее… У меня все нормально. Свежим воздухом подышал. Погода-то какая, а, −Петр Савельич чему-то радовался.
Мимо пронеслись две медсестры. И минут через пять в фойе больницы зашли люди в штатском, но по выправке было видно, что военные.
−Что бы это значило? −спросил Вадим, глядя на Петра Савельича.
−А то и значит, что дело пахнет керосином, −ответил тот, многозначительно подняв указательный палец вверх. −Не знаю, кто тот человек, но, по всей вероятности, не чета нам смертным. Хотя там мы все равны, −Петр Савельич перекрестился, чего раньше за ним Вадим не замечал, −помогли ему с этим… Это ты имел в виду, когда заикнулся про меня? Да, ладно, не прячь глаза, чего уж там? Все там будем. Кто раньше, кто позже, на то воля божья.
−Дядь Петя, что-то раньше не замечалось за вами такой набожности.
−Да это не набожность, Вадюша. Просто с годами человек волей-неволей становится таким и думает больше не о хлебе насущном, а о бренности своего существования. Знаешь, я это понял, находясь здесь. Времени-то навалом, лежи, да думай.
Он рассмеялся как-то тихо, словно боялся, что кто-то его услышит и осудит за этот смех.
Читайте продолжение здесь: