Пётр уговаривал Настю не ехать в город.
— Кого там опознавать? — ворчал он. — Пусть пришлют фотографии. Машину председатель больше не даст. Что мы — цари? Разъезжаем по своим надобностям в город. Скажет он нам, чтобы на автобус шли.
— Кому нам? — Настя была недовольна, что Пётр отговаривает её.
Кромка льда 13 / 12 / 1
— Мне и тебе! Ты думаешь, что я тебя отпущу одну? Забыла, как обмороками мучаешься? А если в городе не дай бог что? Кто на помощь придёт?
— Не нужно, Пётр Александрович! Я справлюсь.
Пётр так и не угомонился. Утром на остановке ждал Настю.
Уже ни для кого не было в диковинку, что агроном крутится вокруг Насти.
Да и Зинка вроде успокоилась. Закрутила роман с кузнецом из соседнего села и переехала к нему.
О Настином муже вспоминали редко. Да и многие, почему-то считали, что Настя уже и не замужем.
В городе Насте и правда стало плохо. Она была настолько слаба, что приходилось всё время останавливаться.
Пётр Александрович прикрикивал на неё:
— Потащилась со мной! Я что, не опознал бы?
Пётр старался не показывать волнение. В повестке не было написано кого нужно опознать. Вот он и боялся. Успокоился только на месте.
Настя подписала документы, и ей сказали:
— Нашли девчонку на пустыре. Не знаю, как вы её опознавать будете. Матери виднее.
Зашли в комнату вдвоём с Петром. Настя даже взглянуть не успела, потеряла сознание.
Записали со слов Петра: «Найденная девочка опознана родственниками как Тамара Афанасьевна Макарова, девяти лет от роду».
Пётр не был до конца уверен, что это Тамара. Он силился вспомнить девочку, но никак не мог найти общие черты с погибшей. А потом почудилось, что это и есть Тамара. Его поторапливали. А ещё и Анастасия была без сознания.
Домой вернулись на следующий день. Председатель был по делам в городе и забрал Петра и Настю.
Пётр нервничал. Пока Анастасия была в полудрёме, он уговорил председателя заехать на стекольный завод и поинтересоваться судьбой Афанасия.
Но там сказали, что Афанасий несколько дней на работе не появлялся, поэтому уволен.
Насте говорить об этом не стал.
На следующий день хоронили Тамару. Её привезли из города в уже заколоченном гробу.
Марфа Игнатьевна ни слезинки не проронила. С каменным лицом стояла и слушала, как причитают другие.
Анастасия после похорон похудела.
Марфа Игнатьевна говорила ей:
— Не жрёшь ничего, как ребёнок расти будет?
А живот рос быстро. Насте сложно было ходить. Кое-как удалось найти в городе ветеринара ей на замену. Последние дни перед родами она даже не вставала.
Рожала в тяжёлых муках. На свет появилась девочка. Назвали её Эльзой. Очень просил об этом имени Пётр Александрович.
Он же записал себя и отцом девочки. Ох, как Настя его бранила! Ох, как она его ругала! Но потом смирилась.
После родов похудела ещё сильнее. Молока не было.
Марфа Игнатьевна кормила внучку козьим молоком.
Бывая по делам в городе, Пётр заехал в общежитие, где жил Афанасий.
Комната его уже была заселена. Пётр поинтересовался о бывшем жильце. Ему сказали, что выгнали бывшего жильца за пьянку, а с ним ещё троих собутыльников.
Пётр недоумевал. Не понимал, как Афанасий смог выжить.
Вернувшись домой, стал нервным. Чуть ли не каждого подозревал в чём-то. За весну 1936 года написал доносы на шестерых колхозников. Геннадий Ефимович говорил Петру:
— Опомнись, Петя! Ты самых что ни на есть преступников охраняешь, а невинных губишь. Макарова твоя, слышал, что говорила? Мол, жить ей тяжело сейчас. Платье купить не на что. А раньше было лучше.
— Не говорила она так! — заступался за Настю Пётр Александрович.
— Говорила! Ты, Петя, поумерь свой пыл. Иначе я и о дневнике напомню, и о ложках серебряных. Выбрал себе семью, пестуешь их. Сдалась тебе эта Настя.
— Люблю я её, Гена! Не могу без неё ни дня. Я дитя на себя записал, хотя и не мой ребёнок. Женюсь, запру её от глаз чужих. Уж больно она мне запала в сердце.
— Пойти полечись. Надо тебе работу поменять, уехать отсюда. Не доведёт до добра твоя любовь! Девчонка у них уже пропала, Афанасий пропал. Лежит заявление заводское на его розыск.
Пётр опустил голову.
Геннадий Ефимович подошёл к нему и спросил тихо:
— Не твоих ли рук дело?
Пётр задрожал.
— Моих… Только он пропал.
— Идиот! Ей-богу, идиот.
Геннадий Ефимович щёлкнул Петра по лбу и ушёл.
***
В подземелье жизнь текла своим чередом. С большим размахом отпраздновали день рождения Тамары и Савелия. Они, оказывается, родились в один день 18 мая, только с разницей в 8 лет.
Кирилл на праздник опаздывал. Когда пришёл, радостно поставил на стол бутылку с настойкой и продекламировал перед всеми:
— Сия жижа будет дарить нам веселье! С днём рождения, братва!
Савелий нахмурился, поднялся из-за стола и вылил всё из бутылки на пол.
— Не здесь, — произнёс о строго.
— Да ты чё творишь? — Кирилл ударил Савелия.
Тот упал. Ленка бросилась разнимать парней, но Катька её остановила.
— Не лезь, Лена! Это должно было случиться. Они из-за Гули дерутся.
Гуля сидела за столом с опущенной головой.
Ленка усмехнулась.
— Ах вот оно что…
Побили друг друга хорошо. Стёпка обрабатывал раны брату, Гуля — Савелию.
Почему-то именно в этот момент Тамара посмотрела на Савелия другими глазами.
Его белобрысые вихры смешно топорщились в разные стороны. Он иногда ойкал, стоило Гуле прикоснуться к расцарапанной Кириллом щеке.
Гуля делала всё с такой любовь, такой нежностью, что у Тамары побежали мурашки по телу.
А ночью ей снился Савелий. Его лицо было совершенно чистым, без знакомых родинок. Он держал Тамару на руках и кружил на зелёной опушке, а вокруг были высокие ели и пели птицы.
Утром перепалка между Савелием и Кириллом продолжилась. Но уже не дрались. Громко разговаривали. Гуля и Тамара были не на работе. Детский сад расформировали на летнее время, детей увезли в лагерь. Помощь Гули в лагере не требовалась.
Когда Кирилл в сердцах разбил о стену кружку, Савелий крикнул:
— Вон отсюда! Иди успокойся, потом приходи!
Ушёл Кирилл, а потом и сам Савелий.
Тамара осталась вдвоём с Гулей. Та сидела за столом и нервно теребила край скатерти.
А потом начала говорить:
— Я Савву люблю с тех пор, как сюда попала. Он как ангел для меня. Он и есть мой белоснежный ангел. Знаешь, я, глядя на него, стала молиться вашему богу. Думала, что так он заметит меня быстрее. Но он замечал лишь Ингу.
Она ведь не такая красивая, как я. Посмотри, Тамара, какие у меня косы! Бабушка говорила, что раньше невеста та ценилась лучше, у которой коса была длиннее.
А Савелию так бабушка не говорила, видимо. Поэтому он меня не замечает.
Кирилл, после того как вернулся из поездки, стал ходить за мной по пятам. Он просит стать его женой. Нам ведь только немного подождать и можно жениться. Он обещает, что будет любить меня, и заберёт отсюда.
А он мне не люб, Тамара! Не люб… Я ему сказала, что люблю Савелия. Кирилл грозился его убить. Я умоляла его не трогать. Сказала, что мне нужно подумать. А он, видишь, полез на Савелия с дракой. И как мне теперь быть, Тамара!
Тамара вдруг произнесла:
— Я тоже люблю Савелия.
Гуля вытаращила на неё глаза. А потом засмеялась заливисто.
— Ой, Тамара! Конечно, ты его любишь. Он же тебя спас. Я люблю его по-другому, понимаешь? Как женщина любит мужчину… А ты любишь детской любовью. И это хорошо, Савелий очень располагает к любви. И мне приятно, что он этой любовью окружён. Только вот на меня он не обращает внимания.
Тамара хотела было заспорить и сказать, что тоже любит его как женщина. Но промолчала.
Гуля стояла у зеркала и расплетала свои косы.
— Я знаю, почему он меня не любит. У вашего бога, видимо, косы не в почёте. А ну, подсоби мне. Он любил Ингу, у неё были короткие волосы. Сейчас я тоже так сделаю.
Тамара подошла к Гуле. Та уже закончила расплетать косы.
— Жалко что-то резать, — прошептала Тамара.
— А ты не жалей. Это же не твои волосы.
Тамара дрожащими руками резала волосы. Получалось неровно. Гуля улыбалась.
Волосы теперь торчали в разные стороны. Гуля пригладила их водой. Надела косынку. Собрала свои косы с пола.
— Вот ещё и заработаю, — весело сказала она. — В городе принимают волосы.
Вечером, когда все вернулись, Гуля сняла косынку.
Ленка посмеялась над ней, Катька сделала вид, что ей не смешно.
Кирилл подошёл и сказал громко:
— Дура!
Гуля заплакала и выбежала на улицу. Савелий метнулся за ней.
Она плакала у входа в подземелье.
Савелий обнимал её и шептал:
— Что же ты же ты делаешь, Гулечка? Зачем ты так? Будет у тебя ещё любовь. Я тебе зачем? Моё сердце сейчас не готово к чувствам. А ты страдаешь.
— Поцелуй меня, Савва! Прошу тебя! Просто поцелуй один раз, и я отстану от тебя. Я приму ухаживания Кирилла.
— Зачем так терзать себя? — спросил Савелий и чмокнул Гулю в лоб.
— Нет-нет… — прошептала Гуля. — Поцелуй меня так, как целовал Ингу.
— Так я не могу… Пошли домой. Ужин стынет.
Савелий взял Гулю за руку.
— Я никогда не выйду замуж, — обиженно произнесла девушка. — Никогда.
На следующий день Кирилл попросил свою долю общака. Вслед за ним это сделал и Степан, а потом и Катька. Савелий отдал их доли без вопросов. И на несколько дней замкнулся в себе.
Гуля пошла работать в больницу для душевнобольных, где работала Инга.
У неё было невыносимое желание увидеть там её собеседника. С ней увязалась и Тамара.
Когда уже перед больницей переходили дорогу, Тамара мельком заметила знакомое лицо.
Это была её подружка Варя с отцом Геннадием Ефимовичем. Варя подросла. Её длинные тонкие ноги не очень гармонично смотрелись на фоне всей фигуры. На Варе было надето её ещё детское платье. Оно едва прикрывало мягкое место.
На мгновение Варя оглянулась и уставилась на Тамару.
Тамара видела, как у Вари округлились глаза.
Она вдруг стала тянуть отца за рукав рубахи. Пока тот сообразил, Гуля и Тамара скрылись за воротами больницы.
Тамара слышала, как Геннадий Ефимович говорил дочке:
— Бог с тобой! Какая Тамара? Почудилось. Так бывает.
А у Тамары сердце вот-вот готово было выпрыгнуть из груди.
Продолжение тут