- Ну, что ты снова пялишься туда? Я же тебе уже объяснил, ты не вернешься! – с заботой сказал Кеша.
К слову очень странный зверек этот Кеша. Вроде на енота похож, но хвост, как у лисы, а вместо носа поросячий пятак. И глаза такие красивые, как у совенка.
- Да знаю я, что не вернусь, но и уходить не хочется. Я обратно хочу к мамочке. Она грустит!
- И зачем я тебе сказал, что если приглядеться, то ты сможешь ее увидеть! – вздохнул Кеша. – Лучше бы молчал. Бегал бы, как все, по радуге! В салочки играл с другими пушистыми. Нет же, уже две недели только сидишь и вниз смотришь. Пора уже, брат, пора! Сегодня все двадцать третьи уходят. Нельзя тебе оставаться.
Масик тяжело вздохнул. Не мог он так просто уйти, зная, что у мамочки сердце не на месте, да еще и Сонька глупая ей нервы мотала.
Еще в первый день, когда он вниз научился смотреть, почуяла его, а теперь во входные двери каждый раз лапами долбила, когда чувствовала, что он на них смотрит.
Раньше он сам любил так делать. Все просился у мамочки в подъезд выйти, прогуляться. Только она его редко выпускала. Да и толку-то? Выйдет на полминуты, испугается лифта или чужих шагов и снова домой бежит.
Мамочка все не могла понять, зачем ему это нужно, если он такой трусишка, но Масик точно знал, что ему это нравилось.
Ходишь там по немытому полу, ступеньки обнюхиваешь или чужие двери, словно истории разные узнаешь из новых незнакомых запахов. Только страшновато и правда было. Против этого не попрешь. Лишь шорох услышит, и сердце в пятки уходит, приходится домой бежать. Трусишка!
Много у него было приятных воспоминаний из прошлой жизни. Не хотелось ее отпускать.
Еще и Кеша этот глупый настаивал, что уходить пора. Он себя в зеркало-то видел? В природе таких зверей не бывает. Кто он вообще такой? Или тот самый зверь невиданный, как из детских сказок?
- Ладно, я понял, что тебе нужно! – сказал смешной и чудаковатый Кеша. – Расскажи мне, что тебя там держит!? Может, легче станет...
Масик подумал немного, а потом сказал:
- Мамочка держит. Люблю ее сильно. Не хочу расставаться.
- Мне кажется, это еще не все! Все вы домашние любите своих, но редко кто вот так держится за радугу!
- Ладно, есть кое-что еще, но чтобы ты понял, мне нужно с самого начала рассказать. По-другому не поймешь.
- Ну, так рассказывай. У нас до полуночи еще целых два часа. Я тебя выслушаю! – согласился Кеша, присел рядом, подогнув под себя свой лисий хвост, и уставился на него своими добрыми совиными глазками.
- Ладно, слушай, раз такое дело. В общем, мне кажется, что моя жизнь началась в тот день, когда я встретил ее – свою мамочку. Даже не в тот день, когда я родился, а именно в тот, когда она впервые взяла меня на руки возле той мусорки, где я жил со своим братишкой.
Она так посмотрела на меня, так нежно обняла, что я сразу пропал.
Пропал в ее серых глазах и нежных руках. Если бы был человеком, то влюбился бы с первого взгляда. Но я же кот, поэтому просто полюбил ее. Даже не знал до того момента, что коты умеют любить, а потом понял, что умеют.
Помню, как долго мы ехали к ней домой из другого города. Она меня в какой-то корзинке везла. Я тогда еще был сопливым юнцом, но уже понимал, что скоро в моей жизни все изменится. В хорошем смысле, конечно же.
Каждый раз, когда она опускала свою руку в мою корзинку и нежно чесала меня за ушком, я млел от счастья. Ничего не мог с собой поделать. Мурчалка включалась сама собой.
Знаешь, это ощущение сохранялась на протяжении всей моей жизни. Если она дотрагивается, я начинаю мурчать, даже если злился на нее минуту или две назад, все равно успокаиваюсь и снова начинаю ее обожать.
Даже удивительно, как ей это удается. Кто-то может подумать, что так со всеми людьми работает, но нет, только с ней одной.
Первые дни вместе я помню особенно ярко. Когда мы наконец-то приехали домой, у меня появился новый братик. Правда, он не был рыжим и пушистым, как тот другой, с которым я жил на мусорке. Новый братик был человеком, только поменьше. Почему я понял, что он мой братик? Он тоже мою мамочку мамой звал. Точнее тогда смешно так говорил – мамамам!
- Кстати, Кеша, а почему я раньше по-человечески не мог говорить, а теперь могу? – вдруг спросил Масик, прервав свой рассказ.
- Не знаю. Точно не могу сказать, но думаю, что души у всех одинаковые. Я даже не уверен, что здесь языки существуют, все одинаково общаются. Правда, уличные пушистики мало болтают. У них словарный запас слабенький. А те, кто с людьми жили, те больше понимают и говорят. Нахватались, наверное! Ты не заморачивайся на этом. Дальше рассказывай!
- Ладно, в общем, в тот день появилась у меня большая семья – мама, папа и брат. А еще большой дом, точнее квартира. И не такая уж и большая, но я там чувствовал себя в безопасности.
Первые дни мамочка почти не отпускала меня с рук. Иногда меня забирал братик, он тоже был очень нежным. Так смотрел на меня, словно любит всей душой.
Я прямо кожей через шерсть это ощущал. И даже когда он вырос, не перестал так смотреть.
- Я понял, и теперь ты по ним очень скучаешь, так ведь? – спросил Кеша с улыбкой.
- Нет, скучаю, конечно, но дело не в этом. В общем, мы много лет жили вместе. Правда, когда я стал постарше, мы переехали в другую квартиру, побольше.
Там у моего братика появилась своя комната. Я почти все время спал с ним. Мне это нравилось. Хотелось и с мамочкой спать, но ее муж вечно на меня ноги во сне пытался положить, мне это не нравилось, а братик аккуратный был, не забывал про меня.
Я обычно папой его называл, но когда ноги на меня клал – исключительно мамин муж про себя говорил. Обидно было.
Ладно, в общем, дело в другом. Прошло много лет. Помню, папа тогда уже умер. Мама вроде как другого мужа нашла, а потом и он куда-то ушел. Я знаю, что меня она любила больше, чем тех мужчин, потому что знала, что я всегда буду с ней рядом и никогда не предам.
Опять же, не в этом суть. Ладно, в общем мы жили с ней душа в душу. Даже когда она принесла в дом еще одного серебристого котенка, я не обижался. Сначала терпеть Соньку не мог, а потом смог ее полюбить.
Красивая зараза. Как ее не полюбить? Правда, она диковатая немного. Сама она меня не сильно любила. Или потому что к мамочке ревновала? Я так и не разобрался толком. Сейчас думаю, что ревновала, когда сверху на нее смотрю и вижу, что она от нее не отходит. Будто пытается все ее печали забрать.
Я раньше думал, что Сонька и маму с братиком не сильно любит, а теперь вижу, что ошибался.
И меня она любила, иначе не ходила бы сейчас по квартире и не искала меня. Ходит, мяучит, только душу мамочке рвет, а я ей никак объяснить не могу, что не нужно этого делать. Еще и в двери начала стучаться, только контору палит. Ладно, опять не туда поехал.
В общем, жили мы, не тужили, а потом случилось что-то странное. Нет, страшное.
Звуки за окнами стали страшными. Иногда окна дрожали и стены тряслись. Несколько раз так сильно тряхнуло, что я и сам чуть не рассыпался от страха. Помню, как на присядках целый день ходил, так испугался.
Кажется, тогда я и начал в двери входные стучаться. Все думал, бежать надо и подальше. Хотел всем это объяснить. Так страшно было.
Мамочка в какой-то момент, видимо, и сама это поняла. Она увезла нас всех оттуда. И меня, и Соньку, и братика. Наши вещи тоже взяла. Нашла нам там новый дом.
Вроде жили мы неплохо, точнее даже хорошо. Еда есть, дома тепло, водичка всегда чистая, даже травку нам в горшочке посадили. Только одна вещь меня мучила.
Как вспоминал те жуткие звуки за окном в старом доме, так сразу мне плохо становилось. Тошнило, есть не мог, в голове мутнело. Всю квартиру изгадил рвотой и слюнями, а звуки те забыть никак не мог. Иногда спал и вздрагивал, когда вспоминал. И только этот чудный запах какой-то травки меня немного успокаивал.
Поначалу боялся ту пшикалку, что мамочка домой притащила, а потом даже полюбил ее. Такой классный запах!
Мамочка меня начала по врачам возить. Фу, как вспомню, аж жутко становится. Эти иголки, неприятные запахи, незнакомые люди, машины. Жесть одним словом! Никому не пожелаю!
Иногда после тех иголок и запахов мне легче становилось, а потом опять возвращалась тошнота и страх.
Даже не помню, сколько мы по тем врачам ездили, но долго, а потом перестали почему-то. На последнем приеме новый дядька доктор маме что-то плохое сказал, она плакала очень. Я тогда не понимал, что из-за меня это было, хотя мне уже тогда совсем худо стало.
Помню, забрала она меня домой, хотя врач предлагал оставить. Пыталась сама чем-то подлечить, чтобы полегче стало, но не помогало.
Вскоре я есть перестал и пить. Только лежал целыми днями. Помню, даже Сонька добрее стала. Ляжет такая и рядом со мной лежит. Иногда вылизывала мне мордочку и уши, будто пыталась этим на ноги меня поставить.
Я тогда впервые в жизни ощутил ее нежность. А нет, еще в раннем детстве она была добренькой, а потом коготки подросли, и она злюкой стала.
Не знаю, сколько дней прошло, но лучше мне так и не стало. Я даже не вставал почти. Мамочка меня снова в сумку положила и понесла в ту больницу. Долго обнимала, плакала, с рук не отпускала. Потом братик мой приехал, правда, он уже большой пацан на тот момент был, выше мамочки стал, я его тогда уже обычно сыночком звал, а не братиком.
Ну, это уже не важно. Главное, что он рядом был, но тоже грустный, заплакал, как маленький, когда обнял меня.
Не помню толком, о чем они там с врачом говорили. Помню только, как она меня на руки взяла, обняла нежно-нежно, поцеловала и попросила прощения. Так и не отпускала из рук до самого моего последнего вздоха.
Через несколько секунд после этого я уже оказался здесь на радуге, пытаясь понять, что произошло.
- Да, я помню, как ты все бегал и искал ее. Только и кричал Ма-ма, пока не понял, что можешь нормально разговаривать. И что тебе не так? Она прощения попросила, попрощалась. Все ведь нормально?
- Все, да не все. Мамочка себя виноватой считает. За тот раз, когда отвезла меня к врачу в последний день. Я ей все сказать хочу, что она правильно сделала, а не могу.
- А почему правильно? Ты разве не хотел подольше с ней побыть?
- Я тогда уже и не понимал толком ничего. Лишь иногда, услышав ее голос, чувствовал чуточку радости. Я не понимал, почему мне так плохо. Этот шум в ушах и ноющая боль в животе, ломота в костях и чувство голода в сочетании с сильной тошнотой. Знаешь, я ведь, когда на радуге впервые очутился, то наконец-то снова смог вдохнуть полной грудью и ощутил себя здоровым и сильным. Я понимаю, что она видела мои мучения и хотела их прекратить, а она до сих пор винит себя, что ускорила этот процесс. Потому и плачет до сих пор. Столько дней прошло, а она все плачет. Хорошо хоть спать начала, а то еще и не спала много дней.
Кеша с сожалением посмотрел на этого рыжика двадцать третьего, а потом на небо. Времени оставалось все меньше.
- Мась, ты же понимаешь, что поделать уже ничего не сможешь? Я тебе обещаю, мамочка твоя успокоится. Ты о другом подумай. Если ты подглядывать за ними перестанешь и уйдешь со всеми двадцать третьими, то и Сонька твоя в двери тарабанить перестанет. И меньше напоминать о тебе будет!
- А если не перестанет? Вдруг у нее это уже в привычку вошло?
- Перестанет! Я тебе точно говорю. Так что, попрощайся мысленно и пойдем со мной. Я тебе обещаю, там, куда вы отправитесь, еще лучше будет. И больше того, с мамочкой своей ты еще когда-нибудь встретишься. Так всегда бывает. Я правда, не уверен, что ты в тот следующий раз снова шерстяным будешь, но обязательно встретитесь!
Масик даже улыбнулся, представив себе их новую встречу. Только как же она узнает его, если на нем шерсти не будет? Загадка!
- А откуда ты знаешь?
- Так всегда бывает! Ты скоро сам поймешь, когда пойдешь со всеми. Погляди на своих в последний раз, скажи мысленно, как любишь их, и пойдем.
- Легко тебе говорить… - грустно ответил кот.
- Мне легко? Да я каждый день таких, как ты, в дальний путь провожаю! Столько разных историй уже выслушал. И каждая уникальная, но все почти грустно заканчиваются, но оно и не мудрено. Всем подольше пожить хочется, но у каждого свой срок.
- Мне еще одно непонятно, Кеш. Почему я умер? Я ведь был здоровым котом. Все хорошо было, а потом бац и нету меня!
- Не знаю, братишка, но судя из твоего рассказа, в тебе сломалось что-то из-за того звука за окном. Вы ж коты, когда там на земле находитесь, то и объяснить толком не можете, что у вас болит. А врачи – не боги, сами догадаться не могут. А что ты сам помнишь?
- Не знаю толком. Помню тошнило, живот болел и надувался. Мне иногда казалось, что в этот самый живот вся моя жизнь уходит. Особенно в последние дни. Будто он растет, а я медленно засыхаю. Словно что-то там поселилось, что из меня всю жизнь и высосало.
- Ну, вот видишь. Ты и сам толком не знаешь. Вот и врачи не поняли. Раз по больницам тебя долго таскали, значит, помочь пытались, но не смогли. Мамочка твоя все сделала, чтобы ты поправился, но она тоже не всесильная.
- Я это понимаю, но мне кажется, что она этого не понимает. До сих пор думает, что нужно было дальше стараться. И объяснить ей не могу, что бесполезно все это было. Ту дрянь в животе уже ничто бы не выгнало! Ни лекарства, ни иголки…
- Грустно все это. Понимаю, жалко тебе с ней расставаться, но смотри, брат, пора уже! Все собрались, только тебя одного и ждут!
- А может, я завтра пойду туда? Еще денек здесь побуду?
- Не положено! – строго, но нежно сказал Кеша. Раз двадцать третий, то сегодня должен уходить. Все, прощайся!
- А как прощаться-то?
- Ну, не знаю. Посмотри на них в последний раз, мысленно скажи им, что любишь их, пожелай счастья, удачи и здоровья, а потом глаза закрой и представь, как они тебе дороги. Так и прощаются!
Масику ничего не оставалось, кроме как послушаться Кешу. Он подошел к краю радуги и вгляделся вниз, что было силы, посмотрел на мамочку, которая сидела перед телевизором и снова что-то вязала. Она всегда вязала, когда грустила. Рядом лежала Сонька и громко храпела.
Вот же храпунья! Шнобак такой здоровый, а храпит, как тракторист! Если бы не эти ее кисточки на ушах и раскосые глазища на пол мордочки, ее бы уже давно из дома выгнали. Красивая зараза!
Как раз домой вернулся сыночек. Поцеловал маму в щеку и пошел обедать на кухню. Жизнь шла своим чередом.
И так Масику захотелось еще хотя бы разок оказаться там вместе с ними. Полежать рядом с мамочкой, стырить у нее клубочек и загнать его в дальний угол, а потом прийти в комнату к сыночку и улечься ему на грудь, чтобы он снова с улыбкой назвал его рыжим колобком, и сказал, что ему нечем дышать. Веселые были деньки.
И еще можно с Сонькой погаситься, когда у нее снова приступ озорства проснется. Приставака, вечно его провоцировала поноситься по квартире, словно из ума оба выжили.
Да, хорошо им было вместе. Сожалел он, что больше всего этого не повторится.
Посмотрел на них всех с радуги и подумал – люблю вас больше всего на свете, а потом улыбнулся и пошел к толпе других пушистиков, которые дружно ждали его на другом конце радуги.
- Пора уже, брат, пора! – говорили они в нетерпении.
И чего им не терпелось, не мог понять Масик. Не знают же, что там будет, а все равно спешат!
Он пошел за ними, последним плелся в хвосте, так сказать, хотя у всех них были хвосты. Странно это звучало даже в его голове.
Кеша стоял на своем месте и смотрел, как пушистики один за другим уходят в этот удивительный свет. Он улыбался, потому что знал, там они будут счастливы, здоровы и в безопасности. Там забудут про все свои горести и печали. И все равно обязательно вернутся.
Не завтра, конечно же, но вернутся. Может, даже когда-нибудь еще встретятся с ним и со своими близкими. Нравилась ему эта мысль. Только она и заставляла его продолжать свою важную работу.
Одного Кеша не понимал, почему все они на него так странно смотрят, когда приходят на радугу?
Подошел к облаку, набитому капельками воды, и посмотрела в одну из них. Симпатяга такой! И пятачок в меру розовый, как и задумано. И хвост рыжий такой, блестящий, на солнышке переливается. И глаза большие, добрые и красивые! Что не так-то?
Улыбнулся Кеша своему изображению и пошел к другому концу радуги. Пришло время встречать двадцать четвертых, только уже ноябрьских…
* * * * *
Дорогие мои читатели, впервые закрываю комментарии к рассказу. Просто не смогу их все прочитать. Просто не смогу. Извиняюсь за это.
Я обещала, что расскажу, чем закончится история Масика. Многие спрашивали и не раз, но мне было сложно отвечать на те комментарии, хотя я их видела.
Собственно, все и рассказала тут. Умер мой котик 23-го октября. Уже больше месяца прошло.
Пошли сдавать анализы после того первого рассказа, чтобы начать новое лечение, которое посоветовала мне одна добрая женщина-ветеринар, в ВК написала. Было столько надежды, но анализы оказались неожиданно плохими.
Больше недели Масику ставили капельницы, чтобы подлечить печень и поджелудочную, но ему стало только хуже, к сожалению. Снова анализы, опять плохие, точнее еще хуже.
Когда врач сказал страшное слово – ацидоз, стало понятно, что дальше лечить его – только мучить.
Он предлагал сразу усыпить, чтобы не мучать животное, но я не послушала. На несколько дней забрала его домой, пока не поняла, что зря заставила его мучиться все эти дни. Котика пришлось усыпить.
Кстати, Сонька и правда начала шкрябаться в двери, когда его не стало, а потом будто по мановению волшебной палочки перестала. Может, поэтому и родился этот рассказ.
Кто его знает, что у них там на радуге происходит? Может, и Кеша такой существует? Или моя больная фантазия чересчур разыгралась?
В любом случае я благодарна всем, кто пытался поддерживать и помогать. Спасибо за всё каждому из Вас!
И очень прошу, не пишите ничего по этой теме в комментариях к другим публикациям. Понимаю, что грустно и жалко котика, но, пожалуйста, не нужно.
В любом случае жизнь продолжается! У меня осталась еще одна строптивая красавица и это здорово)
С уважением, Ваша Юля С.
