Давно, когда деревья были большие, мне довелось делить дорогу с мужчиной среднего возраста. Поскольку это было купе, я, молодая девчонка, от такого соседства испытывала неудобство. Тяжёлый взгляд из-под лохматых бровей. Ещё эти татуировки...
Отодвинув рукав олимпийки, нежеланный попутчик посмотрел на часы. Видимо, решив, что пора ужинать, принялся выкладывать разную снедь из клеёнчатой сумки. Мелкая отварная картошка, малосольные огурчики, уже освобождённые от скорлупки яйца, зелёный лук, горячего копчения рыба...
Всё в баночках, пакетиках. Явно заботливой женской рукой заготовлено. У меня при себе было только два бутерброда с намазкой из яйца и плавленного сырка. Моя поездка заканчивалась завтра, ещё до обеда, и я считала: мне хватит.
Но обилие чужой еды дразнило. Мужчина, уловив, или просто из гостеприимства, зазвал неожиданно мягким, располагающим голосом:
"Давай, девонька, налетай. Да не напрягайся в мой адрес. У меня дочка чуть постарше тебя. Замуж выскочила, стрекоза. И уж родила! Еду на внука взглянуть. Жена ездила в отпуске. А мне, как деду, тоже охота."
Решив не ломаться, я принялась угощаться. Только из вежливости, спросила: "Наверное, с женой не совпал отпуск, если не вместе поехали?" Оказалось, дело в хозяйстве.
"Курята, коровёнка, огород пить просит." "А-а, так вы деревенский,"- протянула с нотой сочувствия, а он догадался:
"Не любишь дорог без асфальта, жизнь без удобств? Понимаю. Я и сам, по рождению, городской. В деревню, уж отсидев, попал. Н пужайся, голуба. Не душегуб я, хоть по страшной статье сидел - человека убил.
Из-за любви. В этой жизни всё из-за неё - и сладкое, и горькое. Коли желаешь, расскажу. Меня, к слову, Матвеем зовут. Для тебя - дядя Матвей. Ну так?"
Любовь тогда для меня была особым понятием, а "убил из-за любви" -
такое может, за всю жизнь не встретишь ни разу. Загорелась послушать. Дядя Матвей сначала всё убрал со стола, а уж потом начал, под стук колёс, свою исповедь.
Наверное, не в первый раз, и больше для себя, чем для слушателя. Эдакое очищение души. Но искреннее.
И сегодня я предлагаю эту историю вам, посетители нашего маленького клуба - канала. Она прозвучит от имени дяди Матвея.
"Сначала у меня не только мама и сестра были, но и отец. Дурной мужик, как напьётся. Сестрёнке пять лет - заберётся под стол и слезами захлёбывается. А я, десятилетний, уже не мог прятаться, когда он мамку колотить принимался. Прыгал на него, как зверёк, кусал, колотил кулаками.
Его это приводило в пьяный восторг. Хохотал и мотал меня во все стороны, подначивая:"Давай, сынку, фас батьку!" Зато маме спасение - нарезвившись со мной, падал спать, чтоб утром виниться и целовать нас с сестрой ртом вонючим.
Но при очередном кураже, наш мучитель шмякнул меня об стену, и стало темно. "Без меня" мама вызывала скорую помощь, а протрезвевший папашка, в десять минут, собрал документы, вещи и был таков, полагая, что я дух испустил. Крик мамы: "В тюрьме сгниёшь за Матюшу!!!" его кнутом подстёгивал.
И будто в щёлку навсегда спрятался. Милиция, поискав, объявила гада пропавшим. А мы в подарок спокойствие получили. Позже нам с сестрой назначили пенсию, как оставшимся без отца. Меня выходили. Но появился нервный тик, приступами, и энурез.
Пошли назначения сильных успокоительных, но мать отказалась. Предпочла очень любить и скрывать ото всех мою неприятность. Так что вырос я без пионерских лагерей и ночёвок у приятелей. Самое обидное - в армию не призвали, как какого-то малахольного.
Только к двадцати годам моя постель всегда стала оставаться сухой. А на тик я внимания не обращал. На токаря выучился - металл любил. На заводе дела хорошо пошли. Всего год миновал, а меня уже бригадиром комсомольско - молодёжной бригады назначили.
Давали проценты сверх плана на зависть другим. Зарплата, премия - зажила наша семья! Часто в заводской Дом культуры ходил. Не на танцы - не умел я под музыку дёргаться. И толпа вокруг напрягала. В радиотехническом кружке занимался, в читальном зале много времени проводил - при ДК и библиотека имелась.
Никто не знал, а во мне крепла мечта о настоящей любви. Судьба подарила встречу с Лизой. Стояла июльская жара. Холодный квасок - спасение! А девушке, запросившей стаканчик, продавец отказала, сказав: "Мелочь на нет сошла, не сдам сдачу с рубля!"
Я следом стоял и заплатил за двоих. Пошли рядом. Я с неожиданным пониманием: "Это она!" Хотя от красоты не ослепнешь: серые глаза, русые волосы по плечам, курносая. Синее платье с кружевным воротничком. Но, что -то было в ней, как в весеннем небе, солнечном дне, снежинках, падающих на плечи.
Лиза на последний курс медицинского училища перешла, и её легко было представить в белом, накрахмаленном халатике и положенной медикам шапочке. На заводе я привык обращаться к девчонкам на "ты" и держаться запросто. Перед Лизой робел и "выкал" не менее месяца.
Очень особенная. С такой не играть, а сразу жениться нужно. Так что с поцелуйчиками и объятиями, я перебора не допускал. Лиза милый пунктик имела - ландыши обожала. Заколочку в таком роде носила на волосах. Собирала журнальные изображения этих хрупких цветов.
Домой, в виде букетов никогда не брала, говоря, что не желает видеть их увядание. И от самой веяло ландышами. Лиза объясняла:"Всего лишь духи! Называются "Лесной ландыш." Но мне нравилось думать, что это личный её аромат.
Отношения крепли и захотелось нам пожениться. Я с мамой и сестрой жил. Лиза с мамой и братом. Только нас не хватало! Чужую квартиру снимать? Я в цехком пошёл: "Похлопочите об отдельной комнатке для меня - жениться собрался!"
Председатель цехкома, Ида Павловна, серьёзная, справедливая женщина., посмотрела лукаво: "А точно жениться? Где невеста работает?" Я с гордостью сообщил, что Лиза, получив диплом, в нашу заводскую поликлинику устроилась, по подсказке моей.
"Ну, что с вами делать. Бегом в ЗАГС - подавать заявление, а мы пока прикинем, как жилищников растрясти!" - пообещала добрая женщина. Так у меня появилась невеста! Всего-то два месяца нас от супружества отделяли. Вскоре стало известно, что дадут нам хорошую комнату в семейном общежитии.
Неплохое начало! Пора было приниматься за приятные хлопоты: мне костюм, Лизе белое, воздушное платье - символ девичьей чистоты. Фату она не хотела, говоря, что закажет в причёску цветы. Естественно, имитацию ландышей.
Будь проклят тот вечер! Мы ходили на концерт приезжей знаменитости и возвращались поздно. Шли через парк, по центральной, освещённой части, а из глубины вдруг выдрались двое. Их моя девушка интересовала. Мне милостиво велели убраться.
Я понимал, что в ближней драке их не осилю. Сделал вид, что отступил. У Лизы был такой взгляд - ужас, презрение, мольба. Но уже потащили её в кусты, не обращая внимание на крики. Кинулся к урне: "Только бы!" Нашлось две бутылки. Теперь разбить правильно, чтоб "розочка" получилась.
И поспешил туда, где один гад уже штаны стягивал, а другой усмирял Лизины руки. Я бил со всей силы, вгоняя стекло в плоть не человека - мрази! Потом в деле запишут о моих безжалостных действиях. Наверное, это выглядело страшно: удары по пытавшемуся подняться. Но захваченный яростью, я остановиться не мог.
Второй отпрыгнул, завыв - я ему угодил по рукам. Бежать бросился. Лиза, уже стояла рядом со мной, пытаясь остудить. Говорила тоненьким голоском: "Я не пострадала, миленький, успокойся. Давай поскорее уйдём." Не осознавала любимая, что пути, в прежнюю жизнь, нет.
Время стало вязким. Появилась милиция: сбежавший вызвал из ближайшей телефонной точки. Бригадирство, женитьба, разрешение на комнату, мама с сестрой, всё моё светлое, полетело к чертям. И только мысли о верной Лизе не давали сойти с ума.
Тот, что умер от глубоких ран по дороге в больницу, имел ходку с небольшим сроком, за попытку совершения подобного надругательства. Смягчающее обстоятельство для меня. Но сбежавший оказался "примерным студентом ВУЗа" и сыном важного папы.
"Папа" и пожелал меня по полной "закрыть." Разбирательство шло несколько месяцев, и крен его поменялся. Лиза стала свидетельствовать странное:
"Мы шли по парку. К нам обратились два парня. Прикурить у Матвея просили. Резковато, с употреблением мата. Он его не терпел и разозлился. Стал задираться, но их двое. Ударили его, оттолкнули.
Ушли в заросли, где позже Матвей совершил нападение. Я уговаривала дальше идти, но он обнаружил в урне бутылки, и разбил об асфальт. Те двое опять вышли - на звук.
Поняв его затею, тот, кто погиб, схватил меня за руку, и потащил за собой. Я стала, как бы его щитом. Было темно. Я споткнулась, упала, он на меня, и тут Матвей стал его бить острым концом бутылки. Второй пытался вмешаться, но получив порезы, убежал..."
Ложь, предательство! А я вдруг потерял желание бороться и опровергать. На суде мне определили срок в восемь лет строгого режима. Лиза, ни кровинки в лице, в мою сторону не смотрела. Девушка - ландыш, которую я не дал растоптать негодяям, скомкала меня, как бумажку.
Как сидел - "смаковать" не хочу. Мама умерла от инфаркта. Приехав ко мне на выкупленное свидание, и увидев следы очередной "прописки," она простонала: "Сынок, на что ты себя обрёк?" Две недели спустя, соседи помогали сестре с похоронами.
Наташке всего восемнадцать исполнилось. Я запретил ей приезжать даже на редкие свидания и не просил посылок. Но всё же организовывала иногда. В письмах сестра жалела меня и ненавидела одновременно. Понимал и принимал. Радовался сообщениям: работает продавцом, замуж вышла.
Наказание на отсидке не заканчивается. Я вышел никому не нужным. Вернулся в родной город. Кроме сестры идти было некуда. По комнатам бегали её маленькие сыновья. Муж смотрел с хмурым подозрением. Поставили мне раскладушку на кухне.
Наташа предупредила:"Ты у нас, Матвей, временно. Сам видишь - тесно. Не порть мне жизнь окончательно." Стал устраиваться на завод, и туберкулёз медкомиссия показала. Да, я покашливал и температурил по вечерам. Оказался надолго в специальной больнице.
Думал, сестре всё равно, а она объявилась на выписку. Привезла новую одежду, денег немного и сообщила, что выкупила для меня путёвку в санаторий для реабилитации туберкулёзных больных. Сказала, что это последнее, что может для меня сделать.
"Потом, Матвей, сам устраивайся, а нас не тревожь и прости." Так и расстались с сестрёнкой.
Неожиданно, на тридцать дней, оказался в раю. Тяжёлых мыслей туман слегка отступил. Случаем разговорился с Надеждой (имя-то какое, правда?) - прачкой и санитаркой "рая." Сложилось, рассказать ей про себя. Она, по женски, прониклась.
Роман не роман, но пригласила в гости к себе - санаторий от её деревни в двадцати минутах ходьбы. Тоже не сладко жила, одна двух сыновей поднимая. Сама предложила сойтись - я бы не посмел. Стараниями уже жены, получил место оператора в санаторной котельной.
Зарплата - с какого места посмотреть. Городских на неё не заманишь, а для деревенских - удача. График - сутки через двое, транспортных расходов нет. Малая физическая нагрузка сберегает силы для надрыва на личном хозяйстве.
Поэтому я, как и остальные местные, воткнувшиеся в санаторий прачками, санитарками, разнорабочими, своей работой дорожу и теперь. Управление, кадровики с бухгалтерией, медицинский состав, повара - городские. Их доставляет служебный автобус.
Мои ежедневные обязанности с ними не связаны и даже успеваю позабыть, как кого звать. Тем более, обновления лиц не так уж и редки. Их во время обеда в столовой, как правило замечаешь. Незаметно пять лет отработал. "Старательный, честный, но угрюмый товарищ,"- так обо мне говорили.
Я и с Надей в таком же панцире жил. Благодарен, все указания исполнял и уже дочка у нас родилась. Но не было в сердце любви. Всё, будто перемогался. А судьбе моей было мало. Решила ещё испытать. Именно в столовой я и увидел Лизу.
Сидящие рядом подсказали: "Новая старшая медсестра. Елизавета Николаевна." Надо обидой налиться, а я не могу. Как и предполагал, когда-то, белоснежный халатик и шапочка ей подходили очень. Изменилась, конечно за столько-то лет, но тот же невинный взгляд серых глаз, русые волосы.
Не разбирал своих чувств, но, как засохший цветок оживает от влаги, так и я, при виде Елизаветы Николаевны, ожил. Придумалось, что Лиза не предала меня, а запуталась - ведь совсем девчонка была! Нестерпимо захотелось поговорить и .. Да не знаю, что "и."
Я к котельной привязан, а она свободнее в передвижениях. И однажды, подгадав вместе из столовой выйти, строго потребовал: "Отбрось вид, что не узнала. Настаиваю на разговоре, Лиза. Напротив котельной скамья, жду каждую смену!" Не думал, что скажут, не увидит ли Надя из своей прачечной.
Лиза на третий день объявилась. В руках бутыль с дезраствором. Вроде, по делу. Я присел, закурил, хоть нельзя. Лиза нервно спросила:"К чему наша встреча, Матвей?" И вырвалось в лоб: "Почему ты решилась меня оболгать в показаниях? Ведь ими ты мне срок увеличила года на три. Я не следователь, можешь быть честной."
Покрутив словами, Лиза призналась:
"Меня запугивали, а маму убедили взять деньги. Как взяла - отступить невозможно. Я и стала говорить "под диктовку." Тебя бы, в любом случае, не оправдали, Матвей.
Ты ведь, признайся, и сам виноват - не смог вовремя остановиться. Хватило бы припугнуть разбитой бутылкой! Тебе ещё повезло, что сынок влиятельного отца не погиб. Тогда бы вообще на свободу не вышел!"
Вот как она это теперь видела. И я ей напомнил, что имелся ещё один, замечательный для меня вариант - просто уйти. Её бы "потрепали немножко," а всё моё при мне бы осталось. И мама бы не умерла от инфаркта.
Потом я мог бы "благородно" жениться на ней или выбрать другую - "честную девушку." Елизавета Николаевна слушала и бледнела - должно быть, память ей выпихнула момент, как тянут в кусты, задирают платье. Один бы отвалился, второму - очередь. Это, если б я позволил себе уйти.
Села рядом. Так близко, что услышался запах её любимых духов. Для меня неожиданно тошнотворный. Вздохнула со всхлипом:
"Да, я гадина. И мама моя не лучше. Понимаю: ты компенсации хочешь. Я замужем, у нас дочь. Муж эту историю не знает. Но у меня есть золотые украшения. Они всегда в цене. Не волнуйся, напишу расписку, что сама отдала, в счёт долга, скажем."
Увидев, что не угадала, и смотрю я с усмешкой, вскинула брови:"Ты хочешь, чтоб я собой расплатилась?! Ты что же, до сих пор любишь меня, Матвей?" И в голоске нотка самодовольства.
Но много лет путавшийся в чувствах к ней, я теперь знал точный ответ и к любви он отношения не имел. Она мне вдруг надоела, и пора было топать в котельную. Взяв за запястье, ощутимо сжал.
Елизавета Николаевна испуганно пискнула. Давя пристальным, "тюремным" взглядом, объявил ей, не самым вежливым тоном:
"Значит так, моё требование - твоё увольнение. Из сердца давно вон ушла, но и глаза мне не мозоль! Не угрожаю. Ты должница моя, Лизавета Николаевна. Пора расплатиться. Месяц на отработку, я ж понимаю. И адью!"
Не стала спорить. Кивнула коротко:"Поняла. Исполню." Пошла. Ещё молодая. Наверное, привлекательная. Я о ней этого больше не понимал. Месяц спустя, утренний служебный автобус её не привёз. И с того дня мой панцирь начал слабеть с каждым днём.
Обилие эмоций захватывало, оживляло. Прозрел: сколько у меня всего есть! Родная жена Надюха, два сына, дочка. Как дополнение к ним - дом, работа, природа вокруг какая! И зажил, как герой сказки зло победивший: я в себе дракона, меня же и жрущего, на цепь посадил.
Мальчиши, вслед за сестрой, стали называть меня "папа." Про жену понял - люблю! И она поняла: такие мне слова стала на ночь шептать - только для медового месяца. А между нами растянулось на годы.
Мудрость ко мне пришла, насчёт встречи с Лизой. Не искушение крылось в ней, а прозрение и освобождение. Чтоб, дурак, оценил то, что имею и всё ещё лучшие годы не проморгал! И вот еду внука смотреть. Не старый, не одинокий - счастливый. Горечь прошлого давно отошла.
Всё на свете люблю. Вот только не терплю лес в период цветения ландышей. Их запах дурманный меня вдоха лишает."
от автора: Ночь для нас вышла короткой: до поздна дядя Матвей говорил, я внимала. Утром он вышел первый, на уже волгоградской станции. Сказал на прощание:"Береги себя, девонька. Такого, как я, может рядом не оказаться!"
Благодарю за прочтение. Пишите. Голосуйте. Подписывайтесь. Лина
