Вторая встреча
Иван появился в камере у Алеши опять совершенно неожиданно, хотя примерно и в то же время, что и в прошлый раз. На этот раз у него в руках была не свеча на подсвечнике, а небольшая керосиновая лампа. Алеша лежал на койке и быстро приподнявшись до пояса, скинул ноги вниз.
- Уф, Алешка, хорошо у тебя, тепло. А на дворе, знаешь, мороз какой!.. Ой-ой!..
Иван снова прошел к окну и, поставив лампу на стол, сел на стул - тот самый табурет с невысокой грубо выделанной спинкой.
- Странно, я к тебе хожу греться… Не смешно ли?.. Что молчишь? Давай продолжим разговоры и споры о мытарствах желторотых русских мальчиков?.. Таким и я когда-то был еще в студенчестве, едва не умирая от голода, бегал по редакциям, нося им услышанные, а большей частью выдуманные новости с подписью «Очевидец». А со мною спорили, требовали доказать, и не брали… Хе-хе… Мальчики, правда, уже не желторотые, а и желтогубые и желтоглазые… Хочешь новостей о Мите? Он с Лягавым сейчас в большой дружбе. Лягавого-то, Горсткина по-другому, помнишь? Его замучили сны – купец, которого он укокошил и закопал в лесу, ему по ночам является, таскает его за ноги, сапоги снимает. Так он упросил Митю нашего с ним ночевать. Когда Митя рядом – тот не является. А у Дмитрия, как помнишь, своя сонная фантасмагория: «Die Gleichmabigkeit des Laufes der Zeit in allen Kopfen beweist mehr, als irgend etwas, dab wir Alle in denselben Traum versrnkt sind, ja dab es Ein Wesen ist, welches ihn traumt».[1] Это Шопенгауэр. Видишь, и он о сне… А Митя ведь и отказать Лягавому не может, воли-то во сне нет. Ко мне приходил советоваться. Хочет попасть в сон к Лягавому и поговорить с купцом этим убитым. Мол, если он там останется, во сне этом у Лягавого, чтобы я не бросал Грушу с девочкой этой, Лукьяшей. Но пока не получается у них. Видишь как?..
- А ты что?.. – наконец, прервал молчание Алеша.
- А что я, Алешка… Что я ему скажу и присоветую, руками развел только…
Иван немного помолчал и заговорил вновь:
- Ты знаешь, меня ведь тоже один сон мучает. Уже много раз снился – каждый раз по-новому, но суть одна. Понимаешь – что я живу во времена Христа. Вижу все со стороны. Каждый раз по-другому. То – вот Он чудо совершает какое… Исцеляет слепорожденного… Видел даже, как он мертвую девочку эту воскресил. Дочку Иаира… Прокаженный очистился – я тоже видел. Как пятью хлебами и двумя рыбками пять тысяч накормил… Какое пять тысяч!.. Ты бы видел, сколько их было!.. С женщинами и детьми!.. А то слушаю, как Он говорит… Да – никогда так человек не говорил, правда ведь, что в Евангелии написано…
- Иван, так ты все-таки уверовал?
Лицо Ивана исказила какая-то странная судорога. Словно Алеша напомнил ему о каком-то давнем и стыдном поступке, о котором Иван очень хотел бы забыть.
- Алешка, Алексей, братец ты мой… Коснулся ты моего больного места. В том-то и дело, в том-то и дело. Я все время сомневаюсь. Все время… Хоть своими глазами все вижу… Я бываю иногда как бы один из тогдашних иудеев, даже беседуем после вместе. И тоже сомневаемся, как в Евангелии. Не бес ли в Нем? Не дьявол ли Ему помогает?.. А то я иногда как бы невидим – как дух какой наблюдаю со стороны. Как когда он девочку воскрешал. Он же взял только Петра, Иакова и Иоанна… А я тоже тут, где-то сбоку стою ли, парю ли – но все вижу… И тоже сомнение – а может, она просто была в обмороке, а теперь очнулась… И то же с Лазарем… А недавно книжником был, тем, который спрашивал о ближнем, кто мой ближний – мы с тобой об этом прошлый раз… И как-то с каждым разом все беспокойнее. Чувствую, что приближаемся к кульминации. К распятию то есть… Уж как бы мне не стать одним из них… Из этих распинателей, кто тогда кричал: «распни Его!» Вот странно, Алешка. Фома увидел и уверовал, а я и видел – и видел же гораздо больше Фомы - но так и не уверовал…
- Снам верить нельзя.
- Что есть сон, Алешка? Да-да, пилатовская постановка… Не ухмыляйся. (Алеша, кажется, и не думал ухмыляться.) По сути это тот же вопрос – вопрос об истине. И кто сказал, что так называемая жизнь ближе к истине, чем так называемые сны?.. Кто за это поручится, Алеша?
- Иван, тебе не кажется, что мы все больше меняемся местами? Я освободился от всей этой религиозной мистики, а ты все больше и больше в ней увязаешь. И освободился же я не без твоего влияния, Иван. Точно же, не без твоего. Помнишь – «Я не Бога, я мир его не принимаю»? Это же твой постулат. Только ты почему-то не сделал последний и вполне логический шаг. От неприятия мира к неприятию Бога. Раз мир столь несправедлив и основан не просто на слезинках ребенка, а на их кровавых слезках… Да что там слезках – порой на самой настоящей детской невинной кровушке… Значит?.. Все просто же. Раз такой мир существует, значит, не существует Бог. Значит, никакого Бога нет. Это же просто.
- Простота бывает…
- Хуже воровства, - резко перебил Алеша, – ты хотел сказать. Только хуже воровства жизни ничего быть не может. Хуже воровства справедливости тоже. Когда в этом мире нет жизни людям из-за того, что в нем нет справедливости, то на самом деле все эти вопросы о Боге, есть Он – нет Его, все это – пустое. Все это уводит в сторону и по сути есть лишь бесполезное словопрение и пудрение мозгов.
- Алешка, неужели и ты из «барабанщиков»?
Алеша недоуменно вскинул глаза на Ивана. На какое-то время в камере воцарилась тишина. Слышны были только глухие шаги часового по тюремному коридору. Иван опустил голову на руки и какое-то время терся ею о свои ладони. Он словно бы собирался с какой-то важной мыслью.
- Сейчас, сейчас поясню… Понимаешь, ты сейчас задел одно мое горестное наблюдение. Видишь ли, «барабанщики» - это название современного поколения людей по их отношению к вере. Есть люди верующие, безусловно верующие, религиозные, даже фанатики, это не суть важно. А важно то, что Бог для них не просто есть, а Он еще и находится в центре их жизни. Соответственно есть атеисты. Для них не просто Бога нет, но они еще и доказывают это в первую очередь себе, а потом и другим, что Бога нет. И получается, что Бог, хотя Его как бы и нет для атеистов, но Он тоже находится в центре их жизни. Видишь какой парадокс. Верующие и атеисты – это две стороны одной и той же медали. И там, и там – вера, причем, не просто вера, а горячая вера. И долгое время всех людей можно было поставить между этими двумя полюсами, ближе к одному или другому полюсу в зависимости от направленности их веры. Но в последнее время я все больше и больше замечаю нарождение нового поколения. Оно вообще не вписывается в эту систему координат – между верой и атеизмом. Люди у которых словно полностью отсутствует в душе «орган» веры. Есть ли Бог, нет ли Бога – им просто «по барабану». Понимаешь теперь, почему я их называю «барабанщиками»?
- Понимаю, но я…
- Нет подожди, дослушай. Это как некая странная и страшная примета времени. Люди, абсолютно равнодушные к вере, вообще ко всем духовным вопросам, вообще ко всем «проклятым вопросам» жизни. Это словно люди без души. Они просто живут. Живут так, словно инопланетяне какие-то. Они наверно и впрямь инопланетяне, ибо их души устроены как-то совсем по-другому. Порой, когда им говоришь о Боге, они даже не в состоянии понять, о чем речь… Это все равно что ребенку объяснять высшую математику – производные и интегралы.
- Ты их часто встречаешь?
- Алешка, я их чувствую. Порой им и говорить ничего не нужно, и никакие вопросы им задавать. А только взглянешь им в глаза, и сразу понятно – «барабанщик». Жутко даже описать эти глаза – там пустота одна. Не просто даже пустота… Как бы это сказать?..
- Провалы?
- Нет, Алеша, наоборот – там мель полная… Полное отсутствие глубины. Лужа… И мне становится все страшнее и страшнее. Ведь это не глупость, не тупость, ни духовная лень, тут дело пострашнее. Тут даже не бесовство. Тут дьяволизм и дьяволизм какой-то новой формации. Бог «по барабану»!?.. Разве такое можно было представить раньше? Разве можно было, Алеша?.. С Богом можно было спорить, не соглашаться, уступать, подчиняться, отрекаться, проклинать, отрицать наконец… Все, что угодно, но только не «по барабану». Здесь дьявол выступает в какой-то новой и, мне кажется, последней уже формации, это последняя его и самая высшая эманация в людях. Тут гордыня возросла до такой запредельной степени, что на Бога просто не обращает внимание. Есть Он, нет Его – «по барабану». Тут люди инфицируются каким-то уже необратимо смертельным вирусом – вирусом беспредельной гордыни, когда Бог умаляется до жужжания мухи, какой-то придорожной пыли… Причем, сами не замечают своего смертельного заражения. Гордыня убила даже чувство самосохранения, она настолько велика, что перестает осознаваться, ибо является внутренней сутью этих «барабанщиков». Это просто поразительная самоуверенность, что их жизнь зависит только от них самих, да только от них самих… Какой Бог? Причем тут Бог?..
- Иван, тут логическое несообразие. Само понятие Бога предусматривает зависимость человека от него. Поэтому, если твои «барабанщики» допускают хотя бы в теории то, что Бог есть, это автоматически должно вести к зависимости от Него. Если не так, то это не Бог.
- Именно Алешка, именно. Но у барабанщиков происходит какой-то невероятный и невообразимый разрыв сознания, логическая аберрация, провал логики… Это что-то иррациональное и опять же дьявольское – ибо без дьявольского вмешательства произойти бы не смогло. Такое ощущение, что их умами дьявол руководит непосредственно, он словно поселяется в их головах… Что может быть хуже?
- Смердяков-то наверно был хуже.
- Нет-нет-нет, не скажи… Даже, когда он отрицал и кощунствовал. Понимаешь, его, как и меня, Бог мучил. Мучил Своим существованием – есть Он или нет. И он от этих мучений кощунствовал. Помню, знаешь, какой мне он аргумент привел… Мол, в писании говорится, что небеса – это подножие ног Его… Бога, то есть. Какое подножие? Я, вот, говорит, стою, голову вверх поднял – это верх для меня. А под ногами низ. Но на противоположной стороне земли стоят антиподы… Да, так и сказал – «антиподы» - где только словечко это раскопал… Так вот стоит такой же антипод и тоже голову вверх задрал. И тоже уверен, что у него верх над головой, а под ногами низ. Но то, что для меня верх, для него низ, а что для меня низ, для него верх… И тогда какое подножие Бога? Где тут подножие – с какой стороны?..
- И что ты ему ответил?
- Не помню уже… Я тогда больше радовался такой беспримерной лакейской любознательности. Но дело не в этом, а в том, что и Смердяков думал, рассуждал, кощунствовал, отрицал, опровергал, но не забывал о Боге никогда. Я его в последний раз, когда он мне деньги отцовы отдавал, так и спросил: «Что уверовал?». Он сказал, что нет, но я видел в его глазах такую тоску и муку, что без Бога она невозможна. Он ведь, собственно, и уходил на тот свет, потому что на этом не мог перенести существование Бога. Это было для него слишком мучительно. Я видел муку эту в его глазах. Вот тебе и отличие от современных «барабанщиков», которым и в голову не придет искать какие-то опровержения существования Божьего, напрягаться для этого и напрягать ум свой. Не поймут даже – настолько им все это «по барабану».
- А прав ты, Иван, когда сказал, что когда мы собираемся вместе, то и Смердяков словно с нами незримо вместе…
- Я это говорил? – вскинулся Иван, и как бы даже что-то испуганное промелькнуло в его торопливом вопросе и движении лица.
- Говорил, кажется. Или я сам об этом думал. Я его тоже иногда во сне вижу. Мы с ним даже беседы подчас ведем. Вот странно – а Дмитрий говорит, что с ним Смердяков молчит. Дмитрий говорит, а он все молчит – и это странно и страшно. Я представляю это, когда не получаешь ответа. Это как в поэме твоей о великом инквизиторе – он говорит, а Христос все время молчит. Это же невыносимо может быть просто – такое молчание.
[1] Равномерность течения времени во всех головах доказывает более, чем что-либо другое, что все мы погружены в один и тот же сон; более того, что все видящие этот сон являются единым существом. (нем.)
(продолжение следует... здесь)
начало романа - здесь
