Позавчера хлестал ливень. Промочил насквозь капюшон, заливался за шиворот. Ботинки хлюпали, скользя в раскисшей под ногами жиже. Ещё раз, что у меня есть?
Малярная кисть, плюшевый мишка, линза от микроскопа, молоток. Долго пытался понять, что это значит. Зачем мне это барахло и почему мне не дают умереть.
Ломкий грязно-жёлтый пергамент карты скрипел в онемевших пальцах. До последнего сокровища три дня пути. Что будет лежать там? Валенок? Штангенциркуль? Батистовый платок?
Это Ад. Обитель гнили и грязи, которую я заслужил. Не знаю, чем. Рубеж смерти отделяет от меня память о прожитой жизни. Но кажется, она была паршивой. Много же я наворотил, если теперь приходится столько расхлёбывать. Знать бы только – что именно?
Густая жижа по колено. Топкое дно, редкие кочки и едкие миазмы, от которых бьёт кашель до рвоты и кровавых брызг. На краю болота – пятая вершина пентаграммы. Конец пути длиной в тысячелетия – пути сквозь ледяные пустоши, зной пустынь и злые горные ветра. Последняя вешка посмертного пути — сквозь льды, болота и дым пожарищ.
Год за годом переставлять ноги, растрескавшиеся от холода, стирать с лица пыль, копоть, волдыри и остатки мяса. Счёсывать язвы, чтобы утолить грызущий кишки адский голод. Умирать, чтобы снова воскреснуть.
У ледяного столба. У пыльного перекрёстка. У кровавого капища. У сгоревшего дерева.
Ни людей, ни домов. Мой Ад пуст. Все бесы – там.
...Однажды, прячась в пещере от пурги, я разодрал камнями ботинки вместе с обрывками рыхлой белой кожи, скинул куртку и бросился в снег. Долгие часы я медленно и мучительно замерзал. Когда наконец умер – снова очнулся в пещере.
Стянул зубами перчатку – в ней осталась пара ногтей. Скрюченные синеющие пальцы уже не шевелились. Я не ел четыре дня. Впился зубами в указательный – зубы ломило от холода, но боли не было...
Кем бы ни был злой Бог, придумавший мне эту казнь, – я проклинаю его. Это похоже на сломанную игру, в которой я оказался по какой-то чудовищной ошибке. Что я натворил в прошлой жизни? Что?!
Воспоминания слабо колыхаются на дне черепной коробки, ледяное сверло врезается в темя – невыносимо. Невыносимо думать на таком холоде. Надо… выбираться…
Ещё много дней я ковыляю на обмороженных культях, продираясь сквозь замёрзшие пустыни нижнего ада. Леденеют глаза, трескаются обветренные губы, ветром стёсывает кожу со скул…
Я умираю. Ненадолго.
За новым рубежом – новая земля. Скоро мне становится нечем дышать от жары. Пот льётся, щиплет глаза, спустя шесть часов палящего зноя кожа начинает гореть и чесаться. Каждое прикосновение отдаётся саднящей болью.
Безумно… хочется… пить.
Разжиженный мозг вяло трепыхается, глаза в расфокусе пытаются найти дорогу. Скалы. Песок. Песок и погибель. Хочется обратно – туда, где холодно. Нельзя. Позади тьма и гибель. Обрыв, куда падает пройденный мир – земля осыпается в зубастую жующую пасть. Впереди свет. Впереди небо.
Камни ложатся мне под ноги, помогая карабкаться в гору. Холодно, мокро и ветрено. Но впереди лежит последнее сокровище. Солнце пробивается сквозь тучи. Моя последняя мечта которую я предал.
Она здесь.
Молот, кисточка, мишка и линза от микроскопа. Я не стал ни кузнецом, ни археологом, ни хорошим отцом, ни учёным. Я подбираю с камня смычок и вспоминаю, что не стал ещё и скрипачом. Я предал все свои мечты и боги подарили мне ад.
Я годами собирал свои сокровища и умирал. Ненадолго. А теперь?
Не останется ничего. Не останется меня. Не останется моего ада, не останется сокровищ, не останется заледеневших ботинок и обломков ногтей – будет только чёрная жующая пасть времени, в которой сгинет всё. Мои смычки, микроскопы и молоты, мои нерождённые дети и обгорелые останки непрожитых судеб.
Всё погибнет. Всё исчезнет. Сочатся черной кровью зубы огромной пасти позади. Я падаю. Я умираю.
Навсегда.
Автор: Александр Сордо
Больше рассказов в группе БОЛЬШОЙ ПРОИГРЫВАТЕЛЬ