Золотопромышленник Полозов готовился отдать Богу душу. Слёг, вернувшись с прииска. Болезнь развивалась быстро, и Платон Евсеевич боялся не успеть привести в порядок свои дела. Он срочно послал за своим помощником, Ванькой Нестеровым, которому был наставник и почитай что отец. Тот срочно выехал на зов.
Платон Евсеевич рано овдовел: жена его скончалась от родильной горячки вскоре после того, как родила своего второго ребёнка, Анну. Когда дочка чуть подросла, отец понял, что девочка убогая умом.
Старший сын Полозова, пока батька наследство сколачивал, рос сам по себе и в результате стал пьяницей и мотом. В конце концов, умер он от дурной болезни в девятнадцать лет.
Платон Евсеевич думал назначить единственной дочке опекуна, и даже определил его. Им должен был стать преданный ему человек, с которым он был знаком с детства — Антон Вальд.
Однако дурочке очень хотелось замуж, и чтобы непременно за Ваньку Нестерова, который, в отличие от Вальда, был молод и пригож. Перед любящим родителем встал непростой выбор.
Когда Ванька предстал пред светлые очи умирающего, душу его раздирали противоречивые чувства: она рыдала, лишаясь мудрого покровителя, и в то же время трепетала от открывающихся возможностей.
— Батюшка, Платон Евсеич, да как же так, отец родной! — бросился Ванька к постели Полозова.
— Успел, — слабо улыбнулся умирающий, — слушай, Иван. Здесь в ларце две бумаги, — указал он бледным перстом на шкатулку, стоящую на прикроватном столике, — одну подпиши, другую сожги немедля.
— Что? — Ванька взял в руки две одинаковых гербовых бумаги и стал читать. Полозов следил за ним сквозь полузакрытые веки.
Когда Ванька закончил чтение, умирающий закрыл глаза и слабо вопросил:
— Ну что решил, Иван? Какое завещание предашь огню? Судьба.. моей Аннушки... от тебя... от тебя теперь зависит!
— Я, батюшка Платон Евсеич, доверяю только Богу, вам, да себе самому. Так что, готов принять всё ваше дело целиком и приумножить капитал. Я женюсь на вашей дочери и приложу все усилия для того, чтобы сделать Аннушку счастливою!
— Ну, быть посему... но смотри, обещай... целуй икону, клянись пред Богом, Ванька, что не обидишь мою кровиночку, и неукоснительно...— Полозов закашлялся, — соблюдёшь... все пункты... ежели нарушишь... с того света достану... — Полозов откинулся на подушки и затих. Иван сам закрыл ему глаза.
Выдержав положенный траур, он женился на дурочке. Аня, к его удивлению, оказалась отзывчива на ласку и (цензура). Даром, что дурочка! Не смотря на скудный ум, она была хороша собой: стройный стан, милое личико. Иван был совершенно доволен. Правда, как-то вернувшись домой после двухнедельного отсутствия, он, распахнув двери её будуара, обнаружил, что (цензура).
Полный вариант текста без цензуры
Схватив лакея за ухо, Нестеров оттащил его от Анны, и велев денщику его высечь, вернулся к жене.
— Здравствуй, Ваня! Наконец-то ты пришёл! Я скучала! — сказала жена, искренне радуясь его появлению, — за что ты обидел мальчика? Он делал мне хорошо! — она, хлопала ресницами и действительно не понимала, за что сейчас секут лакея.
— Сейчас объясню, — сбрасывая с себя одежду, сказал он.
После любовных утех он терпеливо объяснял ей, что никто, кроме него не может трогать её, "делать ей хорошо", целовать или гладить. Это является оскорблением его достоинства, как мужа.
— Поняла? — спросил.
— Нет.
— Просто прошу, не делай так больше!
Анна соглашалась. С этого дня всем слугам и лакеям были даны распоряжения не выполнять прихоти и приказы хозяйки интимного свойства.
Так и жил Иван, много времени проводя в разъездах, а когда не работал, ездил на охоту, которую очень любил. Время шло. Нестеров заматерел, отпустил окладистую бороду, стал соответствовать своим капиталам. Глядя на него каждый понимал, что перед ним ни кто нибудь, а сам Иван Парамонович, человек сурьёзный.
Супруга его также раздобрела от "сладенького" которое она потребляла в больших количествах, сладости мал помалу вытеснили из её жизни другие удовольствия. Иван продолжал о ней заботиться, как и обещал её отцу, которому был обязан всем.
Как-то Нестерову пришло приглашение явиться ко двору с супругой. После деловой части должен был состояться бал. Иван посмотрел на свою Аню. Он научил её раскладывать пасьянс и теперь она всё свободное время перекладывала карты. Иван Парамонович решил, что ничего не скажет ей и поедет один. Чтобы никто не посмел сказать, что жена его дурочка. Хотя фигурой он был заметной и при дворе давно все знали о недуге Анны.
В столице Ивана приняли радушно. Хозяйка, супруга высокого князя, устраивавшего приём, собрав возле себя жён высокопоставленных чиновников, жалела Ивана Парамоновича — мол, такой видный мужчина, а жена у него - дурочка. Дамы вздыхали, обмахивались веерами и бросали томные взгляды в его сторону. Нестеров, не привыкший к такому вниманию, густо краснел.
А когда дочь графа Милова пригласила его на мазурку, он вовсе смешался, потому что ни разу в жизни не танцевал. Он хотел уйти, но его задержали, и отпустили только после того, как он пообещал быть назавтра к обеду у губернатора.
Там он снова встретил юную графиню, но она едва кивнула ему, что привело его в замешательство. Он слышал, что такое любовь, но до сей поры не знал, что такое страсть. Одно он знал наверняка: что влюбился без памяти в Марию Милову.
На следующий день, он выехал с обозом домой, к жене. Завещание тестя давило на него каменной плитой: первым пунктом там было прописано не обижать Анну, и не оставлять без внимания более, чем на месяц. Иван возвращался домой с тяжёлым сердцем.
А юная графиня получила в подарок от неизвестного поклонника белую кобылу редких кровей. Гладя её серебряную гриву, юная чаровница улыбалась, понимая, кто тот щедрый даритель, преподнёсший ей королевский подарок.
— Мария, ваша матушка за вами послали! — вывел её из мира грёз звонкий голосок. Это была дочка кухарки Груня.
— Передай матушке, что иду. Только вот, подарок определю куда поставить, и тотчас явлюсь, так и передай, — улыбнулась графиня.
Графский род Миловых переживал не лучшие времена. Лошади у них были, но их ставили в конюшню к брату матушки, Михаилу Владимировичу, благо его дом был по соседству и располагал пристройкой для лошадей.
Графиня Изабелла Владимировна сидела у зеркала. Служанка расчёсывала её длинные русалочьи волосы. Увидев дочь, Изабелла отпустила служанку и протянула руки дочери.
— Дитя моё, подойди! — сказала она. Мария подошла и обняла матушку.
— Ну, рассказывай, моя прелестница, как тебе удалось очаровать самого богатого медведя империи? — улыбнулась Изабелла, — получила ли ты с подарком что-нибудь? Письмо или хотя бы записку?
— Нет, увы. Ничего. Потому я уверена, что подарок от него. Другие то волокиты — Журбинский, Иванченко — непременно сопроводили бы подарок письмом и раззвонили бы повсюду. А потом для таких подарков они слишком бедны.
— Но, ведь Иван Парамоныч женат! — графиня дала в руки дочери гребень, и та стала расчесывать матушке волосы вместо служанки.
— Да, и меня это печалит безмерно, — вздохнула Маша. Настроение её сразу испортилось.
— Я слышала, — продолжала графиня, — что Иван Парамонович холит и лелеет свою дурочку. А ещё, что он связан клятвенными обязательствами, данными её отцу. Нарушив их, он будет проклят!
При этих словах свечи в канделябрах задрожали, словно подтверждая сказанное.
— Что же мне делать, матушка? Я не хочу быть невестой Журбинского или, тем более, Иванченко! Особенно теперь!
— Что значит, "особенно теперь" ? — мать навострила уши.
— Я влюблена, маменька. И теперь меня никто не устроит, если только он не будет лучше Ивана Парамоновича. Он такой большой и сильный! Вы видели, какие красивые у него руки?
— Глупая ты, Маша. Не спеши занять место дурочки. Приглядись лучше к князю Кушинскому. Он имеет на тебя виды!
— Фи, он старый, и у него воняет изо рта! — девушка состроила брезгливую гримасу.
— Зато у него положение и влияние на Государя! — парировала мать, — ты станешь влиятельной дамой, фрейлиной императрицы! И тогда никакое проклятие тебя не возьмёт!
Продолжение
...