Однажды при обсуждении задачи «Tertium datur» выяснилось вот что.
Большая часть комментаторов, замечу, кстати, как и законодатель Украины, написавший приведённые мною нормы, рассуждали на уровне двузначной логики. Причём именно на уровне логики классической, аристотелевой, неинтуиционистской. Явно или неявно подразумевалось действие закона исключённого третьего.
Между тем, закон исключённого третьего — закон лишь классической логики. Мало того, это даже не просто абы что, а просто аксиома, которая просто принимается изначально (а может и не приниматься!). Он состоит в том, что из двух высказываний «А» или «не А» одно обязательно является истинным, то есть два противоположных друг другу суждения не могут быть одновременно ложными, одно из них обладает истинностью с необходимостью.
Но так ли это всегда?
С интуиционистской же, и в частности, конструктивной точки зрения установление истинности высказывания вида «А или не А» означает установление истинности A или установления истинности его отрицания ¬А. Но поскольку общего метода, позволяющего для каждого высказывания за конечное число шагов установить его истинность или истинность его отрицания, нет, закон исключенного третьего подвергается жёсткой критике (до полного неприятия — NB) со стороны представителей интуиционистского и конструктивного направлений в основаниях математики. Даже в математике, в которой просто нет содержательных объектов, все объекты математики - строго формальны! Мы же с вами обсуждаем куда как более сложную из-за её содержательности материю: судебное рассмотрение и судебное суждение. В сущности, процессуальные кодексы и призваны описывать, в частности, правила такого суждения. Пусть правила не исчерпывающие (ведь система судебного суждения принципиально содержательна, а, следовательно, принципиально неполна — sic!), но всё-таки регулирующие построения умозаключений.
Всё дело в том, что в отличие от процесса изучения в большей части наук, в которых исследователь имеет дело с объектом, за коим он может явно или неявно признавать по меньшей мере два свойства:
- объект не изменяется из-за самого по себе процесса исследования,
- объект не изменяет исследования из-за процесса исследования,
в судебном разбирательстве, мы не имеем перед собой только объекта. Всякий участник процесса есть не что иное, как субъект, а вот субъектная ограниченность, то есть ограничения, которые налагаются именно на свободу и права субъекта и являются при этом субъектными, привносится законодателем, собственно, не к участнику процесса, а именно к суду и судье. (см. например. Парадокс неподсудного договора). При этом при всём, законодательство устанавливает, что вообще участником судебного процесса может быть не всякий субъект (скажем, не животное), а, главным образом, лишь лицо, то есть субъект, обладающий абсолютной свободой воли, свободной не только вовне, но и вплоть до бесконечной рефлексии этой воли на себя.
В качестве примера, для сравнения приведу следующее.
- Любой участник процесса имеет право высказывать любые суждения.
- Судья не имеет права высказывать в произвольное время любые суждения.
- Участник процесса имеет право выбора между фактическим участием в судебном заседании, и на неучастие в нём.
- Судья такого права не имеет.
Но
если мы твёрдо признаём свободу воли участника процесса,
то в этом случае, мы фактически признаём, по крайней мере, возможность двух вариантов выбора из любой ситуации:
- могу согласиться,
- а могу и возразить.
Всё?
Вот именно! — приблизительно так рассуждает и украинский законодатель. Но при этом он совершает ясную и простую логическую ошибку:
он полагает, что свобода поведения субъекта есть лишь свобода выбора внутри альтернативы. И совершено забывает, что речь идёт об абсолютно свободном лице, свобода которого не может быть ограничена, в том числе ограничена и поставленной перед ним альтернативой. Если же такое ограничение есть, мы не можем называть такую волю совершенно свободной. Истинная свобода, свобода во всей её полноте, таким образом, состоит не только в том, чтобы выбрать между «А» или «не А», но также в том, чтобы иметь свободу вообще отказаться от такого выбора. То есть не соглашаться, например, но и не возражать.
Иными словами, логика поведения человека, оказывается, не двухзначна, а трёхзначна. Не бинарна, а тернарна. Причём тернарна принципиально.
А в тернарной логике не работают огромное количество правил, которые присущи логике бинарной. Например... там нет закона исключённого третьего, а вместо него - закон о полноте. Для интересующихся добавлю, что там не работает и закон Блейка-Порецкого, по крайней мере в том виде, как он был сформулирован, и его надо формулировать заново. И... знаете сколько двуместных операций (ну, аналогов наших простеньких «и, «или», «следует»...) в трёхзначной логике? Страшно сказать: 3 в степени (3 в степени 2), то есть 19683 двухместные операции (против 16 в бинарной)! И даже одноместных 3 в степени (3 в степени 1), то есть 27 (против 4 в бинарной). Ничего так разница?
И именно как раз это обстоятельство не учитывают многие, в том числе и законодатели Украины.
В чём состоит особенность в составлении процессуальных норм? В том, что с одной стороны мы имеем свободное поведение субъектов процесса, действующих в тернарной логике, а с другой — несвободное поведение суда — суд не может отказаться выносить решение (если речь идёт о судебном акте по существу, вопросы вынесения определений мы намеренно выводим за рамки рассмотрения, так как определения не разрешают дела по существу, и при вынесения определения суд вовсе не свободен - он не может не выносить определения, если для этого есть все основания, так что в классе вынесения определений дело обстоит так же точно бинарно, как и при вынесении решений).
Именно с учётом сказанного при конструировании норм верным способом нормативного регулирования в данном случае был бы один из следующих:
- описываются последствия только одной из трёх возможностей (такой способ избран как раз в ГПК РФ — п. 2 ст. 68), а два оставшихся считаются общими;
- описываются последствия каждой из трёх возможностей;
- не описываются последствия ни одной из возможностей (такой способ был избран в старых гражданских процессуальных кодексах).
Украинский законодатель смог пойти по четвёртому. А он оказался ложным методологически! И, замечу, это именно методологическая ошибка, так как она проявляется в украинском законодательстве и в ряде иных мест. Иными словами: юристы-законодатели на Украине просто не владеют логикой.
И ложным оказался по весьма серьёзной, фундаментальной причине: из-за непризнания лица наделённым бесконечной свободой воли. Но в этом случае, ничто не сможет помочь такому законодателю дать полноценное определение лица и человека вообще, и его прав и свобод — в частности.
Остальное — только последствия. И последствия могут быть тяжкими.
Так что приведённую задачу можно смело отнести к техническому юридическому парадоксу.
