Российские вооруженные силы продолжают наступать на направлении городов Бахмут (Артемовск) и Соледар. Это один из немногих участков, где есть продвижение. Там атакуют «музыканты» при поддержке луганских частей. Корреспондент Украина.ру пообщался с бойцами, которые идут вперед.
Российские вооруженные силы продолжают наступать на направлении городов Бахмут (Артемовск) и Соледар. Это один из немногих участков, где есть продвижение. Там атакуют «музыканты» при поддержке луганских частей. Корреспондент Украина.ру пообщался с бойцами, которые идут вперед.
— Опасный человек, — Мирон кивком головы показывает на Игоря. Артем качает головой задумчиво, как будто прислушиваясь к серьезности этих слов. Все трое — Артем, Мирон и Игорь — командиры взводов одного из батальонов народной милиции Луганской Народной Республики (ЛНР), теперь уже составной части вооруженных сил России. Все трое в землянке собрались на совещание, потому что в эфире — по связи, поддерживаемой китайскими «баофенгами», — никто ничего существенного не говорит. Шипение, вызов «Ахиллес» — «Юстасу»: «Прими гостей, идут от "Медведя"», и больше никаких деталей. «Гости» знают, где расположен «Ахиллес», тот заранее выйдет с автоматом в траншею, чтобы убедиться, что визитеры — свои. Всякое бывает. Иногда звучит: «В небе "жужжалка", северо-запад» — и движение прекращается, «Жужжалка» — беспилотник, обходит село стороной, так как над позициями российских войск включается комплекс РЭБ — радиоэлектронной борьбы. Но все же передовые линии с дрона видны, и все стараются не перемещаться. И сейчас Артем, Мирон и Игорь пережидают, пока коптер уйдет.
— Опасный он человек, экстремист практически, — повторяет Мирон.
— Меня на «Миротворец» занесли… — подтверждает Игорь. Само по себе попадание в списки «Миротворца», сайта, который собирает данные «сепаров» и «врагов Украины», для бойца из Луганска не что-то такое из ряда вон. Практически все более или менее известные люди из народных республик оказались на карандаше.
Но без пяти минут кандидат наук Игорь оказался «экстремистом», потому что руководил… Детским танцевальным ансамблем. «Дети представляют угрозу национальной безопасности Украины», — констатирует он.
Мобилизованные — а стоящий на направлении батальон состоит из них — это срез луганского общества. В нем шахтеры, бывшие полицейские, водители, менеджеры, повара и педагоги.
«Процентов восемьдесят — шахтеры, но и учителей хватает, — командиры взводов рассказывают о том, что здесь воюют все. — Тот, кто отвечает за участок тут, тоже учитель, должен был быть преподавателем на кафедре. Там физрук, позывной "Викинг"…»
«Мобики» — это жаргонное, ласково-снисходительное название мобилизованных, уже не вчерашних, а давно гражданских, девять месяцев, зачастую без ротации, тянущих основную тяжесть боевых действий — не считающих себя военными. Но считающими, что раз они взялись воевать, то за все в ответе.
«Когда закончится? Когда мы это закончим», — без нажима, без плац-парадного пафоса и плакатного надрыва говорят командиры взводов. Мир не останется прежним, Артем, Игорь и Мирон в этом уверены.
Игорь возвращается к своей недописанной диссертации. Ведь когда-то закончатся боевые действия, и бывший аспирант — сегодняшний командир — вернется на кафедру. Ему предстоит очень много работы, уже сейчас беспокоится без пяти минут кандидат педагогических наук.
«Время идет, выходят новые статьи по теме… Война тоже отразится на педагогике. Как воспринимается отсутствие информации привычной, как современный человек [меняется]. Восприятие долга тоже изменится. И патриотизма», — предсказывает Игорь.
Девять месяцев почти — столько вынашивают ребенка — менялось представление у «мобиков».
— Какие ценности пересмотрел? Да все! Если дорог тебе твой дом, да и даже… Даже кот, — почти кощунственно перефразирует слова жесткого стихотворения о давней войне Артем. — Я за котом скучаю (так и произносит «за», как это принято на юге России. — Ред.), что тут говорить про домашних…
И ту войну, которую так любят официально ставить в пример, сравнивают со специальной военной операцией. Тогда воевала вся страна, и тыл, и фронт были действительно одним целым, никто не отделял себя от армии, победа была смыслом жизни всех. «Мобики» еще говорят «в России, и у нас», потом спохватываются: «А мы же уже в России». Они себя и раньше считали Россией, но таким островом, оторванным от материка — огромного государства.
И сейчас в Россию постепенно втягиваются, вживаются республики, которые девять лет практически жили в условиях военного времени. Республики, в которых под ружье поставили всех кого можно. Хотя не всех.
И девять месяцев своей службы они не могут не сравнивать с частичной мобилизацией в России. И опять же — с Великой отечественной.
«Кто-то воюет, а кого-то это не касается. Даже у нас в Луганске — приезжаешь, а там здоровые мужики ходят, пиво пьют, как будто мирное время. А всего сто пятьдесят километров до линии фронта. Прифронтовой город. Они, гуляющие, что, все на важных производствах? Врачи? Профессора? Понятно, что не всех можно забрать. Да всех и не нужно… Но получается, что для кого-то это своя война, идущая девять лет, а кому-то это все не нужно. Так, что ли? А мы ведь или победим, или погибнем. Все», — наперебой говорят командиры взводов.
Артем что-то вспоминает и смеется — семьи мобилизованных точно ощущают себя воюющими. «У меня мама, как только выйду на связь, сразу собирает мне всю информацию со всех фронтов и выдает сводку. Как информбюро. Иногда говорит: "А там-то спокойно". А я-то знаю, как там "спокойно", но сказать не могу. По меркам всей операции, может, и не так напряженно, но тут спокойствие такое...», — комвзвода неопределенно крутит пальцами.
…
А потом расходятся по своим позициям — на направлении, где «тихо». Где прибывающие бэтээры и БМП с «бардаками» — БРДМ — с выключенными фарами подползают к точкам разгрузки только ночами. С этих точек стрелки, не зажигая фонарей, тихо ругаясь под нос, разбирают посылки — еду, боекомплект. Кто-то приезжает на броне менять товарищей, кто-то уезжает в тыл. В эфире радиомолчание, но артиллерия врага пытается иногда «нащупать» машины, опорные точки и позиции — отлично слышимый «выход», мерзкий свист, который четко свидетельствует, что снаряд идет по траектории сюда, гулкий «прилет». Темные силуэты разбегаются по отрытым укрытиям. Расчеты ВСУ кладут снаряды плотно, так, чтобы наверняка кого-то зацепить, но все обходится, и разрывы раздаются дальше, беспокоящий огонь перенесен туда. Переждав обстрел, люди расходятся по позициям. Это будни, которые не попадают в сводки, сейчас даже и упоминаний нет, типа «На Западном фронте без перемен».
…
На обратном пути из села на Соледарском направлении замполит батальона с таким же позывным «Замполит» — воюющий с 2014-го, любящий циничный черный юмор, фамильярно прозванный подчиненными «Борисычем» по отчеству, кивает на грузовик с бумажкой на лобовом стекле. На бумажке криво выведены цифры — «200». В кузов загружают продолговатые черные пакеты. «Кто-то отвоевался. А мы еще нет», — бросает «Замполит».
