— Здравия желаю, товарищ полковник. Разрешите, войти? Григорьев Евгений, — представился юноша, войдя в кабинет военного комиссара.
— Здравствуйте. Входите. Садитесь, — полковник указал на стул, стоявший рядом с его столом. – Слушаю Вас.
— Я хочу пойти в Армию, — прямо глядя в глаза офицера, произнёс юноша, посмотрел на указанный стул, но продолжил стоять.
— Похвально. В чём проблема? Проходите медкомиссию, и как говорится «вперёд и с песней», — сказал, улыбаясь военком, разглядывая крепкого, высокого юношу. Он уже прикидывал в какие войска определить этого красавца. — Вы садитесь, садитесь! Настоитесь ещё, — продолжая улыбаться, добавил он. – Идете в 14 кабинет, обратитесь к майору Святогорову, он решит вашу проблему в один миг.
— Я у него уже был, — ответил Григорьев, усаживаясь на стул.
— И что же? — спросил военком, зная манеру общения с призывниками офицера.
— Он сказал, чтобы я не валял дурака. Продолжал учёбу в университете, прошёл военную подготовку на кафедре.
Полковник теперь уже удивлённо посмотрел на Женю.
— Вот, что молодой человек, я Вам то же самое скажу. Не отвлекайте нас от работы. Продолжайте учёбу, захотите после окончания университета, приходите. Тогда, добро пожаловать, в офицерском звании мы рады будем Вас видеть. А пока освободите помещение.
— Извините, товарищ полковник! Скажите, я имею право исполнить свой гражданский долг перед Родиной сейчас?
— Имеешь! Но давай, сначала, исполни свой долг перед родителями, тебе повезло поступить в университете! Вот и учись! Не заставляй родителей волноваться! – комиссар перешёл на «ты», повысив при этом голос. Он снова внимательно посмотрел на юношу и немного смягчившись, произнёс. — Бежишь от неразделённой любви? Твоя жизнь только начинается, и я думаю, что ты сможешь всё вернуть или поменять.
— Нет! Ни от чего я не бегу. Я понял, что ошибся, поступив в университет по этой специальности, думаю, определюсь за время службы. Может быть потом, продолжу учёбу, — несколько смутившись, ответил Евгений, при этом отвёл взгляд в сторону от пытливых глаз офицера.
— Вот только не надо мне тут о своей ошибке. Я старый солдат и видел всякое. Ты вот сразу отступил. А бороться не пробовал? Девчонки они странный народ. Сначала могут отвергнуть, а потом становятся самыми верными жёнами, — полковник улыбнулся своим мыслям, может быть, что-то вспомнилось. Он поднялся и сильно хромая, прошёл к сейфу, стоявшему в углу кабинета. Взял из него трубку, набил табаком и, открыв форточку, закурил. — Иди и попробуй решить свою проблему! Ну, а если не получится, тогда милости просим, если не передумаешь.
Офицер, хмурясь от неяркого осеннего солнца, пускал клубы дыма аккуратно в форточку, так, что запах табака улетучивался вместе с дымом, не оставляя малейшего его аромата в кабинете.
— Скажи мне, сынок, что же она совсем бесчувственная? Отвергла такого хлопца! Кого же она предпочла? Глупая…
— Она не глупая! – горестно отозвался юноша. – Не знаю, кого она предпочла, главное для меня то, что она меня не хочет видеть. Товарищ полковник, я бы не хотел далее это обсуждать, — Женя твёрдым взглядом посмотрел на офицера. – Помогите мне отправиться на службу. Я обещаю Вам, что буду самым трудолюбивым и дисциплинированным солдатом!
— Значит так! Не дури! Не хватало мне, чтобы через какое-то время я узнал, что ты совершил непоправимое, — полковник нахмурился и строго посмотрел на парня.
— Этого не будет! Если бы у меня окончательно сорвало голову, я бы давно всё сделал здесь. У меня действительно есть ещё один долг. Долг перед родителями. Прошу, Вас, дайте мне возможность отслужить в Армии сейчас. Только прошу, чтобы отправиться как можно скорее.
Комиссар вздохнул, загасил трубку, аккуратно вытряхнул на бумагу её содержимое, снова убрал её в сейф, юноша чувствовал, что военком думает над его просьбой. Сел на своё место и внимательно посмотрел на Григорьева.
— Где же ты хотел бы служить? — спросил он, поняв, что юноша не отступит. Вот такие воины и нужны Родине.
— Если можно на флоте, —уверенно произнёс Женя, не раздумывая, помня, что отец был моряком.
Военком откинулся на спинку стула, не сводя прищуренных глаз с будущего воина.
— К сожалению, эта команда уже набрана…
— Тогда почту за честь служить в любом другом роде войск, — так же чётко, произнёс Тригорьев, вытянувшись перед военкомом во весь рост.
— Да нет... Например, для танкиста ты великоват, а в ВВ такого красавца жалко упрятывать. Хочешь в ВДВ, там тебе самое место. Я сам там служил, но после ранения, пришлось вот изменить место службы, — грустно произнёс полковник.
— С великой радостью готов служить в ВДВ! Спасибо, товарищ полковник!
— Только учти, до отправления осталось несколько дней. Пройти медкомиссию и только.
— Мне с мамой попрощаться успеть бы и всё.
— Думаю, на это тебе время хватит. Что же, пойдем, провожу тебя к майору Святогорову, иначе он отправит тебя отсюда совсем в другом направлении, я его знаю, — усмехнувшись, произнёс военком, поднимаясь из-за стола.
Полина Григорьева была дома, занималась квашением капусты, расположившись на улице на столе возле бани. Она с удовольствием рубила её, заготавливая на зиму. Хозяюшка всегда квасила её так много, чтобы хватило и им с Женей, и чтобы было чем угостить коров. Хотя они и решили с сыном убавить поголовье на личном подворье, сокращение коснулось только телят и свиней, с коровами она не смогла расстаться. Лёгкий морозец опьянял свежестью, придавая силы. Не по-осеннему яркое солнце слепило глаза, отражаясь от сверкающей белизной капусты, мелко нарубленной в большом деревянном корыте. Женщина иногда забегала в натопленную баню, чтобы отогреть озябшие на морозе руки. Сегодня она взяла выходной, чтобы перевести дух и сделать эту работу.
Проводив единственного сына в город на учёбу, она, хотя и была рада, что он получит высшее образование и хорошую специальность, как когда-то они мечтали с мужем, но что-то терзало материнское сердце. Это что-то не давало ей покоя ни днем, ни ночью. И без того всегда стройная женщина ещё больше исхудала, в её почти чёрных волосах появились совершенно белые пряди. Она не оставила свою должность, только потому что боялась, что ей не хватит средств на содержание сына. Полина Алексеевна знала, что ему наверняка захочется в полной мере ухаживать за любимой девушкой. Хотя Алиса очень умная и не позволит ему транжирить материнские с таким трудом заработанные деньги. Тех денег, что подарил ребятам колхоз, должно хватить на целый год, за это время она сможет скопить приличную сумму. Даст Бог, так и пойдёт!
Её размышления прервали лёгкие прикосновения ладоней, закрывших влажные глаза.
— Сынок! – обрадовавшись, выдохнула женщина, повернулась к сыну, прижавшись к его груди, обхватив плечи. – Женечка, родной мой! Как ты тут оказался? Я так соскучилась! Боже, исхудал-то как! Трудно учиться? Может, что тебя беспокоит? Или ты обо мне тревожишься? – взволнованно засыпала она вопросами сына.
А он успокаивающе гладил её по голове, ладонью вытирал слезы, катившиеся по её лицу.
— Что ты, родная, у меня всё хорошо! Всё хорошо…
— Пойдём! Пойдём в дом! Отдохнёшь с дороги. Покормлю тебя. Что-то ты мне не нравишься! Сынок, что у тебя не ладится?
— Мама, у меня всё нормально! Не волнуйся! Давай, сначала управимся с делами, а потом будем отдыхать и поговорим.
Женя успел зайти в дом и переодеться в одежду, которую не жалко было испачкать. Он быстро вытащил из земли корни от капусты и начал вскапывать ещё не промёрзшую землю на грядках.
— Женя, не надо! Весной вскопаем! Холодно! – крикнула Полина, глядя, как сын ловко справляется с работой. Она понимала, что он не просто так приехал домой посередине недели. «Не зря его так перевернуло! Боже святы, что же у него произошло! Сыночка, кровиночка моя!» — думала женщина, украдкой вытирая слёзы.
Вдвоём они быстро справились со всеми делами.
— Сынок, иди, ополоснись в баньке, а я обед тебе приготовлю, — мать вылезла из погреба, отдыхала на краю лаза, не поднимая ног наверх. Её дыхание было тяжёлым, лицо бледным.
— Мамуль, с тобой всё в порядке? Ты от меня ничего не скрывай! – заволновался сын, глядя как болезненно выглядит мама.
— Сынок, да со мной всё хорошо! Просто я набросала в погреб картошку, морковку, капусту, воздух застоялся вот и задохнулась. Надо держать погреб открытым пока нет сильных морозов, а я зачем-то его прикрыла.
— Я сейчас трубу вставлю для вентиляции, пока ты обед готовишь. Боюсь за тебя! Это очень опасно, когда в овощехранилище нет вентиляции.
— Сыночка! Не беспокойся! Со мной всё будет хорошо! Пойдём в дом...
— Мама, не спорь со мной! Я же всё-таки будущий инженер! – настаивал сын, грустно улыбаясь.
— Не буду! Не буду, с тобой спорить! Главными в нашем доме всегда были мужчины, — произнесла женщина, наблюдая как сын, вытащив из-под сеней металлическую трубу, ловко топором очертил её окружность, на дверце закрывавшую творило погреба. Она ещё понаблюдала за работой Жени, как он уверенными движениями делал отверстие, работая долотом и молотком. Затем спохватившись быстрым шагом, направилась в баню добавить дров, а затем ушла в дом, чтобы приготовить обед…
Поблагодарив маму за вкусную еду, Женя направился в зал, сел на диван. Полина Алексеевна последовала за ним, ей не терпелось расспросить сына обо всём. Неопределённость терзала её душу, а тяжёлое предчувствие разрывало сердце.
— Сынок, ты приляг, а я, как раньше посижу с тобой, — произнесла она, доставая из шкафа подушку.
— Мама, давай ты приляжешь, а я посижу с тобой, — настойчиво произнёс сын, намереваясь, уговорить маму отдохнуть.
— Ну, раз мы оба не устали, тогда посидим рядышком и поговорим, — улыбаясь, сказала женщина, присаживаясь рядом с сыном. Он обнял маму, положив руку на её хрупкие плечи.
— Сыночка, я ведь вижу, что у тебя что-то случилось. Поссорились? – в голосе женщины слышалось напряжение, предчувствие нелёгкого разговора.
Женя отрицательно покачал головой.
— Не поссорились… — тихо произнёс юноша, подумав, добавил уже голосом с хрипотцой, — мы расстались… Вернее сказать, Алиса не хочет больше меня видеть.
— Господи! Что же у вас произошло?
— Мама, я не знаю! Она всё лето жила в лесу у родственников. Весь сентябрь я не мог её застать. То она в библиотеке, то с девочками в кино, то снова у каких-то родственников! Неделю назад я всё же встретился с ней, но это была уже не та Алиса! Не моя Алиса! – Женя закрыл лицо ладонями.
— Тише! Тише, дорогой мой мальчик! – уговаривала мать сына. Она чувствовала, какая боль терзает его сердце. Этого-то она и боялась, с тех пор, когда он впервые сказал ей о любви к Алисе. – Дорогой мой! Наверное, она просто устала! Ты говорил, что она учится на двух факультетах! Это очень тяжело! Дай ей время. И всё у вас наладится!
Она гладила мускулистое плечо сына, не зная, как его утешить.
— Если бы это было так! – воскликнул он, — если бы это было так… Она сказала, что не хочет меня видеть… что ошибалась, говоря, что любит меня… Что теперь полюбила по-настоящему…
Юноша говорил медленно, каждое слово давалось ему с трудом.
— Когда же она успела влюбиться? При такой занятости! Женя поговори с ней ещё! Я думаю — это просто недопонимание твоё. Не могу поверить, чтобы она от тебя так быстро отказалась.
— Я тоже не могу понять почему, но может это быть и правдой. Вместе с ней учатся такие парни, родители, которых «властелины мира» или маленькие божки.
— Что ты, что ты, сынок! В этом-то Алису я думаю, нельзя упрекнуть. Она никогда не была столь эгоистичной и… Нет, я думаю причина не в этом.
— А в чём? Если бы она устала от меня, то могла бы сказать, и я бы не был так назойлив. Встречались бы в выходной. Но я бы знал, что она со мной. А так я ничего не понимаю! Она прогнала меня! Не хочет ни видеть, ни слышать! – горячился Женя.
— Я прошу тебя, дай ей время привыкнуть к новому ритму жизни, к новым обстоятельствам. Она уехала далеко от дома и может быть, ещё тоскует о родителях.
— Я думаю, в этом случае мы наоборот бы могли быть ближе, помогая друг другу.
— Сынок, всё же дай ей время отдохнуть от себя…
— Да, я решил дать ей возможность отдохнуть от себя, — произнёс юноша глядя в тёмное окно, таким тоном, что у матери побежали мурашки, а сердце, казалось, остановилось, отозвавшись болью.
— Что ты надумал? – сквозь слёзы спросила встревоженная женщина.
— Не волнуйся, мамочка! Ничего страшного я не надумал, просто иду в Армию!
Он обнял зарыдавшую маму за плечи и успокаивал её, прижимая к себе. Мать долго не могла остановиться, но всё же через какое-то время взяла себя в руки и, заикаясь, спросила:
— А учёба как же? Ты же знаешь, как мне хотелось, чтобы ты окончил университет!
— С учёбой потом разберусь! Я обещаю тебе, что у меня будет высшее образование, — произнёс он, теперь уже смотрел на маму веселее, вероятно ему трудно было собраться и сообщить ей эту новость.
— Когда уходишь? – спросила женщина, вытирая передником лицо мокрое от слёз.
— Завтра, — спокойно ответил сын, снова прижав к себе, ещё с большей силой зарыдавшую мать.
Они долго сидели так, прижавшись, друг к другу. Мать не могла успокоиться, а сын всеми силами старался её утешить. Наплакавшись вдоволь, она снова вытерла лицо, слабо улыбнулась сквозь слёзы.
— Ничего уже не изменишь? – с надеждой в голосе спросила Полина.
Сын отрицательно покачал головой.
— Ладно, — тяжело вздохнула женщина. – Армия не тюрьма, хотя и время сейчас непростое. Я благословляю тебя сынок! Служи Родине честно и добросовестно! Жалко отца с нами нет, он бы… — она снова заплакала, но теперь не так безутешно. – Что же ты не сказал сразу? Родственников бы пригласили, посидели бы, поговорили.
— Мам, я не хочу! Побудем вдвоём, а утром я уеду. Обещаю, писать тебе часто. И ты мне пиши, не ленись, — засмеялся он, приглаживая её седеющие волосы, поцеловал в лоб. — Только о ней ничего не пиши!
— Обещаю тебе, писать каждый день. Рассказывать, как день прошел, чем занималась, новости деревенские сообщать, — произнесла она, как и не слышала его последнюю фразу. – За меня не волнуйся! Я буду ждать тебя, может быть в отпуск приедешь! То-то будет у меня радости! А сейчас отдыхай! Я пойду, коров доить.
— Мама, о коровах! Давай, ты их продашь! Это же так тяжело!
— Сынок, как же без кормилицы? Нет! Я без коровы не могу!
— Тогда оставь одну! – твёрдо произнёс сын.
Женщина улыбнулась, вспомнив мужа. Тот был таким же добрым и ласковым, но всегда настаивал на своём.
— Хорошо, сынок! Я так и сделаю.
Полина Алексеевна взяла ведро, вышла в хлев. Там она снова дала волю слезам. Женщина ещё утром мечтала о счастливой жизни сына, думала о нём и об Алисе. Надеялась, что они никогда не расстанутся. Пусть не сейчас, когда-то позже они поженятся и порадуют её внуками. Она не винила девушку в том, что та отказалась от её сына. Не зная точно, что произошло, она никогда не обвиняла человека, хотя и была уверена, что в их разлуке вины сына не было. Женщина плакала, гладила Бурёнку, обнимала и снова плакала.
— Мама, ты почему так долго? Ты, там как?
Услышав встревоженный голос, женщина вздрогнула и как могла, изобразив спокойствие, ответила:
—Всё хорошо, сынок! Скоро приду!
Рано утром, мать накормила сына его любимыми блинчиками с творогом, приготовила походный рюкзак, вытирая украдкой слёзы. Ей не хотелось волновать сына перед дорогой.
Когда он начал одеваться, она встрепенулась и, обняв сыны, снова всё же зарыдала так горестно, как плачут от безысходности.
— Мама, мамочка! Не плачь! Я скоро вернусь! Два года быстро пролетят. А потом мы будем думать, как быть дальше. Я обещаю тебе, со мной ничего не случится! – он говорил, как мог увереннее и спокойнее, хотя знал, что теперь неизвестно когда его сердце и душа будут спокойными.
— Я провожу тебя, хотя бы до райцентра!
— Не надо, мама! Мне так спокойнее будет.
— Тогда до остановки… — с надеждой попросила она.
— Мы расстанемся с тобой на крылечке, — он расцеловал мать, накинул ей на плечи пальто, в одну руку взял рюкзак, в другую её шершавую, натруженную руку, увлекая за собой, вышел в коридор.
— Обещай, что во дворе у тебя останется только одна корова и куры. Обещай, писать мне часто. Береги себя, родная моя мамочка! Я очень тебя люблю! До встречи!
Женя снова многократно расцеловал маму, развернулся и бодро зашагал по улице. Перед тем, как скрыться за поворотом, он остановился, широко улыбаясь, помахав рукой, ушёл…
Начало: