Я отлично помню, как она появилась в нашем классе...
Первое сентября. Заливисто, как сумасшедший, звенит звонок. Она вошла в класс, и мы невольно залюбовались этой женщиной. Поразили ее глаза – дивные, темно-серые, с небесным оттенком, и ее коса – длинная, ниже пояса. Я заметила, что педагог безумно волнуется. Еще бы – первый раз в 9-й класс! Но, взяв себя в руки, Клавдия Андреевна… улыбнулась! Да так искренне, что эту ее улыбку я запомнила на всю жизнь.
А когда мы, старшеклассники, раззнакомились с ней поближе, поняли, что она не только очаровательна, но и умница большая. На уроках могла и пошутить, и посмеяться, а главное – умела так увлечь своим предметом, что мы забывали обо всем на свете.
А через месяц нас ждал новый сюрприз. Неожиданно рассчитался и уехал куда-то учитель немецкого языка. На его место прислали другого. Но никто из нас, старшеклассников, и подумать не мог, что появление нового преподавателя будет подобно нашествию цунами!
Понедельник. Утро. Сразу после звонка бесшумно отворилась дверь, и в комнату вошел высокий подтянутый мужчина, одетый с иголочки. Увидев молодого человека, девятиклассницы многозначительно переглянулись.
Учителем Михаил Григорьевич оказался необыкновенным. По-немецки «шпрехал», как мы по-русски. Объяснял всегда спокойно, но чувствовалась в нем особая сила и безграничное уважения к ученикам. Такое доверие подкупало. И немецкий мы буквально зубрили, чтобы не опозориться перед учителем.
Однажды девчонки заметили, что Клавдия начала чаще менять наряды, а ее глаза засияли, словно звезды в ночи. Вот тут-то нас и осенило: не иначе, как наша красавица влюбилась!
Михаил Григорьевич тоже оказывал коллеге знаки внимания. Иногда провожал ее домой. Ко Дню учителя вручил томик со стихами Есенина. А о том, что Миша подарил Клаве на день рождения (в феврале!) три живые розы, я узнала случайно, от соседки тети Вали. Михаил Григорьевич жил у нее на квартире, и она говорила, что он такой аккуратист, каких она отродясь не видывала.
«Рубашки каждый день сам стирает и утюжит! В комнате у Миши всегда шик и блеск! – хвалилась она моей маме. А на тумбочке, у его кровати, стоит фото какой-то девушки. Рядом поясок лежит белый и ленточка голубенькая. Уж не знаю, кем девица ему приходится, только вечерами Миша берет этот пояс, гладит и все шепчет, шепчет что-то… И глаза у парня такие несчастные, такие грустные – жалко смотреть...»
Рассказ тети Вали меня заинтриговал: кто же та таинственная незнакомка – сестра, подруга, жена? Почему он так печалится, глядя на фото?..
Отношения Михаила и Клавдии были дружескими, но она втайне очень надеялась, что скоро Миша сделает ей предложение. Окрыленная безграничной любовью, Клава всю себя отдавала работе. Трудилась отчаянно, до самозабвения. Старания педагога невозможно было не заметить, и ее назначили завучем школы. Но карьера не особо волновала молодую женщину – едва солнце катилось к закату, как она летела на встречу с Мишей.
Видя на переменках ее летящую походку и брызги счастья в глазах, мы уже вовсю воображали, какой неотразимой невестой будет наша Клавдия! Но, похоже, у судьбы насчет этих двоих имелись свои планы…
***
Перейдя в 10-й класс, мы неожиданно узнали: Валя, наша пионервожатая, поступила в пединститут! Она радовалась, а вот нас это сильно расстроило: не будет больше в школе этой хохотушки, зажигалочки…
Сегодня я дежурная в классе. Пришла пораньше, полила цветы, вымыла доску. Услышав чьи-то шаги, выглянула в коридор и увидела незнакомую девушку – молоденькую, на вид немного старше меня. Тут дверь соседнего кабинета резко распахнулась, и на нее чуть не налетел Михаил Григорьевич.
– Ох, извините! – вымолвил он в испуге и затормозил. – Оленька?! – вдруг невольно вырвалось у молодого человека.
Девушка удивленно захлопала ресницами.
– Нет, я Юля, ваша новая пионервожатая, – пролепетала она скороговоркой и, совсем смутившись, умолкла.
– Боже, как же вы похожи на… – Михаил Григорьевич не договорил, его плечи враз поникли. – Еще раз простите великодушно, – добавил он и закрыл за собой дверь…
Юля оказалась неплохой вожатой. Видно было, что очень старалась: организовывала с нами интересные игры, соревнования, проводила КВНы, вечера. Постепенно мы привыкли и потянулись к ней всей душой. От меня не ускользнуло, как обычно уверенный в себе Михаил Григорьевич терялся при виде этой девушки. В его взгляде переплелись юношеская страсть и глубокая печаль.
Вскоре не только я, но и девочки подметили, какими восторженными глазами смотрит Михаил Григорьевич на Юлю. Как ни странно, но этого не замечала только Клавдия...
***
Прошелестела золотым листопадом осень. Прошумела вьюгами зима. Вместе со скворцами и пьянящей сиренью ступила на порог весна. А Клава все ждала и верила…
Был обычный майский день. Ей нужно было зайти по делам в сельсовет. Но едва Клава подошла к зданию, как дверь отворилась и оттуда вышли двое. Она – красавица в длинном белом платье. Он – в модном костюме, рубашке, галстуке – был не менее великолепен. Молодой человек смотрел на свою избранницу влюбленными глазами. На солнце вспыхнули и заискрились их обручальные кольца. Взявшись за руки, пара проплыла мимо. Ее они даже не заметили.
«Миша?.. Юля?!..» – прошелестели вмиг пересохшие губы Клавдии. Сердце заколотилось как бешеное, дышать стало нечем. Содрогнувшись, она развернулась и, не разбирая дороги, бросилась прочь подальше от чужого счастья и предательства.
Какая-то неведомая сила привела к знакомой калитке. Не помнила, как вошла в дом, как устало опустилась на диван. На автомате расстегнула заколку, легла, свернувшись калачиком.
Три дня Клавдия пролежала неподвижно, не ела, не пила, не жаловалась. Ей просто не хотелось жить. Угасала медленно, как свечка. Очнулась, когда рядом возник силуэт матери. Та стояла перед ней на коленях – такая маленькая, сухонькая, несчастная.
– Доченька, девочка моя, а как же я? Как я без тебя, кровиночка моя? – шептала почти беззвучно.
Клава нехотя, через силу, поднялась, трясущимися от слабости руками обняла ее, безумно постаревшую, но такую любимую и родную: «Мама, мамочка, прости…»
Клавдия Андреевна с головой окунулась в работу. Всю свою нерастраченную, безбрежную, как море, любовь она дарила теперь нам, своим ученикам. Ее уроками восхищались коллеги и приезжавшее начальство. К ней просились на практику студенты. Ей не было равных! Клавдии Андреевне присвоили звание «Учитель-методист», отметили значком «Отличник народного образования».
***
Когда по селу пронесся слух, что Михаил Григорьевич женился, я пришла домой мрачнее тучи. Мама не на шутку переполошилась:
– Дочка, что стряслось? Уж не заболела ли ты?!
Вместо ответа я простонала с диким отчаяньем:
– Мамочка, ну почему хорошим людям так не везет?!
Мать не успела и слова вымолвить, как из кухни выглянула ее подруга. Увидев Семеновну, я прямо пригвоздила ее взглядом:
– Вот и отлично! Может быть, вы объясните, почему ваш хваленый Миша так поступил с Клавой?! Променять ее на какую-то смазливую девчонку!
– А ты знаешь, что Михаил Григорьевич воевал? – спросила Валентина Семеновна неожиданно. – И что вы вообще знаете о них, ваших педагогах, чтобы вот так легко судить?!
От ее цепкого взгляда мне стало не по себе.
– Ладно уж, расскажу. Выводы делай сама, не маленькая.
Валентина Семеновна говорила, а я, затаив дыхание, слушала…
***
– Мише еще и двадцати не было, когда попросился на фронт. Умнейший парень, учился на третьем курсе университета. И пошел добровольцем! Наград у него много. Своими глазами видела: в гардеробе его парадный китель висит, а на нем – ордена и медали в два ряда!
В 1943-м, под Харьковом Мишу серьезно ранило. Попал в госпиталь почти безнадежным. Врачи до последнего боролись за жизнь парня, сделали две операции. Но из лап смерти его вырвала медсестра. Молоденькая, почти девчонка! Не отходила от раненого ни на шаг.
Миша мне сам рассказывал: «Приподнимаю с трудом, словно гири, веки. А на меня глядят глаза-васильки! Первая мысль: «Уж не в раю ли я?!» В общем, влюбился в Оленьку с первого взгляда. Да и она меня очень любила. Нас в госпитале все дразнили «жених и невеста», но мне даже приятно было. Два месяца там провел, шестьдесят самых счастливых в моей жизни дней! Но только выздоровел, попросился на фронт. Оленьке же поклялся: закончится война – и мы поженимся! Но… Не дожила моя синеглазка до Победы. Погибла в марте 1945-го. Вот эта ленточка, поясок от ее халатика да фото… Это все, что осталось на память о ней, моей ненаглядной…»
Семеновна зашмыгала носом, поднесла к мокрым глазкам платочек:
– А то, что Миша на Клаве хотел жениться, – истинная правда! Нравилась она ему. Очень нравилась! Но пришел как-то со школы, а на нем лица нет. Ходит по комнате туда-сюда как маятник. Вижу, сильно расстроен. Не выдержала, спросила робко:
– Миша, у вас неприятности? Может, какой шалопай не слушается?
Он только улыбнулся:
– Ну что вы, Валентина Семеновна, с ребятами мы ладим!
А потом рассказал про Юльку. Говорит: «Как увидел ее, чуть сознание не потерял – копия моей Оленьки. Те же глаза-небеса, те же губы и фигурка точеная, Олина. Влюбился я в эту девушку без памяти. Понимаю, что старше на целых тринадцать лет! Но сердцу-то не объяснишь. Да и Юля ко мне тепло отнеслась. Вот и решился – предложил ей руку и сердце, а она согласилась».
***
В нашей школе Михаил Григорьевич проработал 6 лет, и его назначили инспектором районо. Переехали они с Юлей в город.
Клавдия старалась о нем не думать, совсем. Но однажды услышала от коллег, что Михаил серьезно болен. Эта новость ее шокировала – ноги подкосились, все обиды растаяли как дым. И ей в тот же миг захотелось бежать к нему, чтобы защитить, спасти, отогреть своей горячей любовью! Но… нельзя! Рядом – его законная жена.
И Юлия делала все, чтобы облегчить страдания больного. И ни сном ни духом не ведал Михаил о том, что где-то там, далеко, та, другая, подняв исстрадавшиеся глаза к небу, шептала как заклинание: «Милый, родной, единственный, живи! Ты только живи!» И Михаил пошел на поправку…
Сегодня он впервые вышел на улицу. Вдохнул полной грудью воздух. Купил самый роскошный букет – для нее, своей ясноглазой Юлечки. Это она долгих шесть месяцев ухаживала за ним, как за ребенком. На еще слабых ногах, но такой окрыленный, поднялся на свой этаж и, улыбаясь, как мальчишка, протянул своей жене букет роз. Он уже предвкушал, как жена обрадуется, завизжит от восторга, бросится ему на шею, расцелует. Но она вдруг отстранилась и обожгла Михаила холодным взглядом:
– Не надо, Миша… И не спрашивай ни о чем. Я ухожу, прощай!
– Что? Юля, я не ослышался? – Михаил почувствовал, как больно укололи руку шипы от роз. Казалось, они вонзились в самое сердце.
***
А годы неслись вперед. Михаил вновь бывал в нашей школе, но уже в качестве инспектора. С Клавой был приветлив, и они, как и прежде, могли беседовать обо всем часами. Однажды в разговоре у него нечаянно вырвалось:
– Да, а кое-кого совсем не интересовали ни Гете, ни Шиллер, ни Байрон, и смыслом жизни были только они, деньги…
Клава незаметно оттаяла, повеселела, и у нее снова появилась надежда. Но… он молчал. Ничего не сказал и тогда, когда умерли ее родители, и она осталась совсем одна в большом доме. И совсем невмоготу стало, когда вышла на пенсию. Подумав, женщина, наконец, решилась продать все и уехать туда, где ее давно ждала племянница с мужем и детьми…
Михаил и Клава стояли на перроне. Разговор не клеился. Он растерянно смотрел на женщину печальными глазами. А потом, когда она собралась было подняться на ступеньку вагона, сделал вдруг шаг вперед, порывисто обнял ее и… Она почувствовала на своих губах его нежный поцелуй…
– Будь счастлива, Клавочка! – неслось вдогонку уходящему поезду.
Она уехала в Белоруссию, к родным. Уехала навсегда. С Михаилом они иногда созванивались. А потом долгими бессонными ночами она вспоминала каждое слово…
Последний звонок ее растревожил: Миша почему-то говорил очень тихо. Когда же утром высветился его номер, обрадовалась. Но неожиданно услышала женский голос:
– Клавдия Андреевна, дядя Миша просил вас приехать. Он очень-очень вас ждет!
Она узнала этот дрожащий, еле сдерживающий рыдания, голосок – это была Наташа, его племянница.
Вылетела сразу, самым первым рейсом. У трапа самолета Клавдию Андреевну уже ожидали Наталья и Сергей. Супруги приехали за ней своей машиной.
Клава вошла в комнату и замерла… Он лежал в постели – худой, изможденный и… такой родной.
– Клавочка… Успела… Спасибо… – с трудом шевелились его губы. – Я… Я люблю тебя… Очень. Как поздно я это понял, глупец. Прости, что молчал, и… Спасибо за любовь!
Это были его последние слова.
***
По зеленой аллее большого города идет красивая седая женщина. Ее дивные голубовато-серые глаза притягивают взгляды прохожих. Но она их не замечает. Она думает о нем! Да, ее Мишеньки уже нет, но память о нем жива. И навсегда остались в душе его последние слова: «Я люблю тебя!» Эти три драгоценных слова будут греть сердце Клавдии до последних ее дней…
Автор: Маргарита Д.
Чтобы не пропустить новые интересные для вас публикации, подписывайтесь на канал! Комментируйте, делитесь в социальных сетях.
Копирование материалов и публикация без упоминания автора и ссылки на канал запрещены.