От Витима до Олёкминска по правую руку от судна, идущего вниз по Лене. высится Патомское нагорье в междуречье Витима и Олёкмы, и за его хмурыми сопками лежат золотые пески Бодайбо:
Вот по правому борту появляется причал, который мы обходим стороной - там стоит якутское село Натора (400 жителей), которое, видимо, обслуживает паром:
"Полесье" же причаливает буквально напротив: первая остановка по пути из Ленска в Олёкминск - Нюя (в расписании почему-то Нюя-Южная), крупное русское село (1,3 тыс. жителей) на левом берегу, где ведущий из Якутска ледовый зимник выползает на берег круглогодичной грунтовкой. Справа обратите внимание на полосатый столбик - такие встретятся нам по пути ещё не единожды, и видимо это памятники то ли ямщикам, то ли ссыльным Якутского тракта, стихийно накатанного по замёрзшей Лене ещё в 17 веке и официально обустроенного в 1743 году по случаю Второй Камчатской экспедиции Витуса Беринга, которую надо было как-то снабжать.
Первоначально службу на тракте несли якуты, но не сказать, чтобы очень охотно, а потому с 1770-х годов сюда стали селить крестьян-ямщиков, а якутам поручили их снабжение. Ямщики стали второй волной русского переселения в Якутию после казаков, и ныне их потомки - основа якутян-старожилов. А также - сахаляров, как тут называют метисов, порой имеющих русскую внешность, но не знающих русского языка. Более приспособленные к своему страшному климату, люди саха больше учили колонистов нюансам выживания в нём, чем учились у них благам цивилизации, а потому якутская культура оказалась сильнее русской: те же потомки ямщиков к середине 19 века носили якутскую одежду, не забывали уважить якутских духов и с детства знали оба языка.
Их окончательную ассимиляцию предотвратила лишь третья, гораздо боле масштабная волна русского переселения, в авангарде которой были старатели, прослышавшие о золотых приисках Патомских гор. 38 почтовых станций от Витима до Якутска стали костяком приречных сёл, и одно из них - Нюя:
Впрочем, обелиски вдоль реки могут быть памятниками не ямщикам, а ссыльным: волна за волной тут проходили разинцы, стрельцы, булавинцы, пугачёвцы, декабристы, польские повстанцы, народники, большевики... В Нюе кров и стол для них предоставляла в нескольких поколениях семья Авдеевых, в избе которых гостями были и несколько декабристов, и Николай Чернышевский, и, наиболее достоверно, Владимир Короленко в 1881 году.
Наконец, есть ещё и третья категория тех, кто достоин памятников у Лены - учёные: в 1843 году в Нюю приезжал академик Александр Миддендорф, проводивший здесь первые в истории научные исследования вечной мерзлоты. Он тоже, вероятно, гостил у Авдеевых, но дом их если и сохранился, то в стороне от реки, как и обезглавленная Иннокентьевская церковь (1884). В основном Нюя выглядит так: брусовые советские дома, участки с чахлыми огородиками, моторные лодки, УАЗы да Нивы:
Ровно так же, не отличить беглым взглядом, выглядят и другие селения, мимо которых проходит "Полесье". Например, лежащие ниже по течению левобережные Туркут и Русская Джерба в устье одноимённой реки.
Нам Джерба интересна не сама по себе, а как ориентир - ниже открывается один из красивейших видов Лены между скал Каланча и Алянч:
Алянч, на некоторых картах Аян, обрывается в реку отвесным обрывом:
В таком месте только и напрашивается какой-нибудь "один очень грустный легенда"...
...но Лена слишком пуста и огромна, чтобы на каждую скалу нашёлся свой сочинитель легенд:
И даже отвесная сопка напротив - не обратившийся в камень батыр и не место, где свела счёты с жизнью дочь тойона, когда тот погубил её возлюбленного балыксыта, а просто Каланча, с которой далеко видать:
Третьим участником легенды могла бы стать Хапычья скала - грозная каменная стена, тянущаяся на пару километров по левому берегу:
Однако даже название её - лишь искажённое на русский манер якутское Хоп-Чай:
