Надоела я вам экскурсами в недавнее советское прошлое? А прошлое все-таки - важная штука для каждого. Чтобы оно нам не мешало, а помогало в нашем движении вперед, чтобы мы двигались вперед не с тяжкой ношей, а с ресурсом, важно провести «инвентаризацию». Разобраться, что нам хочется сохранить, от чего хочется избавиться. - Все мы не из воздуха материализовались со своим характером, мы сформировались под влиянием членов наших семей с их историей, в том числе иногда травматичной. К тому же то, что не проговаривается и не осознается, повторяется в нашей жизни «неизвестно почему».
Итак, опыт, в котором сформировались многие из нас. И уж, конечно, родители каждого из нас. – Вот такой трудный момент. Наша роль в стране, в которой мы жили. Вопрос послушания и ответственности. Родители и педагоги часто считают ребенка самостоятельным, если он без напоминания делает, как велели, и не рассуждает на тему, согласен ли он. Требование послушания без обсуждения адекватно в общении с двухлеткой (которому при этом важно в чем-то позволять инициативу, иначе он не будет нормально развиваться), но далеко не всегда адекватно – с подростком. – В то время нас учили гражданской позиции, по которой мы не дотягивали до подростка. Кто помнит, как проводились настоящие советские выборы? По избирательному участку всегда проходил один кандидат. Все брали свои бюллетени и несли в урну. В стороне стояла одна кабина; в нее никто не заходил. Можно было взять бюллетени не пришедших членов своей семьи и тоже отнести в урну: моя семья всегда «голосовала» вместо бабушки. Когда мы были маленькими детьми, нам часто давали бюллетени всей семьи, чтобы мы их пачкой бросили в урну. Когда мне исполнилось восемнадцать, я успела сама проголосовать на последних настоящих советских выборах. Мы пришли с мамой. По пути к урне я надумала зайти в кабинку (по-подростковому вызывающе). Просто захотелось посмотреть, что там есть. Там лежал огрызок карандаша – неизвестно зачем. Потому что в бюллетенях отсутствовали какие-либо графы: ну хотя бы «за» или «против» того, единственного кандидата. Я постояла, подержала в руке этот карандаш и вышла. Совсем не интересно. А мама испугалась и рассердилась. Понесло же меня туда… Милиция ведь дежурит на участке. (Мама выросла при Сталине и была к тому же дочерью "врага народа", так что бояться привыкла.)
Естественно, каждый из нас знал, что его маленькой доли влияния на происходящее в стране нет. И сейчас наш человек так же представляет, что все происходит и решается без него. Государство, если надо, проследит, чтобы он хорошо себя вел. А если не проследит, то не грех этим воспользоваться. (В придачу, для нашего советского человека часто это и были моменты свободы. Проехать зайцем в транспорте. Вынести через проходную со своего завода немного того, что там производят. А завтра – еще немного. Когда на уроке начальной военной подготовки нам надо было кричать: «Здравия желаем, товарищ майор!», кто-то в шеренге всегда кричал: «Гав-гав-гав-гав!» - Такие робкие, маленькие сепарационные попытки. Попытки почувствовать, что ты отдельный, и у тебя своя воля, и ты можешь поступить по-своему. И к тому же торжество оттого, что тебе за это ничего не будет.)
В постсоветском обществе коррупция вполне закономерно выросла в разы. В условиях демократизации 90-х годов внешний контроль ослабел. И то, что советский человек делал с оглядкой, боясь наказания, постсоветский человек стал делать все откровеннее. Как двухлетний ребенок провоцирует родителей, бессознательно желая, чтобы они четко обозначали ему границы дозволенного. Он бы бунтовал; он бы много-много-много раз проверил родительские правила на прочность. - Нормальное сепарационное поведение. Мы и сейчас такие. Вот наш человек не платит налоги и, как двухлетка, возмущается, когда его хотят проконтролировать. «Вот все равно не заплачу!» – Думает нормальный сепарационный гражданин нашей страны. - Знаете, если государство сможет повести себя, как хороший родитель сепарирующегося ребенка, то есть даст подросшим детям больше свобод и при этом обеспечит соответствующий возрасту контроль, то у граждан, как это бывает у детей, постепенно сформируется некоторый самоконтроль. Не сразу, а постепенно. Потому что никто из симбиоза прямо в зрелось не прыгнет, минуя сепарацию. И гражданин страны тоже не прыгнет. А сепарация – это не миг, а длительный, трудный и болезненный процесс. При демократии контроль сверху слабее потому, что контроль частично делегируется самим гражданам, которые в достаточной мере сами за себя несут ответственность. При условии, что дети проделали работу сепарации, а родитель от начала до конца выдержал. Ну, сепарироваться – так сепарироваться. И вот, когда граждане в конце двадцатого века начали вовсю бомбить границы дозволенного, как двухлетки, общество не почувствовало себя надежно защищенным от собственного разгула и произвола. Не контролируя сами себя, люди с нерешенной сепарационной проблематикой нередко хотят обратно в симбиоз. Отсюда – возникшая тоска по Сталину. Чтобы ребенка, начавшего вольно гулять по дому и безобразничать, сильная рука загнала обратно в манеж. Под угрозой расстрела. Чтобы уж наверняка.
В тот же самый исторический период народы многонационального СССР тоже стали стремиться выйти из симбиоза. В советское время говорили, что у нас формируется «новая историческая общность людей – советский народ». А тут оказалось, что народам важно быть отдельными и разными. И начались процессы сепарации-индивидуации. Процессы часто драматичные, в которых были человеческие жертвы, и в которых многие люди потеряли родину. Народы стали обозначать свое: наша земля, наш язык, наши люди – не наши люди…
Знаете, в жизни сепарационного ребенка закономерно наступает момент, когда он начинает «жадничать». Родителей это часто беспокоит, а между тем малыш решает в своем детском развитии важную задачу. Он обозначает свое, а старшие ему обозначают чужое, и ребенок усваивает, что он – отдельный человек, который отличается от других. Он еще не понимает, что у другого ребенка другой цвет глаз. И тем более – другой характер. Но у другого ребенка – другой мячик, другие варежки. Идентичность только начинает формироваться; вещи малыша – четкий и стабильный признак его отличия. Признак, который ребенку понятен. В Советском Союзе у нас не всегда было отношение к собственности, как чему-то само собой разумеющемуся. Ну, наш «кооперативный дом – денег полные карманы» - это был особый случай, что-то вроде современной ипотеки. Большинство советских многоэтажек было в государственной собственности, люди в них заселялись бесплатно и платили только за коммунальные услуги. Кстати, то советское, что я совсем не прочь бы поиметь сейчас, – бесплатная квартира. И пусть бы это не способствовало моей личной ответственности и зрелости. А ведь пришлось, как зрелому взрослому человеку, ипотеку выплатить! Человек не имел квартиру, его в нее заселяли. Квартирой распоряжалось государство, хотя жильцы не так уж часто чувствовали это на себе. Существовала норма количества комнат в квартире: количество людей в семье минус одна. Например, семья из трех человек получала две комнаты. Когда одинокий жилец умирал, квартира возвращалась в собственность государства, если только никто из родственников не успевал в ней прописаться. Чтобы не потерять квартиру, родственники жильца иной раз пускались на разные ухищрения, включая фиктивные браки и разводы.
Насчет собственности: учебники в моей школе. Конечно, если подержанных учебников в школьной библиотеке хватало, то нам выдавали их. Но также в школу поступали новые учебники, и мы их организованно покупали. А когда кончался учебный год, все мы их сдавали в школьную библиотеку, чтобы пополнить в ней фонд подержанных книг. Помните советское словечко «добровольно-принудительно»? Вот, ровно таким образом. Один мой одноклассник догадался спросить: почему мы должны отдавать учебники, если мы их купили? А в то время на всех производимых товарах прямо на заводе выдавливалась или печаталась их цена. И классный руководитель сообразила, что ответить: на обложке учебника указана стоимость пользования им в течение одного учебного года.
Между прочим, иметь свое мнение – это ведь тоже «иметь свое». Не зря в коммунистических утопиях, описывающих общество, в котором все общее, личность тоже нивелируется.
Автор: Литвинова Татьяна Викторовна
Психолог
Получить консультацию автора на сайте психологов b17.ru