«Театр — высшая инстанция для решения жизненных вопросов.»
Александр Иванович Герцен
— Опасаюсь я что-то этих театров, — честно сказала я как-то в дружеской беседе. — Больно современное там видение…
Собеседник нервно поежился и опасливо кивнул. Мы как раз только что обменялись впечатлениями о посещении помпезных столичных храмов Талии и Мельпомены. Впечатления были уже весьма давние, но, тем не менее, незабвенные!
Чего только стоило творческое “переосмысление” пьесы авторства А.С. Пушкина “Борис Годунов”, где келью монахов-летописцев преобразили в камеру зэков, выдав прискорбнейшее по убогости и глумливости зрелище.
Премьера в Стасике встряхнула психику не по-детски: примадонна в роли Медеи, в причудливой режиссерской трактовке, завершила свои красивейшие партии последней арией на авансцене, перекатываясь по полу в куче картофельных очисток… И как тут не вспомнить?
« …Мне не смешно, когда маляр негодный мне пачкает Мадонну Рафаэля,
Мне не смешно, когда фигляр презренный пародией бесчестит Алигьери».
Всецело присоединяюсь к Александру Сергеевичу!
Как высказался кто-то после спектакля: “Все было восхитительно до той поры, пока не подняли занавес. Увертюра что ни говори замечательная!”.
Прошло немало лет с той поры, но ужас перед театральными извращениями был во мне все так же силен. Мягко говоря, я полагала этот жанр сценического искусства устаревшим, почти умирающим явлением, опошленным в угоду кассовому сбору до полного безобразия. Я искренне не понимала, как можно вникнуть в сюжет, разыгрываемый перед тобой кривляющимися наряженными дураками, не прочитавшими пьесу целиком.
Конфликты проблематики, понятые исполнителями, честная актерская отдача на сцене, захватывающее зрелище постановки, искренние переживания за героев, да и вообще, действие, отвечающее проблемам современности, — все это не коснулось меня, хотя об этом я много читала!..
Балет привлекал больше. (Если, конечно, там не прыгал Цискаридзе в чепце или не метался со стаканом воды заезжий худосочно-вялый немецкий «лебедь», доводящий до бешенства Григоровича своим примазыванием к Чайковскому и желанием испортить театральное имущество неуместным разбрызгиванием мини «озера» в стакане вместо высоких прыжков и чистых пируэтов).
Вот кино — это да, это понятно. Там легко проникнуться повествованием и поверить в происходящее на экране. А театр?..
Я помнила только два театральных представления, которые захватили меня, были интересны и красивы, остроумны и легки. Наверное, они и были представителями той старой школы, о которой я слышала столько рассказов, но почти не встречала вживую. Все они для меня были тесно связаны с молодежным театром, в котором играл мой одноклассник.
Теперь, спустя столько лет, я могла лишь надеяться увидеть тот уровень, что смутно помнила по школьным временам. К тому же в театр хотелось несмотря ни на что!
Студенческий коллектив программистов, очерствевший душой от беспрестанной череды нулей и единиц, некомпилирующихся проектов и скучноватых программ технологического аудита, к предложению посетить культурное мероприятие отнесся с легким ужасом, однако тяга к приключениям неожиданно перевесила.
Этот выезд был практически авантюрой, внезапный, не планируемый заранее, но что-то внутри звало попробовать ещё раз. Ехать на театральное представление, к коллективу и человеку, которого не видела шесть лет, что ни говори захватывающе!
Постановка называлась “Привкус Горького”, судя по описанию, основанная на его малоизвестных рассказах. Собравшийся коллектив программистов, изголодавшийся по культуре, робко перешептывался, опасливо признаваясь друг другу, что их литературные познания Горького ограничиваются “Старухой Изергиль”, “Макаром Чудрой” и смутными воспоминаниями о том, что где-то там, в творчестве, мелькали революционные настроения, вероятно, крепко замешанные на цыганах.
Ох, мы приехали!.. Зрители расселись по местам, свет погас, и белые лучи софитов высветили резную лавочку. Очень знакомую любимую лавочку. На душе от чего-то полегчало.
И с первых минут вдруг стало понятно, что цыган не будет.
Две красавицы-девицы в платках и простеньких платьишках с непринужденной простотой затянули народную песню. Звучные голоса их сверху накрывали зал, перешептывающийся народ притих и заслушался.
Вступление затягивало незаметно. И незаметно разворачивало перед зрителями картины, одну занимательнее другой. А тема-то была захватывающей. Молодые таланты повествовали о супружеской жизни.
Про невинные воздыхания юности, такие забавные и легкомысленные поначалу, про их трансформацию по ходу сюжета в затейливые коллизии, выстраивающие в мощные колонны марширующих в супружеских головах тараканов.
Тут и восторженная гимназистка, преследующая предмет своего обожания, бьется в попытке преобразиться в роковую женщину. И сам ее герой, познавший многие чувства, слегка напуган, что со всем своим скопленным за жизнь цинизмом рискует увязнуть и не выпутаться из чарующих сетей прыгучей юности. Кануть в омут страсти! Но что ждет их в будущем?
А следующая история разворачивает перед зрителем картину исповеди «грешника», завораживая искренностью и правдивостью монолога о сомнениях в своих чувствах.
Вслед за светлой полосой неизбежно приходит темная, но нет невыносимей обстоятельств, когда несчастным тебя делает не что иное, как переизбыток собственной рефлексии.
Вот и новая чудесная пара! Красивая, достойная, счастливо проживающая медовый месяц… Прелестная жена, совсем ещё девочка, звонкая, игривая, восторженная, и её муж, человек во всех отношениях уважаемый, харизматичный, привлекающий множество восхищенных женских взглядов.
У него есть всё: положение в обществе, юная, искренне любящая его жена, достаток и даже небывалая уверенность в завтрашнем дне. Ещё бы ей не быть! Ведь он уже простроил весь сценарий их отношений на много лет вперёд, предсказав всё до деталей.
Отчего же он так грустен, и взор его более не пылает тем восхищением, какое было какой-то месяц назад? Жена подурнела?.. Нет, она все так же прекрасна! Желал бы стать отцом как можно скорее?.. О нет, совсем наоборот! Взгляд его гаснет, а самыми близкими подругами становятся бессонница да серебряная фляжка со спиртом.
Лютая тоска терзает его. Время идет, марево первой влюбленности развеивается, подходит время для более взрослых осмысленных чувств. Он отчаянно ищет их в себе да не может, к несчастью, найти, мается в поисках денно и нощно и в каком-то озлобленном страдании, наконец, признается себе самому в «тяжком грехе»: женился, поддавшись первому очарованию!..
О, эти юные жены! Такие предсказуемые, понятные, скучные… Разве может юная девочка понять того, кто разменял третий десяток? Разве сумеет разглядеть в нем того человека, каким он является? Он же знает про себя всё!.. Лучше всех, лучше самой природы и Господа-Бога!..
И это самонадеянное ложное знание сокрушает его не хуже взаправдашнего удара судьбы.
Только самые первые реплики рождают в зрителе снисходительную усмешку. Вот же разносит человека по каким-то пустякам! А затем усмешка эта постепенно сползает с лица — каждое слово отзывается в слушателе: “Не я ли это?.. Не мои ли мысли случаем летят со сцены?.. Эта растерянность, эти сомнения в чувствах… И страхи эти… они ж мои собственные!”.
Чужие сердечные сомнения кажутся блажью праздности. Но собственные-то?.. Они всегда рядом, и сейчас о них снова напомнили! — возмутительный драматический дар, скажу я вам!..
Мы варимся в собственных сомнениях, разъедая кислотой нажитого цинизма остатки той части души, которая тянется к счастью. Но даже когда все чудесно и безмятежно, мы запрещаем себе радоваться, суеверно оглядываясь на рок, долю и судьбу! Ведь там впереди вот-вот грядет что-то грозное, неизбежное. Нет, не та безжалостная реальность, глобальная и переворачивающая весь наш мир с ног на голову, лишающая любимых и самого смысла жизни, а всего лишь наши мелкие страхи, которые мы сами придумываем и лелеем с болезненным трепетом.
Однако реальность эта все равно грядет, взовьется багровым кровавым знаменем перемен, и все прежние горести и невзгоды, на которые мы потратили прожитый срок, покажутся столь жалкими, что станет бесконечно обидно за бездарно проигранный оптимизм в спокойное время счастливой юности, которая, в общем, прошла, искусанная рефлексией и покрытая глубокими царапинами самопоедания.
Современно и будоражаще-горько звучат слова героя, чье столь знакомое и одновременно с тем неведомое лицо ты точно помнишь, но совсем другим, смеющимся за соседней партой или скептически нахмуренным у доски. Каждое слово, каждая реплика актера рождает что-то новое в душе, пробуждает такие мысли, которые раньше ни ему, ни тебе даже не пришли бы в голову!
Не-не, совсем не выдумки я читала! Вот оно, искусство перевоплощения – суть театра, что удивляет и пленяет в то же время.
Все актеры — мои ровесники, и оттого почему-то особенно остро ощущается каждая драматическая коллизия сюжета.
Казалось бы, большинство историй этих происходит с людьми, что намного старше сегодняшних студентов. Какое дело им, юным и умным, до этих проблем старшего поколения? Что им до странного кризиса среднего возраста, про который они в лучшем случае читали парочку умных статей? Но вот такие же юные лица с ненавязчивой доходчивостью, без пошлости и цинизма, откровенно и искренне рассказывают эту горькую подноготную семейной жизни в самых различных вариациях.
Медленно и незаметно настигает понимание, что театр - это многогранный, гибкий, лукавый, «живой мир», который как хочет играет с воображением зрителя, пробуждает его фантазию и заставляет думать. Взгляд актера или только одно его движение, — и вместо остова железной кровати скромной комнаты молодых супругов возникает вдруг перед тобой окошко старого дома, где остается ныне разбитый и растертый в пыль человек, ещё недавно такой успешный и уверенный в себе.
Действие меняет краски, поддразнивает зрителя. Ему не угадать интриги следующих сцен.
И что же по сюжету?.. Молодая жена скучна?.. В ней нет огня, нет загадки?.. Вот так и хочется сказать предыдущему персонажу, насколько же он ошибался, когда не ценил спокойствие своей жизни!
В этой истории всё иначе. Иногда в женщине оказывается слишком много загадок. Они шевелят длинными усиками, перебирают лапками и уверены, что любую спокойную стабильность для гармонии необходимо разбить вдребезги, а затем склеить эти кусочки в этакую потрескавшуюся химеру.
Когда возлюбленная жена уходит от тебя, это, несомненно, крах всего твоего прежнего мира. Однако когда она возвращается, ласково утверждая, что это был всего лишь розыгрыш, мир разом проваливается куда-то ещё глубже, а снизу деликатно стучат.
У кого-то хватит решительности обрубить все нити сразу, кто-то будет всю жизнь гадать, что было ложью, а что — правдой. Возможно, чувства даже вспыхнут вновь, но покой уже не вернется. Кусок души уже вырван, его не восстановить. А вторая половина с любезной улыбкой обещает рвать её и дальше, если заживет, так как покой в семейной жизни слишком скучен.
Конечно, это вовсе не похоже на кино. Кино, если так можно выразиться, статично, законсервировано в актерской игре, сюжете и планах: в нем нет нужды напрягать воображение.
Театр — это нечто совсем иное, живое, дышащее, мимолетное и вечное, пока ты жив. Он пробуждает в зрителе фантазию сродни детской, заставляя воочию видеть то, чего в реальности нет. В череде мизансцен-полунамеков, танцевальных вставок, в жесте, взгляде находится пытливым живым умом свой смысл. Живая ткань вымышленного и воссозданного времени, которая параллельным миром занимает сцену, мерцает и вспыхивает, поражает и смешит.
От сухой конкретики цифрового мира, где многозначность трактовок одного явления порой сродни проигрышу, вдруг на мгновение открывается окно в тот давно забытый мир, который подчас вспоминается с нежностью и смутной неловкостью за свои детские россказни и выдумки. Здесь, на сцене, нет места этой неловкости, это мир миражей и новых реальностей, позволяющих в одном образе увидеть сотни смыслов и дополнить недостающее с помощью своей фантазии.
В жестком мире «онлайн» погони за хайпом по тропе конкурентной борьбы в джунглях свободного капитала и рынка, где любая громкая истина оспаривается и осмеивается сотнями и тысячами голосов, порою так не хватает трансляции "голоса разума" великих русских писателей, который не станет декларировать неоспоримых тезисов, но о многих вещах ненавязчиво предложит с театральных подмостков задуматься самому. И пусть иногда нам кажется, что голос этот давно покинул высокие умы, но он по-прежнему живет, на тех крохотных островках, где правит режиссерское и актерское мастерство под надежной защитой системы великого Константина Сергеевича Станиславского!!!
Сколько же их кроется, этих островков, на просторах нашей необъятной страны?.. Если знаешь, где искать - обязательно найдешь!
