Прочтение произведения Людвига Фейербаха — «Сущность христианства», и многочисленные предположения о научном атеизме.

«Пускай не все поймут, пускай не все поверят:

"Аллах во мне, я сам — Аллах!"»

Сущность христианства. Фейербах Л. Сочинения: В 2 т. Пер. с нем. / Ин-т философии. — М.: Наука, 1995. Т. 2. — 425 с. (Памятники философской мысли).

• «…цель моей книги — именно быть точным переводом или, выражаясь без метафоры, эмпирико- или историко-философским анализом, решением загадки христианской религии». (с. 13)

Или, как выразился Фейербах в другом месте, он рассматривал религию не спекулятивно-философски, и конечно, не мистико-прагматологически (учение о действительных событиях как вызванных волей Божией — прим. Н. Д.), а психопатологически, то есть как влияние внешних образов на человеческую психику. Таков его тезис: «теология есть антропология», а не бессмыслица.

Наверное, таково начало научного атеизма — материалистически и междисциплинарно выведенного знания о религии. Не вслушиваться без конца в небылицы за авторством богородителей, а увидеть за ними былицы.

• «Но я никак не говорю: Бог есть ничто, троица — ничто, слово божие — ничто и т. д. (поступить так было бы весьма легко). Я показываю только, что они не то, чем представляют их нам теологические иллюзии, что они не иноземные, а родные нам мистерии, мистерии человеческого рода. Я показываю, что религия принимает мнимую, поверхностную сущность природы и человечества за их истинную, внутреннюю сущность, и поэтому их истинную, эзотерическую сущность представляет себе в качестве другого, особого существа…» (с. 17)

При самообъективации человек, вынося что-то из себя, переносит изымаемое во что-то, находящееся вне его. Вспоминаются рассказы детей о своих игрушках, особенно фигурках людей — кукле, солдатике, плюшевом медвежонке — сплошь антропоморфизмы. Предположение: вещь, находящаяся вне ребенка, но визуально имеющая физические характеристики, близкие к человеческим, вызывает в нем стремление досоздать игрушку, придав ей человеческий дух, помимо уже имеющейся внешней человекоподобности.

• «Вера современного мира есть вера мнимая, не верящая в то, во что она якобы верит, нерешительное, слабоумное неверие…». (с. 18)

В другом тексте передо мной стоит задача проверки следующей гипотезы: фейербахианство есть венец развития атеизма, его последнее и наилучшее слово, не подлежащее пересмотру в общем, но могущее только быть дополненным. По-моему, это верно также потому, что Фейербах, действовавший на территории интеллектуального центра планеты своего времени — Западной Европе, был участником и свидетелем крупнейших сломов клерикализма — марша секуляризма. Как он сам пишет:

• «…веры уже нет, она стала безразличным делом там, где определения веры ощущаются как оковы. Это просто религиозная индифферентность…» (с. 228)

Полагаю, только в таком обществе, или в обществе, готовящимся к тому, чтобы стать таким — атеизм мог бы принять конечную форму.

• «Религия абстрагирует от человека его силы, свойства, существенные определения и обожествляет их как самостоятельные существа, причем безразлично, остаются ли они раздельными — в политеизме — или сливаются воедино — в монотеизме…» (с. 26)

Человек есть сознающее и самосознающее существо, поэтому Я отражает не только внешнее — то, что вне Я, но и внутреннее — то, что есть Я. И потому, что Я единственно, сплошно, оно вынуждено стать временным не-Я для того, чтобы себя помыслить. Важно также, что Я, вытаскивая себя из самого же себя, извлекает какие-то из Я — Я-думающий, Я-чувствующий, Я-делающий.

• «Сознание Бога есть самосознание человека, познание Бога — самопознание человека. О человеке можно судить по Богу и о Боге — по человеку; они тождественны. Божество человека заключается в его духе и сердце, а дух, душа и сердце человека обнаруживаются в его Боге: Бог есть откровение внутренней сути человека, выражение его "Я"...» (с. 33)

Выяснено, что бог, общечеловеческий бог, есть объективированный общечеловек. Однако конкретный человек при самопознании порождает и личного бога — объективированного себя. Пределом подобного является, полагаю, выведение катехонообразной миссии. И так как конкретный человек не видит в личном боге собственное отражение, он полагает его реальным и всеобщим супранатуралистическим существом. Может произойти следующее:

Мой бог не таков, как твой, хоть у моего бога и может быть такое же имя, как у твоего, поэтому, вернее будет сказать, что ты неправильно веришь. Если же мы будем иметь какое-то отношение друг к другу, то между нами обязательно возникнут разноуровневые противоречия — от обывательского обсуждения нравственной стороны того или иного поступка до радикального антагонизма, когда я на стороне света, а ты на стороне тьмы; я тот, кто удерживает благодать, а ты сеешь зло, ты нечестивец, спутник Антихриста. Конечно, подобное легче всего произрастает на монотеистической почве — бог один, добро одно, правда одна, и конечно, я правильный, а ты, соответственно, неправильный.

Такой разлад между личными богами, то есть между людьми, или группами людей, есть следствие либо, действительно, неправильной веры, приверженности неправде, либо обыкновенного расхождения земных интересов.

Конфликт теоретический только вырастает из практического, накладывается на него. Происходит это только, когда наблюдается противоречие между земными интересами. При земных конфликтах, которые только и существуют, теория становится служанкой практики, и религиозная идеология — личный бог, то есть объективированное Я или групповой бог вторят, что «если мой бог правильный, правда только одна, и она от бога, а я прав, и не могу быть неправ, то моя правда есть правда бога».

В такие дедуктивные игры и играют те, кого следует называть гимнастами ума, деятелями культурно-исторической реконструкции и учеными дураками, если мы говорим о некоторых представителях современной интеллигенции и духовенства, если же мы говорим об истинных подлецах, то они только предлагают играть другим. Первые — скорее, развлекаются и развлекают интеллектом, эрудицией и риторикой, чем обманывают, хоть и, безусловно, обманываются; вторые — только обманывают, умышленно прикрывают землю небом.

• «…положительными свойствами в созерцании или определении божественной сущности являются только человеческие свойства <...> Чтобы обогатить Бога, надо разорить человека; чтобы Бог был всем, человек должен сделаться ничем». (с. 44)

Правоверное богопослушничество есть самоотрицание человека, хотя при этом и утверждается какая-то сторона его человечности, к примеру, воля. Но он лишается всего остального, самотрансплантируется, что должно закончиться смертью вследствие последовательной самообъективации, ее завершающего этапа. Поэтому смерть должна являться главным событием для верующего. И для ненамеренного самоотрицания, которое является намеренным саморастворением в боге существует мотививирующие обещания сотериологии — самоочищение, обретение некоторого богоподобия, а равно, спасение — «человек зол, испорчен, неспособен творить добро, но зато Бог только благ; Бог — благое существо».

Как не вспомнить?

«Если б мог я найти путеводную нить,

Если б мог я надежду на рай сохранить —

Не томился бы я в этой тесной темнице,

А спешил место жительства переменить!»

(Рубаи / Омар Хайям ; [пер. с персид. Г. Б. Плисецкого, О. Румера]. — Москва : Издательство «Э», 2016. — 208 с. С. 25)

• «Размышляйте сколько угодно, но вам не удастся вывести свою личность из Бога…» (с. 112)

Забавно: если бог существует, то бога не существует. Бог есть абсолют, он не нуждается в том, чтобы в чем-то нуждаться, то есть он должен быть напрочь бездеятельным, следовательно, покойным, должен не-быть, не нуждаться в том, чтобы существовать.

Известно, что на это ответит поп. До тех пор, пока ему позволяют рассказывать о боге, он использует только антропоморфизмы, когда же его загонят в угол, то ему останется только обратиться к любимой увертке — «…как небо выше земли, так пути Мои выше путей ваших, и мысли Мои выше мыслей ваших» (Исаия, 55:9). Что это, если не пожимание плечами, если не тавтология — было быльное?

Фейербах ответил апофатикам:

• «Качество не отличается от бытия; оно и есть не что иное, как действительное бытие. Бытие лишенное качества есть химера, призрак. Бытие обусловливается качеством, а не так, будто вперед проступает бытие, а сзади плетется качество». (с. 166)

Танзих есть продукт безбожия, вернее, пути к нему. Нарисую грубую схему: анимизм (сущее вообще однородно для человека, одушевлено) — политеизм (не поддающееся человеческому регулированию теперь не одушевлено, но управляется одушевленным, человек не мыслит отныне сущее своевольным, но таковым, будто за ним стоят какие-то разум, чувство и воля) — монолатрия (божество, представляющее какие-то выделяющиеся части природы, особо значимые для человека — небо, землю, солнце, воду — приобретает черты верховного бога, наиболее хорошего из пантеона, а следовательно, и самого важного, а потому и самого сильного) — монотеизм (верховное божество поглощает другие божества; мир обретает единство в голове человека; одну из иллюстраций перетекания политеизма в монолатрию, которая есть предвестник монотеизма, дает нам мифология тюрков — божество Йер-Су — земля-вода; монотеизм — пик абстрагирования, затем только по нисходящей) — пантеизм/деизм (бог как бы выгоняется из процесса функционирования мира, бог имплицитно отрицается; природа обожествляется, то есть, главным образом, получает самостоятельность и самодостаточность; компетенция бога ограничивается лишь толчком) — итсизм (допускается существование сверхъестественного нечто) — атеизм.

• «…мы, люди, отличаемся друг от друга личными признаками, но по существу, по принадлежности к человечеству, мы все равны. И это отождествление производит не только философствующий ум, но и чувство». (с. 213)

Троица, как считает Фейербах, выражает различия, существующие между людьми. Мне же здесь видится также перспективный аргумент в пользу вышеприведенной мысли о монотеизме, как апогее мистического и религиозного миропонимания. Теология, сосредоточив в боге человечность вообще, обнаруживает, что дело кончено — должно начаться движение в обратную сторону, так как достигнута точка максимальной умозрительной концентрации сущего, теперь же можно только разбивать единое. Это достигается через присвоение отдельного отдельному — ипостась, святой. Монотеизм развивается далее, переходя в политеизм, но находящийся на более высокой ступени качества, чем язычество. Новый политеизм, может быть, маршрут альтернативный по отношению к пантеизму и деизму.

Сказанное выше имеет вторичное значение. Важно то, что должно происходить движение в обратную сторону — сгусток должен начать разрушаться, распадаться, что, кажется, должно по итогу привести к настоящей смерти бога.

• «Здесь, на земле, мы отделены и отмежеваны от Бога, там — преграды падут; здесь мы люди, там — Боги; здесь божественность составляет монополию, там — общее достояние; здесь преобладает абстрактное единство, а там оно делается конкретным множеством». (с. 163)

Вера в личное бессмертие, вера в бога вообще есть скрытая мечта о богоподобии. Конечно, поп политкорректно назовет это только приближением к богу с сохранением необходимой дистанции между творцом и творением. То, в чем божники обвиняют безбожников — антропотеизме, и есть сущность самого теизма. Тот, кто понял эту цель — должен тотчас приступить к максимально возможному самоопустошению — аскетизму на грани смерти. Награда — само блаженство, а блаженство, как писал Боэций, на которого ссылается также Фейербах, и есть божественность.

И как не вспомнить…

• «Окутает песня

дурманом, растрогав,

зовя

от жизни

лететь поднебесней». (https://www.culture.ru/poems/20512/nado-borotsya)

• «Загробная жизнь есть потерянная и вновь обретенная и потому ярче сияющая земная жизнь. <...> А небесные радости ничем не отличаются от земных, они только свободны от ограничений и зол этой жизни. Таким образом, религия окольным путем приходит к той же цели, к какой естественный человек стремится по прямой линии, т. е. к радости».

Как не вспомнить коранические аяты, описывающие аль-Джанна?

• «…с чашами, кувшинами и кубками с родниковым напитком (вином), от которого не болит голова и не теряют рассудок с фруктами, которые они выбирают, и мясом птиц, которое они желают. Их женами будут черноокие, большеглазые девы, подобные сокрытым жемчужинам». (Аль-Вакиа, 18-23. Коран. Перевод смыслов и комментарии / пер. с араб., комм. Э. Кулиева. — 11-е изд., стереотип. — Москва : Эксмо : Умма, 2019. — 816 с. С. 541)
• «Вопрос, как Бог создал мир, есть косвенное сомнение в том, что мир создан Богом. Этот вопрос привел человека к атеизму, материализму и натурализму. <...> Творчество всемогущества только там уместно, только там истинно, где все события и явления вытекают из Бога. Но оно, как уже сказано, становится мифом далекого прошлого, как только на сцену является физика, как только человек делает предметом своего исследования определенные основания, причину явлений». (с. 202)

Гениальная мысль! Возможно, с ее помощью удастся также показать самоотрицание теизма.

Пытаясь рассмотреть отдельно вещи и явления, созданные богом, неотвратимо отклонение от бога, даже в том случае, если, исследуя что-то, не забывать, что оно есть божье творение. Любое нечто не является, выражаясь по-докинзиански, нечленимо сложным, то есть оно стадиально, исторично. История нечто разворачивается при изучении, и она, как показывает наука, благополучно складывается и без привлечения бога. Мы помним, конечно, о космологическом аргументе, но не наблюдение непосредственного участия бога в миротворчестве, то есть при возникновении каждой вещи и каждого явления, есть, по сути, деизм. То, что сотворено богом должно быть чудом, то есть чем-то совершенно необъяснимым. Расчудесивание же нечто есть подлинное безбожие. Выходит, того, что называется научным методом или хотя бы приближенным к нему, верующий должен остерегаться как чистейшего зла и безбожия.

Теперь о самоотрицании теизма, вернее, об одной из его форм. В священной книге мусульман неоднократно встречаются апелляции к разуму (по-арабски «акль» — прим. Н. Д.) человека, призывы к следованию ему. Конечно, подозреваю, что по замыслу, акль должен быть одним из основ веры, ведь разумный человек не может не уверовать во всевышнего. Для шиитов-двунадесятников, последователей джафаритского мазхаба это понятие является чрезвычайно значимым. В одном из главных для шиитов-двунадесятников сборников хадисов — «Аль-Кафи» есть даже специальный раздел, который называется «Книга разума и невежества» (https://al-kafi.ru/1/). Приведу несколько отрывков из нее:

• «Имам Бакир, да будет мир с ним, сказал: "Когда Аллах сотворил разум, Он устроил ему дознание, а затем сказал ему: "Приблизься", и разум приблизился. Затем Он сказал ему: "Возвратись", и разум возвратился. Затем Аллах сказал: "Клянусь Cвоим могуществом и величием, Я не сотворил творение, которое было бы более любимо Мною, чем ты. И Я в совершенстве наделил тобой лишь тех, кого люблю. Воистину, лишь посредством тебя Я повелеваю и лишь посредством тебя запрещаю. Лишь посредством тебя Я наказываю и лишь посредством тебя вознаграждаю"».
• «Имам Бакир, да будет мир с ним, сказал: "Воистину, в день суда Аллах будет проявлять точность в расчёте Своих рабов исходя из уровня их разума, которым они были наделены в этом мире"».
• «Посланник Аллаха, да благословит Аллах его и его род, сказал: "Если вы увидите человека, совершающего множество молитв и большое количество постов, то не восхищайтесь им, пока не узнаете, насколько он разумен"».

Гипотетическая ситуация: некий юноша, желавший быть правоверным мусульманином, пытался следовать за своим разумом, и может быть, им это воззвание было понято слишком буквально. Настолько буквально, что он отринул веру, оставшись с разумом наедине.

Поп, правда, не позволит себе не подметить: разум есть спутник веры, а вера спутник разума, и отошедший от веры, якобы благодаря разуму, на самом деле, отошел из-за безумия.

• «"Бог есть любовь", это значит: Бог есть ничто сам по себе; кто любит, тот поступается своей эгоистичной самостоятельностью; он обращает то, что любит, в неотъемлемую сущность своего бытия. Но когда я погружаюсь в глубину любви, во мне опять всплывает мысль о субъекте и нарушает гармонию божественной человеческой сущности, которую установила любовь. Выступает вера со своими притязаниями и оставляет на долю любви только то, что принадлежит вообще предикату в обыкновенном смысле. Она не позволяет любви свободно и самостоятельно развиваться; она делает себя сущностью, делом, фундаментом». (с. 238-239)

Вера находится в противоречии с любовью. Любовь есть эссенциальная способность и тяга человека. Вера же приказывает любить лишь богом благословенное, любить посредством любви к богу, по-другому и нельзя, так как только бог и есть любовь. Бог узурпирует любовь, и только делиться способностью любить с человеком — как бы дает взаймы. Фейербах считает, что таким образом вера сбивает любовь человека к человеку, вынуждая его направлять свою любовь вовне его, а такая любовь искусственна и неполноценна.

Человек, конечно, способен любить, и на то, что так или иначе связано с любовью — сострадание, милосердие, забота и т. д. В боге найден человек — в человеке нужно найти природу и общество. Человек любит кого-то, что-то, за что-то, короче, при каких-то обстоятельствах. Только любовь, то есть без обстоятельств — мне неясна. Осмелюсь призвать Энгельса в защитники:

• «Непоследовательность заключается не в том, что признается существование идеальных побудительных сил, а в том, что останавливаются на них, не идут дальше, к их движущим причинам». (Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии. Фридрих Энгельс. Цитируется по: Работы по историческому материализму : [перевод с немецкого] / Фридрих Энгельс. — Москва : Издательство АСТ, 2020. — 480 с. — (Философия — Neoclassic). С. 320)
• «Любовь к человеку не должна быть производной, она должна стать первоначальной. Только тогда любовь будет истинной, священной, надежной си­лой. Если человеческая сущность есть высшая сущность человека, то и практически любовь к человеку должна быть высшим и первым законом человека. Homo homini Deus est — таково высшее практическое основоначало, таков и поворотный пункт всемирной истории». (с. 243-244)

Я не могу и не желаю любить, к примеру, своего угнетателя, и не вижу что-то, что могло бы обязать меня любить угнетателя. Наоборот, я должен вступить с ним в бой, и либо погибнуть в бою с ним, либо одержать над ним победу. Этика в отношении угнетателя неуместна, вернее, уместна этика угнетенного, которая, по сути, есть умозаключение о практике. Таково, полагаю, будущее этики вообще — быть умозаключением о практике.

Философский подвиг. Эвальд Ильенков.

http://caute.ru/ilyenkov/texts/phc/feuerbach.html#b1

• «…самым непосредственным и активным противником всякого прогресса — и в философии, и в правосознании, и в житейской нравственности, и в искусстве — выступала в то время в Германии религия. Именно религиозное мировоззрение и умонастроение составляли ближайшее препятствие, в которое упиралось любое сколько-нибудь прогрессивное движение в преддверии 1848 года, в преддверии революции, объективной задачей которой было сокрушение изжившей себя системы феодально-монархических институтов. От имени религии, от имен бога старались заморозить любую живую инициативу монархи и князья, бюрократия, полиция и цензура. Удивительно ли, что бог теологов стал в глазах прогрессивно настроенных людей синонимом и символом застоя, консерватизма, реакции? Удивительно ли, что пароль, объединяющий демократические силы, в том числе и наиболее радикально настроенные слои немецкой буржуазии, идеологом которых выступал Фейербах, был найден в атеизме?»

Мной уже была озвучена мысль, что фейербахианство есть корневое слово научного атеизма, слово, образующее научный атеизм — «Аллаха, сокрытого всюду, в себе я сокрыл». Следующим шагом должно стать нахождение объяснений, ответа на вопрос: Почему первое слово научного атеизма сказано именно Фейербахом, именно в XIX в., именно в Германии?

У меня также есть предположение на этот счет, вернее, довольно сырая догадка, высказанное выше. И если она верна, то фейербахианство, будучи первым словом научного атеизма, есть последнее слово атеизма. Атеистическое учение, не согласующееся с фейербаховым, не векторное ему, должно быть отвергнуто, как ошибочное.

Объяснюсь следующим образом: Владимир Ленин, будучи революционером наступившей эпохи монополистического капитализма, действовавший в стране, которой самим устройством мирового хозяйства было предначертано стать сырьевым придатком передовых стран, а следовательно, и несамостоятельной страной, то есть ограбляемой преимущественно иностранной буржуазией, также был участником национально-освободительной борьбы. Причем, подлинного национального освобождения, которое есть только социализм. Поэтому ленинизм есть первое слово социалистической национально-освободительной борьбы, и последнее слово национально-освободительной борьбы (по типу Мадзини или Ганди). В таком случае, Мао, Фидель, Субкоманданте Маркос и другие есть деятели, применявшие ленинское учение, адаптировавшие его к иным условиям, но не оригинальными авторами, не новаторами.

Так и Фейербах является основателем последнего атеизма, атеизма эпохи крушения феодально-монархических порядков, появления конституций Нового времени, становления республиканизма, парламентаризма, но что важнее всего для данного контекста — постепенного смещения религиозных институтов от института власти, что, конечно же, зависело от изменений в области способа производства — увеличения мощностей производства и дальнейшим переделом собственности.

Подобное сужение роли церкви неизбежно связано также с веянием философского свободомыслия, и как следствие, итоговым общим объяснением религии и отказом от нее, что, к примеру, частично встречается у отцов-основателей Соединенных Штатов. По сути, Фейербах подводит итог религиозности, и тут же сходит со сцены, ответив на главнейший теоретический вопрос, разоблачив бога.

Что случилось — понятно. Непонятным стало, что делать? Ответ дается Марксом и Энгельсом, и научный атеизм получает развитие, обретает практическое содержание и значение, становится именно научным, став также практическим орудием революционного действия, получив, скажем, структурное завершение.

• «Идеи никогда не могут выводить за пределы старого мирового порядка: во всех случаях они могут выводить только за пределы идей старого мирового порядка. Идеи вообще ничего не могут осуществить. Для осуществления идей требуются люди, которые должны употребить практическую силу». (К. Маркс и Ф. Энгельс. Святое семейство или критика критической критики против Бруно Бауэра и компании (сентябрь—ноябрь 1844 г.).— К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Изд. 2-е. Т. 2, с. 132.)

Этим, переходом атеизма от только теоретического положения, голой фразы к одной из частей системы взглядов социально активного субъекта завершается атеизм. После же великого акта социальной активности, атеизм становится такой же простой истиной, как шарообразность планеты.

Однако, пока переход в царство свободы не совершен, и поэтому дембельский аккорд атеизма как теории, так и практики не сыгран сполна, и поэтому он остается еще предметом нашего внимания.

Научный атеизм должен претерпеть новый виток развития, реабилитирован и актуализирован, утвержден вновь, возможно, и будем надеяться, в последний раз.