Поговорим о шведском юморе? Сегодня наш герой - Хассе Сеттерстрём - писатель-юморист и редактор. Он... Впрочем, лучше всего о нем расскажут его юморески. Конечно же, в моем переводе!
Общение душ
– Сейчас много идёт разговоров об общении между душами, – заметил однажды мой друг, нотариус по профессии. – И в книгах, и в лекциях рассказывают о внушении, гипнотических опытах и телепатии. Никогда меня эта тема не волновала, а вот сегодня пробудился интерес. Я теперь знаю, что могу посредством телепатии сообщить мысли другому. Могу сделать так, что другой человек узнает, о чем я думаю.
– Удивительно! – воскликнула жена нотариуса. – И как же это случилось?
– А вот как. Прихожу я утром в кафе, где обычно завтракаю, сажусь за столик у окна. Оторвал глаза от меню – и вижу: сидит напротив меня незнакомый господин, невероятно похожий на поросенка. Толстый, пухлый, розовый и гладко выбритый. Ну точь-в-точь поросенок – никогда таких не видел!
Смотрю я на него и думаю: ну до чего же поросячья морда!
Долго я на него так смотрел, и мысль все одна крутилась: ну настоящий поросенок! Глазки маленькие, уши жирные, острые – и пятачок!
Он увидел, что я его рассматриваю. Я сконфузился и уткнулся в газету. Но только отложил газету в сторону – снова смотрю на соседа, и опять та же мысль: ну вылитый ты поросенок, вылитый!
И что же вы думаете? Берет этот тип яблоко с чьего-то блюда поблизости – спокойно, тихо так берет, отправляет целиком в рот и визжит:
– Ну что, сволочь, доволен?
Рассказ нотариуса окончился. Мы некоторое время сидели молча, а потом жена нотариуса спросила:
– А как же он мог говорить, если у него во рту было яблоко?
В вопросах общения душ женщины разбираются хорошо. А вот с юмором у них хуже.
Воспитание в деловом ключе
Неделю назад мой семилетний сын, младший брат Эмануэля, подошел ко мне и показал свою первую юмористическую газету. Она была рукописная, на четырех полосах, и говорилось в ней обо мне, об Эмануэле, о редакторе собственной персоной и о матери редактора. Все в совокупности было очень похоже на мою первую газету. Точно такая же – не лучше и не хуже. Я пригласил для разговора мать редактора.
– Вот расплата за то, что мы недостаточно ответственно занимались воспитанием детей. И к чему теперь это приведет? Того и гляди, станут писателями, художниками, а может быть, и на сцену поступят! Надо признать: мы были недальновидны. Но вдруг еще можно что-то исправить? Послушай, как воспитывает детей один биржевой маклер нашего города.
Цель его педагогической системы – научить детей ценить материальные блага. Воспитать деловых людей – энергичных, проворных и цепких.
Вот как это выглядит.
Когда дети еще маленькие – от трех до шести лет – отец строит их в ряд, берет монетку в пять эре и кричит:
– Золото! Золото!
И бежит в другую комнату. Дети – за ним. Все кричат: «Золото! Золото!» Охота за золотом идет по всей квартире: прыгают через стулья, перескакивают через столы и диваны. Наконец жертва погони устает и сдается; пять эре достаются сильнейшему. На следующий день добыча – уже монетка в десять эре. Погоня еще яростнее, борьба еще отчаяннее – и уже знакомый финал. Со временем сумма увеличивается: двадцать пять эре, пятьдесят эре, одна крона, а когда дети достигают десятилетнего возраста, предмет борьбы – уже пять крон. А к пятнадцати годам дети борются уже не за пять крон: теперь добычей становится ценная бумага, настоящая грэннесберговская акция! Тот, кто победил – не только овладел добычей, но и сдал первый в жизни экзамен на банкира или биржевого маклера; можно с уверенностью предположить, что он станет большим человеком и войдет в хорошее общество.
Я настоятельно рекомендую всем вышеуказанный педагогический метод. Если он получит распространение, искусство и литература от этого только выиграют.
Эти и другие выполненные мной переводы из Хассе Сеттерстрёма можно прочесть на сайте журнала "Новая литература": https://newlit.ru/~masterstvo_perevoda/6687.html А вот отрывки из еще не опубликованного перевода:
Хассе Сеттерстрём
В большом незнакомом городе (рассказ)
Перевод со шведского А.Д. Щеглова
Публикуется в сокращении
Ночь пролетела в пути, и наутро поезд остановился в Незнакомом Городе. Я вышел на перрон – совершенно такой же, как все перроны в мире. А над вокзалом сияло солнце, небо было по-весеннему голубым, и доносился запах моря.
Большие часы на здании вокзала показывали восемь. Люди уже выходили на улицу, спеша по делам. Мальчишки и девчонки шли в школу, трамваи весело катились под гору, а по тротуарам, в тени домов, солидные взрослые с важными лицами шли на работу...
<Герой рассказа заходит в кафе>
...За столиками беседовали тихо; никто не смеялся, не веселился. Вот подходящее место для меня, – подумалось мне. – Я просижу здесь до вечера в ожидании поезда, а потом возьму такси и отправлюсь на вокзал. А завтра буду уже далеко: новая жизнь, новые встречи… Поезд отправляется в 8.20.
И тут произошло событие, внезапно изменившее весь ход моих мыслей. С улицы послышались крики; посмотрев в окно, я увидел: по улице бегут люди. Было видно, что все взволнованы одним и тем же происшествием. Посетители поднялись с мест и подошли ко входу. Все спрашивали, в чем дело, что случилось. Часть посетителей собралась у окна. Девушка, сидевшая за конторкой, встала, подошла к швейцару и велела пойти и узнать, что произошло.
Я остался за столиком. В открытое окно было слышно, как шум становится все громче.
Вероятно, несчастный случай; может быть, кого-то сбила машина. Через несколько минут все успокоятся, и жизнь потечет по-прежнему.
Посетители еще стояли у окна, на что-то показывали, спорили, спрашивали… И тут вошел швейцар.
Все окружили швейцара; он встал рядом с моим столиком и взволнованно начал рассказывать. Я передаю его рассказ слово в слово, чтобы читателю было проще понять то, что произошло потом.
В одном из домов поблизости, на втором этаже, жила немолодая супружеская пара с дочерью, девушкой лет двадцати. Отец – чиновник на пенсии; о матери известно только следующее: она старая и разбита параличом. Дочь была помолвлена с неким молодым человеком; вне всяких сомнений, жених и невеста были счастливы, и родители радовались, глядя на них.
И вот сегодня, в первый чудесный весенний день, юноша зашел к невесте и предложил прогуляться на свежем весеннем воздухе. Отец девушки присоединился к молодой паре; кроме того, на прогулку взяли пса – огромную роскошную собаку-водолаза. О присутствии пса в семье мне следовало упомянуть раньше, поскольку он, как мы вскоре убедимся, сыграет важную роль в дальнейших событиях.
Вся компания вышла на улицу; отец, дочь и жених остановились, чтобы помахать на прощание рукой старушке-матери, которая осталась сидеть в кресле у окна. Компания отправилась дальше и вскоре очутилась на пристани одного из небольших красивых озер.
День выдался чудный. Цвели каштаны, и их крупные ярко-зеленые листья сверкали на солнце.
– Давайте покатаемся на лодке, – предложил жених. – Лодку можно взять напрокат. Здесь так красиво!
– Замечательно! – воскликнула девушка, – давайте покатаемся.
Все сели в лодку; огромный пес уселся в середине. Лодка отчалила и заскользила по воде. Был восхитительный, чудный весенний день!
Вдруг пес прыгнул на сиденье рядом с девушкой; от неожиданности она сделала неловкое движение, и пес упал в воду. Раздался всплеск, и собака скрылась под водой. Люди в лодке перестали соображать: пес был всеобщим любимцем. Жених, не умеющий плавать, прыгнул в воду, пытаясь спасти собаку. Он барахтался, отчаянно борясь за жизнь; отец, увидев, что юноша тонет, прыгнул в воду, чтобы спасти юношу. Но и отец не умел плавать. Оба утонули – и отец, и молодой человек. Тем временем пес спокойно доплыл до берега и вышел на сушу. Девушка осталась в лодке и отчаянно звала на помощь.
На набережной собрались люди; несколько человек сели в лодку и поплыли, чтобы помочь девушке. Ее доставили на берег; когда она внезапно поняла, что произошло, она лишилась рассудка.
…А старушка, разбитая параличом, так и сидит в кресле у окна и ждет своих милых.
Швейцар окончил рассказ, и все разом заговорили. Я сидел молча и пытался осмыслить происшествие: два человека, не умеющих плавать, утонули, пытаясь спасти собаку, которая целой и невредимой выплыла на берег. На какой-то миг я забыл, что произошла трагедия; меня поразил комизм всей истории. И я улыбнулся.
Все сразу смолкли. Все взоры обратились на меня, жестокого, бессердечного. Подумать только: сидит и улыбается, когда горе и скорбь овладели сердцами и душами!
– Сразу видно, нездешний! – воскликнул кто-то.
– Ишь, смешно ему!
– Ну и придурок!
Я встал. Люди расступились. Мне хотелось что-то сказать, объяснить – но я взглянул на суровые лица вокруг, и понял: ничего не получится. И я молча, один, ушел из ресторана – прочь, в сумерки большого незнакомого города.