Если Вы думаете, что доброволец и патриот – суть одно и то же, то глубоко ошибаетесь.
Наверное многие при слове «доброволец» представляют молодого, лучезарного и кудрявого русоволосого парня лет 25-ти, образцового во всех отношениях, естественно, «горящего желанием» умереть за Родину. Думаю, именно на такой контингент рассчитывали генералы в русско-японскую кампанию. Food for powder, как выразился Джон Фальстаф.
Однако на деле всё получилось с точностью до наоборот…
Эта война разрушила многие стереотипы и, в конце концов, заставила высшее командование по-другому посмотреть на некоторые проблемы комплектования армии. Любая кампания, а в особенности проигранная, заставляет переосмысливать существовавшие доселе догмы, которые в новых условиях оказываются почти полностью неработоспособными.
13 сентября 1907 года Мобилизационный отдел Главного Штаба разослал Начальникам Штабов военных округов распоряжение за подписью генерал-майора В. И. Маркова, в котором просил в месячный срок доставить «сведения о добровольцах и охотниках, принятых на военную службу во время минувшей войны с Японией» .
Как оказалось, таковых за время ведения боевых действий набралось
1) в Европейской России 7024 человека: в 1904 году – 4865, а в 1905 году – 2159 чел. (больше всего – из Московского военного округа – 1013 чел.);
2) в Азиатской России – 2352 чел: в 1904 году – 1672 чел., а в 1905 году – 680 чел.
Всего 9376 чел.
Конечно, по сравнению с многотысячной армией солдат, воевавших на полях Маньчжурии, эта цифра оказалась небольшой, но дело было не в абсолютной величине.
Более чем двукратное снижение численности добровольцев, пожелавших вступить в ряды Русской Императорской армии, серьёзно озаботило армейские верхи, которые пытались ответить на вопрос – а что именно повлияло на настроение людей, у которых так быстро и столь заметно иссяк патриотический запал? И был ли он тогда вообще. Понятно, что поражения не способствуют сплочению и рвению. Скорее, наоборот – далеко не каждому дано «держать удар» и проявлять усердие и рьяность в критические моменты.
Как выразился в своём рапорте Начальник Тамбовской местной бригады генерал-майор Е. А. Штаден, «дело было новое и не легко выполнимое» .
Ещё большим шоком оказалась подноготная. Как и в Средние века, обыкновенное желание подзаработать было основным побуждением, двигавшим добровольцами, а отнюдь не радение умереть «За Веру, Царя и Отечество». Как отмечали местные армейские начальники, у желающих поступить на службу практически начисто отсутствовали патриотические настроения, и в результате в войска шли отбросы общества.
Так, по словам Начальника Виленской местной бригады генерал-майора Халила Янушевского:
«… Очень немногие добровольцы поступали с патриотической целью. Большинство из них поступали потому, что не имели никаких определённых занятий: босяки, пьяницы и т.п. Были случаи продажи и сноса казённого обмундирования…» .
Ему вторил Петербургский уездный воинский начальник полковник Е. В. Борвинский:
«… первая партия добровольцев, отправленная в числе 300 чел., в 6-й Сибирский запасный батальон в город Омск, была по составу своему вполне соответствующая, по идее и высокому признанию встать в ряды войск для защиты Царя и родины, но следующая партия уже не отвечала этой высокой задаче, которая возлагалась на неё: в большинстве случаев поступили лица, как оказалось впоследствии, не имеющие никаких определённых занятий, как, например, обыватели ночлежных домов, притонов, пропойцы, которые шли в добровольцы лишь из-за куска хлеба и крова; хотя местная полиция и давала удовлетворительные сведения о поведении и нравственных качествах каждого желающего поступить в число добровольцев, но данные сведения в большинстве случаев не оправдывались…» .
«Оборванцы, пропойцы и вообще элемент мало терпимый в среде общества», по словам Штадена и составил костяк добровольцев:
«… Как они сами заявляли, им некуда деваться и хоть с голоду умирай; были случае, что фабриканты, желая избавиться от подобного элемента, говаривали их идти добровольцами, снабжая их за это известным количеством денег. Люди последней категории, прогуляв и пропив все деньги, или сами убегали со сборного пункта, или заявляли о нежелании оставаться на службе. Таких людей приходилось возвращать, как бесполезных…».
Штаден приводил огорошивающие факты. По его словам, «патриотами» часто становились во время бурного застолья (впоследствии, правда, таковые весьма быстро «прозревали»):
«… Были случаи, когда престарелые отцы, матери, жены и дети являлись в управление на сборный пункт, прося о возврате им их добровольцев, как единственного кормильца семьи, который под пьяную руку изъявил желание поступить в добровольцы. Сам доброволец сознавался в этом и просил об увольнении; приходилось удовлетворять их просьбы…» .
Условия приёма добровольцев были следующие:
1) Первоначально к приёму допускались добровольцы и охотники не старее 40 лет, получившие военную подготовку, состоя на военной службе или во время учебных сборов ратников. Затем принимались: а) добровольцы, не получившие военной подготовки, но удовлетворяющие условиям военной службы; б) добровольцы в возрасте от 18 лет, с предварительным освидетельствованием состояния их здоровья и годности к перенесению трудов походной жизни; в) добровольцев из отставных нижних чинов и ратников ополчения, имеющих знак отличия военного ордена, но перешедших предельный возраст, установленный для приёма добровольцев (40 лет), и оказавшихся по состоянию своего здоровья годными для службы в войсках.
Кроме того, разрешено было принимать добровольцами: а) состоящих под гласным надзором полиции по делам политическим и заявивших горячее желание искупить свою вину службой рядовыми в войсках Действующей армии, и б) 4-х меннонитов Владимирской лесной команды на нестроевые должности в состоящих под гласным надзором полиции по делам политическим, для зачисления рядовыми в войсках Действующей армии.
2) Из принятых добровольцев формировались команды распоряжением штабов округов: Петербургского, Виленского, Варшавского, Киевского, Одесского, Московского, Казанского и Кавказского, при управлениях уездных воинских начальников в местах нахождения означенных штабов. 7-го апреля 1904 года с Высочайшего соизволения был допущен приём добровольцев в районе расположения Действующей армии и Сибирского военного округа.
3) Команды добровольцев направлялись в Сибирские запасные батальоны, а потом и в запасные батальоны, расположенные в Европейской России.
Помимо коренных русских, на театр военных действий стремилась попасть и масса иностранцев, особенно славян. Однако по Высочайшему повелению 6-го марта 1904 года такой приём не был допущен. Впрочем, исключение всё же было сделано для 33 черногорцев и 1 болгарина (а в Азиатской России поступил даже 1 турок).
11-го сентября 1905 года, в виду прекращения боевых действий, приём добровольцев был остановлен, а 31-го октября состоялось Высочайшее повеление об увольнении их со службы .
Впоследствии, разбирая причины массового появления порочных элементов в армии, армейское командование пришло к выводу, что виной тому явилась, в частности, непродуманная организация приёма.
Так. вр.и.д. Начальника Киевской местной бригады полковник А. А. Аристов высказался неудовлетворительно о добровольцах: «большинство из них являлись прямо нежелательным элементом по своей распущенности нежелательном поведении» .
Полковник раскритиковал существовавшую систему приёма в одном-единственном губернском городе. По его словам, были поставлены в затруднительное положение те, которые прибывали за несколько сот вёрст, но при медицинском освидетельствовании признавались негодными к службе:
«… Люди же надежные, но не имеющие средств к жизни, не могли быть приняты в число добровольцев, если они не проживали в пунктах приёма в виду того, что переезд от места жительства до места приёма они должны были совершать на собственный счёт…» .
Об этом же говорил и Начальник штаба Кавказского округа генерал-майор Г. Э. Берхман:
«… между тем они потратились на переезд в Тифлис, и не имели средств на возвращение обратно к местам своего жительства…» .
К тому же массовое скопление народа в одном месте и в нравственном отношении отзывалось не благоприятнее.
Чтобы как-то снизить «градус напряжённости» непринятых, Аристов предлагал разрешить приём добровольцев в других местах губернии (а не только в губернских городах), «так как при одном управлении на военный Округ в число их поступало большинство людей, проживающих в тех городах, где производился приём, среди которых большинство было бездомных, порочных и не имеющих не только определённых занятий, но и средств к жизни».
Массовый прилив в армию откровенных отбросов общества, генералы связали с отсутствиеи надлежащих рекомендаций.
Так, начальник штаба Казанского округа генерал-лейтенант Н. Е. Светлов предложил «при приёме на службу добровольцев желательно ввести за правило, чтобы принимаемых обязывать представлять свидетельства полицейских учреждений о хорошем поведении и не судимости их, а также предоставить право окончательного приёма их в добровольцы усмотрению уездных воинских Начальников» .
Такую же точку зрения разделял и Начальник штаба Одесского округа генерал-лейтенант Д. Н. Безрадецкий:
«…Во избежание переполнения армии нежелательным элементом, следовало бы на каждого добровольца требовать приговор от подлежащего общества о добропорядочном поведении…» .
Уже упоминавшийся выше генерал Янушевский также предлагал брать от добровольцев какой-нибудь подтверждающий документ о добропорядочности, например «удостоверение о хорошем поведении хотя от приходского духовенства и частных лиц», а «изъявивших желание поступить добровольцами подвергать тщательному медицинскому осмотру» .
Еще одна проблема виделась в возрасте добровольцев. Начальник штаба Варшавского округа генерал-лейтенант А. Е. Чурин считал нужным «установить предельный срок поступления добровольцем или охотником в 32 года, а в крайнем случае в 35 лет», поскольку «добровольцы старее 35-летнего возраста нередко явятся для войсковых частей излишней обузой, увеличивая собой число больных и отсталых нижних чинов». А, учитывая тот факт, что добровольцам придётся воевать в составе действующей армии, «предоставить командирам мобилизуемых частей право непосредственно принимать желающих и удостоверяющих установленным условиям лиц в качестве добровольцев и охотников» .
****
В общем, как и во времена европейских крестовых походов, для многих жителей Российской Империи очередная война оказалась единственным осмысленным занятием в жизни, исключительным средством заработка, чему, кстати, в немалой степени способствовали и условия найма добровольцев. Как и тогда, младшие члены баронских семей, не находившие на родине приложения своим силам, российские добровольцы начала XX века готовы были идти туда, где имелась хоть какая-то надежда найти что-нибудь лучшее. Правда, кроме денег и казённого пайка, им никто ничего не предлагал.
К тому же и создать точно такую же «рекламную кампанию», как в конце XI века в Европе, в России всё же не смогли: притеснения христиан со стороны «неверных» на Дальнем Востоке не было, «Гроба Господня» в Маньчжурии не оказалось, религиозные чувства ослабли, а аскетических настроений в обществе и вовсе не наблюдалось.
Эх раз, да ещё раз…