Дочитала роман Виктора Пелевина "Transhumanism Inc." и с удивлением обнаружила, что именно в нём автор рисует явный, при этом гротескный и карикатурный образ Сибири. Это отличный повод для очередного размышления из рубрики "сибирский текст".
Вспомним о том, что такое "сибирский текст" в пространстве литературы:
Книга Виктора Пелевина, из которой мы сейчас будем выцеживать пресловутый "сибирский текст", была написана год назад, прошлой осенью. Как известно, главный наш писатель-визионер пишет по одной книге каждую осень, в которых в своеобразной форме поясняет основные тенденции и причудливые закономерности нашей сегодняшней реальности. Это, наверное, очень важно помнить, когда читаешь Пелевина: действие может происходит в курятнике, на дне морском или в Добром Государстве в далеком будущем, но на самом деле все это про здесь и сейчас. И я, признаться, устаю от постоянной необходимости дешифровывать текст в каждую минуту чтения. Приходится ведь постоянно думать, к кому или чему он делает отсылку в том или ином микросюжете, что спрятано за каждой метафорой, и какую очередную максиму "новой этики" в данный момент высмеивает этот не самый добрый автор.
Роман Виктора Пелевина "Transhumanism Inc." состоит из ряда новелл (всего из семь и это, наверное, тоже не случайность), в которых нарисован альтернативный мир альтернативного будущего (ха-ха, см. абзац выше). Сюжеты и действующие лица новелл отчасти пересекаются, и понятно почему: все они призваны описать и объяснить метафизику этого причудливого мира через его второстепенных, ничего не означающих и ничего в мире не решающих персонажей. Среди них есть подросток Маня, студент Ваня, сибирский фермер Дмитрий, бизнесмены и банкиры, все в общем люди весьма неприятные, мечущиеся между мелким своим бытом и похотью. Впрочем, не без фантазии и нравственных переживаний. Власть и деньги в этом мире принадлежат "баночникам", то есть самым богатым и влиятельным мозгам, люди которых давным-давно умерли. Сами мозги после этого поместили в банку, с помощью сложной технологии подключили к реальности, и они продолжают из своих подземных бункеров управлять этим миром. Придумали эту технологию швед и кореец, взявшие себе псевдонимы Розекранц и Голденштерн, так что одним из ключей для дешифровки текста становится пьеса Тома Стоппарда "Розенкранц и Гольденштерн мертвы", идущая нынче в каждом уважающем себя театре (и у нас в Новосибирске тоже, добро пожаловать, что называется). На эту тему я далее рассуждать не буду, поскольку интересует меня совершенно другая.
Не сказать, чтобы раньше я замечала большой интерес Пелевина к Сибири. Мне так кажется, что какая-нибудь Япония интересует его больше (и в обсуждаемой книге кстати не обошлось без Японии и отсылок к ее современной массовой культуре, точнее бескультурью, точнее культурной антропологии). Но в этой книге образ Сибири выступает так ясно и однозначно, что впору ахнуть и всплеснуть руками, как героини других известных книг.
Итак, что же Сибирь в романе Пелевина "Transhumanism Inc.". Сначала стоит пояснить, что в этой альтернативной реальности роль России исполняет Доброе Государство, во главе которого стоит "баночник" (тот самый живой мозг в банке) кукуратор, сердобол-большевик. Эти самые сердобол-большевики пришли к власти в бывшей России, а ныне - Добром государстве, после сердобол-болшевистской революции, в ходе которой свергли династию монархов-клонов Михалковых-Ашкенази (кстати, идея монархов-клонов очень здорово была обыграна в сериале по мотивам "Основания" Айзека Азимова, но об этом как-нибудь в другой раз).
Сибирь в Добром государстве - это пограничные территории. Более того, это типичный фронтир. Этакий мир Дикого Запада начала XIX века, только без Запада, но со всеми необходимыми атрибутами - фермы, кнуты, коровы, кабаки как центры встреч местных жителей, и набеги - внимание! - тартаренов. К последним мы еще вернемся, а пока про фермы.
Сибирь в этом мире совершенно неурбанизирована. На ферме живет тетка героини Мани из первой новеллы. Фермой владеет Дмитрий из шестой новеллы. Все их соседи - также фермеры-дворяне, владеющие холопами, производящие продукцию сельского хозяйства.
Вот как выглядела ферма сибирской тетки девушки Мани. Во-первых, колоритно, совсем не так, как Москва (это Пелевин подчеркнет еще не раз, в Сибири вообще не так, как в Москве, и реклама там другая, и бренды другие).
По закону в восемнадцать лет Маня могла наконец выставить в сеть свою голограмму. Она даже немного с этим запоздала. Сибирская ферма была для съемок гораздо более интересным фоном, чем средней руки московская усадьба, где она жила вместе с мамой – и Маня убила весь последний сибирский день на съемки.
Описывая уездный провинциальный быт этой псевдо-Сибири, Пелевин, как обычно, безудержно иронизирует. Высмеивает все литературные штампы разом - и русскую классику (условных Гоголя с Салтыковым-Щедриным), и современников, которые любят поддать жути, описывая "провинциальную хтонь". Например, вот:
Дмитрий уволился, продал свой березовый дуплекс и отправился в Сибирь.
Через день после отъезда, бодро докуривая сигару, он шагнул из гиперкурьера на мокрый азиатский перрон. Сразу поразили два крэпера перед станцией – немолодые русские люди в беде. С крашеными в яичный цвет чубами на бритых черепах, в нелепых розовых перьях, блестках и чешуе из фольги, они зло и пьяно плясали под один на двоих новенький крэпофон, украденный, скорей всего, из товарного поезда.
Мужики – именно так их хотелось назвать несмотря на косметику и блинг – сипло читали на два голоса нейроречитатив категории «3Б», если не ниже:
– Я цветок мохнатый, пестик мой продолговатый, Я со всей палатой наблюдаю за парадом, Мы покажем миру, что такое наша сила, мы заставим снова воссиять забытый символ…
От крэпа так и разило провинциальной безнадегой.
И далее:
На Дмитрия повеяло экзистенциальной стужей – в провинции, похоже, жилось несладко. Еще он почувствовал, что в Сибири совсем другая сетка рекламного имплант-вещания: продвигаемая продукция сильно отличалась от столичной. Как только он нашел телегу на вокзальной площади, ему страшно захотелось пива. Странность, однако, заключалась в том, что хотелось не просто пива, а конкретного сорта, о котором он раньше не слышал – «Спящей Красавицы».
А вот вам быт в сибирском уездном городке:
Пулеметы молчали. Ну или максимум отгоняли кочевых тартаренов. Зато в уездном городке было Благородное собрание, где девушек учили играть на арфе – и даже работал астрономический кружок с телескопом. Главным центром гравитации в Благородном собрании были, конечно, не арфы и телескоп, а клуб с буфетом, куда съезжалось пообщаться и выпить хорошее общество.
На сибирских фермах все гротексно и нарочито "народное":
Маня накидывала на голое тело полушубок, совала ноги в обрезки валенок и шла на заснеженный двор задавать скотине корм. В кадр попадали холопы в зеленых от соплей масках, многочисленные теткины иконы и даже официозный портрет бро кукуратора (за которым тетка прятала образ убиенного сердоболами государя – последнего из Михалковых-Ашкеназов, что было двусмысленно и опасно, поскольку государя и всех его клонов расстрелял в свое время лично бро кукуратор). По стоимости кукухи, конечно, ясно было, что у семьи для работы есть холопы, и Мане не нужно ухаживать за скотиной. Но лично задавать корм скоту было стильно уже пару лет – в зоне «Евразия» так делали все богатые косметические влиятельницы. Иконы тоже не помешают: среди тех же косметичек опять стало модно выносить и вносить их назад под камеру, если хотелось намекнуть на богатство личной жизни. Даже простое присутствие иконы в кадре – это секси. Как бы намекает, да.
С другой стороны, многие могли не догадаться, что скотина и корм сняты для народности – не так уж далеко Маня от народа и ушла. Тетка жила не шибко богато, и холопов у нее на ферме было только девять. Зато иконы висели гроздьями на каждой стенке, и выносить их перед грехопадением пришлось бы очень долго.
Как я уже написала, Сибирь в романе В. Пелевина - это фронтир. Граница цивилизованного государства. Край света. Ситуацию примерно XVI века писатель перенес в условное далекое будущее, добавил занятных современных технологий. Смотрите сами, что получилось:
"Тетка жила на самой границе хаоса, видела всякое – и, судя по всему, прониклась к Мане уважением."
"Маня стала рыться в теткином барахле – и минут через десять нашла пачку подарочных карт с сетевым кредитом на предъявителя. Они лежали в кармане старого халата в шкафу. Валюта зоны революций и хаоса. Такие были в ходу у кочевых тартаренов."
Что же тартарены? По фантазии автора, в этом мире тартарены - кочевой народ (какие-то условно объединенные печенеги, половцы и прочие Волжские Булгары), обитающий на границах Доброго Государства и чинящий набеги и разоры на пограничных территориях. Во главе тартаренов стоит вождь Ахмад, тоже "баночник" (или "банкир"), как и кукуратор. Название, как мы все понимаем, тоже взято не с потолка: Тартарией называли территории Сибири и Дальнего Востока вплоть до их включения в состав Российской империи и культурного освоения.
Кстати, с этими тартаренами связан один из самых смешных эпизодов романа. Во второй новелле, которая называется "Свидетель прекрасного" студент Иван и его новая подруга Няша отправляются в парк на санкционированный митинг, то есть, простите, организованный протест. Там они сначала выбирают зону для протеста, потом берут на прокат детей, потом наконец начинают протестовать:
– Успокойся, – сказала Няша. – На нас люди смотрят. Ты сюда протестовать пришел, так протестуй.
Иван поглядел на ее платье, наморщился, словно силясь что-то вспомнить, но не сумел – махнул рукой, повернулся к ближайшему улан-батору и заорал, обращаясь не к нему, а к его более понятной лошади:
– Псотрап! С тартаренами воевать надо, а не со своим народом!
И не случайно он это. В уже упомянутой новелле "Митина любовь" про сибирского фермера Дмитрия изложена вот такая прдыстория его фермерства:
Его родственников на сибирской ферме вырезали кочевые тартарены – закололи всю семью сделанными из кос пиками, нарисовали на воротах хозяйской кровью глаз и букву «З», сняли процедуру на кукухи и выложили ролики на Контактон, откуда их невозможно было выковырять никакой силой. Кочевых потом разбомбили дроны претория – но тех самых или других, толком никто не знал.
Подведем промежуточный итог. В книге В. Пелевина, действие которой происходит с условном альтернативном мире, Сибирь - это:
- граница, фронтир;
- территория, подверженная набегам кочевых тартаренов;
- место, куда закону и порядку не всегда легко добраться (Доброе Государство защищает фермеров, но порой с опозданием);
- карикатура на провинциальные описания литературных классиков и современников;
- место, где все не так, как в Москве, а более колоритно, исконно, по-настоящему.
Но это еще не все! Потому что при всей этой гротескной провинциальности Сибирь остается местом, в котором работают настоящие ученые и конструируют секретное и очень могущественное оружие. В привычных, я бы сказала, условиях:
Специалисты у нас остались – русские научные школы, как вы знаете, веками сохраняются на подножном корму, спасибо им за это от Родины. Чтобы работу не засекли, мы отогнали поезд на запасные пути в Сибири и собрали нейросеть прямо в нем. В вагонах. Работали по ночам.
А сибирский фермер Дмитрий, который регулярно слушает радиостанцию фейковых новостей, как-то раз услышал следующее сообщение:
Из Сибири сообщают. Растет и крепнет военная промышленность Добросуда! На платформе «Зима-12» в настоящее время завершается строго секретная сборка боевого искусственного интеллекта на базе сорока тысяч китайских крэпофонов. Отечественное производство возрождается и дает политическому руководству все более весомые…
Именно поэтому Сибирь по-прежнему "место силы", по крайней мере, для кукуратора:
Кукуратор кивнул и уставился в снежную сибирскую даль. Он чувствовал гордость за страну – за каждый метр ее бесконечного белого простора. Такой земли не было ни у шейха Ахмада, ни у ойроканцлера Лилли.
Подводя итог, можно заметить, что Пелевин, как обычно, очень прямолинейно намекает, грубо шутит, проводит параллели с реальностью и "повесткой" и высмеивает привычные литературные формулы. Удивительно, но сочетание всех этих приемов позволяет составить ему довольно целостный и очень понятный образ Сибири, существующей в придуманном им пространстве метафор об окружающем мире. Секрет этой целостности, наверное, состоит в простоте - вся эта условная "Сибирь" конструируется из очень простых элементов (часть из них перечислена выше списком).
***
Другие материалы на тему "Сибирский текст":
Кстати, а вы уже прочитали последний роман Пелевина? Я ведь взялась за эту книгу исключительно потому, что последний роман - продолжение предпоследнего.