Восьмидесятые годы XX века. Средняя Азия СССР
Рустам внимательно слушал деда. Много нового, интересного узнавал он о жизни человека, которого считал не только своим самым близким родственником, но и другом. Повествование дедушки Хакима текло плавно и размеренно, унося юношу в туманные дали прошлого – на пол века назад.
- Красные ветры принесли перемены и в наш кишлак, - рассказывал дед. Стали появляться люди, которые рассказывали о том, что в Петербурге свергли царя, прогнали всех богатеев, что власть в России стала принадлежать рабочим и крестьянам. Теперь всё будет по - другому – впереди нас ждёт сытая и счастливая жизнь. Только надо эту жизнь отстоять и защитить от нападок империалистов и богачей, которые хотят, чтобы сотни жировали, а миллионы нищенствовали, как и прежде.
Я был ещё подростком, когда начались великие преобразования. Как и мои сверстники, широко раскрытыми глазами и ушами я внимал взрослым разговорам, влезал на дувал, чтобы послушать речи приезжавших активистов. Трудно было повернуть феодальный уклад Азии в новое русло, порушить вековые устои. Не понимали декхане, как могли они ослушаться своего бая – благодетеля Нури, который давал им рис, муку, орудия для обработки земли, прощал долги. Только он, да ещё мулла были для них воплощением власти. Теперь им предлагали эту власть уничтожить, а имущество забрать себе. И это на Востоке, где ворам в недалёком прошлом рубили руки? Однако, нашлись и у нас в кишлаке такие, кто сразу поддержал власть Советов. Было их тогда немного.
Мой отец – твой прадедушка Аззам всю жизнь пас овец у бая Нури, пользовался его доверием. Когда началась гражданская война, Нури собрал свой отряд, куда вошли другие богачи, купцы, их сынки, приближённые, да сотни батраков, для которых приказ бая, и хорошая награда были превыше всего. Бай был образованным человеком. Он знал несколько языков, у него было много книг, ещё до революции он ездил в Индию, Персию, был в Европе. Не все, кто выступал против Советской власти, были недалёкими, надменными и никчёмными людьми. Нури был дальновидным человеком, хорошо разбирался в людях. Он сразу встретил в штыки новую власть, объединившись с другими богачами, стал воевать против неё.
Помню, весной это было. Со всей округи бай собрал парней, которым было по шестнадцать – восемнадцать – двадцать лет. Среди них был и я со своим другом Саидом. Собралось нас человек двести. Вскоре к нам выехал на своём скакуне бай Нури в дорогом халате, папахе, с саблей и маузером на поясе. Вокруг него вооружённые воины с винтовками и карабинами, а среди них – Ашим. Он был старше нас, но силой и ловкостью не отличался, часто его побеждали даже младшие ребята. Теперь, на коне и с оружием, он казался выше ростом и крупнее, на лице сверкала уверенная улыбка.
- Аллах послал нам большое испытание, - начал говорить бай Нури, - Неверные и те шакалы, которые слушают их нечестивые речи, хотят установить у нас свои законы, которые не уважают нашу веру, наши обычаи, всё то, чем мы владеем. Сотни лет наши предки в мире и согласии жили на этой цветущей земле. Теперь всему придёт конец. Большевики хотят, чтобы вы никогда не создали своей семьи, не построили дом, не могли произносить имя Аллаха. Они хотят, чтобы вы жили так, как живут они. Мы не допустим, чтобы гяуры установили свою власть, поэтому правоверные мусульмане ведут священную войну против них. На нашей земле мы будем жить по нашим обычаям, которые перешли к нам от отцов и дедов. Вы уже стали настоящими джигитами, и сегодня каждый из вас должен решить свою судьбу. Если ты джигит, то должен с оружием в руках встать на пути большевиков, на защиту нашей веры и Аллаха. Каждому, кто выберет для себя священный путь я дам коня, саблю и винтовку. В моём отряде уже есть джигиты, которые сделали свой священный выбор. Их род может гордиться ими. Джигиты, все кто с нами - заходите во двор – теперь вы воины Аллаха!
В те годы мы и мечтать не могли о коне, а уж о том, что у нас, как воинов будет оружие, и подавно. Тут ещё настоящие джигиты, Ашим, священная война во имя Аллаха. Мы почувствовали себя героями древних сказаний. Большинство встало под знамя бая Нури. Затем мы простились с близкими. Моя мать, твоя прабабушка Зухра, плакала и просила меня не уезжать, да только я и слушать не хотел. Видно чувствовала она, что не увидит больше ни меня, ни отца, который уже был в отряде у бая Нури. После этого мы ушли в лагерь. Здесь нас стали учить военным азам: верховой езде, стрельбе из винтовки, нагана, маузера, владеть саблей, проводили тактические занятия. За месяц мы кое – чему научились. Вновь появился бай Нури. Он по оценке наших инструкторов, отобрал из нас двадцать наиболее подготовленных парней, и взял с собой. Остальные завидовали им. Вот в этом и был смысл. С одной стороны – соревнование – выбирали лучших. С другой – если те поведут себя недостойно, пусть это не отразится на боевом духе остальных.
В то время между басмачами и красноармейцами шли тяжёлые бои. У обеих сторон каждый клинок был на счету. Но Красная Армия уже теснила басмачей. Да, несмотря на то, что им помогали из – за границы, да и на местах хватало сочувствующих. Мы же тогда не понимали, что при помощи нас кто – то пытается отстоять свои интересы. Это и баи, и белогвардейцы и англичане. Слишком мы были тёмными, чтобы разбираться в таких вещах.
После того, как Нури уехал, занятия продолжились с удвоенной силой. Хочу тебе сказать, что бай Нури конечно был жёстким и своевластным человеком, но голова у него работала прекрасно. Прошёл месяц или немного больше. В лагерь возвратился Нури, а вместе с ним пятеро парней. Это уже были другие люди. Они с юношеским задором хлебнули боевой романтики, почувствовали вкус крови и силу власти. Больше, конечно это была дурь, байской пропагандой подпитанная. Но кто тогда знал? Вечером у костра они рассказывали нам о своих подвигах. А подвиги были разные – это и бои с красноармейцами, и расстрелы большевиков и активистов, которых захватывали в кишлаках.
На следующий день, после утреннего намаза, нас построили. Выехал на коне бай Нури.
- Вы видите, что теперь ваши друзья стали настоящими джигитами, которые показали неверным, что в нашем народе есть настоящие герои, - начал бай, - Не все вернулись в родные места. Они отдали жизнь за на нашу веру, за своих родных, за вас!
Парни стояли рядом с ним. Было видно, что им похвала приятна.
- Но есть и такие, кто покрыл себя вечным позором, теперь на весь их род легло пятно гнева нашего народа, – продолжил бай Нури. – Иргамхон Ишумов в первом бою бежал от красных собак, предав Веру и верных слуг Аллаха, которые плечом к плечу сражались с ним. Справедливый суд Всевышнего нашёл его и покарал. Если кто-то из вас не уверен в своих силах, то пусть выйдет из строя, и уходит домой. Запомните - предательства мы не простим!
Все сурово молчали. Из строя никто не вышел.
- Хвала Всевышнему, что я не ошибся в вас. Впереди вас ждут новые подвиги. Завтра со мной уезжают пятьдесят джигитов, которыми вскоре смогут гордиться их родные, - закончил бай Нури.
Затем нам объявили фамилии тех, кто отправлялся с баем. Среди них был и я. Вместе со мной оказался Саид. Нас объединяла вера в то, что мы причастны к правому делу, радость от того, что нас выбрали. Дружны мы с ним были с детства, а в лагере сошлись ещё больше, часто говорили о родном кишлаке, делились друг с другом, чем могли.
Тогда мы не знали и не понимали, что такое война.
Первый бой я запомнил на всю жизнь. Вначале мы находились в резерве, а затем нас бросили, чтобы ликвидировать прорыв конницы красных. Наш учебный лагерь по сравнению с этим пеклом был сказкой на ночь.
Галопом мы выскочили из-за холма, и помчались вперёд. Кругом стоял грохот от взрывов снарядов, слышалась пулемётная и винтовочная стрельба, крики людей. Я поймал себя на мысли, что тоже кричу. Оглянулся, а вокруг все скачут и кричат, лица перекошены злобой, страхом, ненавистью, диким оскалом улыбок. Тут нас заметили и начали обстреливать. Отчётливо запомнил свист пуль.
Вдруг, впереди, среди клубов пыли, показались красные. Потом мы сошлись на клинках. Помню, я отбивался от усатого здоровяка, потом он исчез. Я схлестнулся с молодым парнем. Дальше всё пролетело за секунды. Меня поразили его светлые волосы, почти, как снег. Я ушёл от его выпада, ударил с разворота, и его рубаха окрасилась кровью. Помню, что даже застыл на мгновение. Тут меня словно обожгло – пуля по касательной ранила в руку. Боль и злость застилали мне глаза, и я рубился дальше.
Потом басмачи дрогнули, и начали отступать. Так бы и сложил я свою голову, окружённый красными, но рядом выскочил на взмыленном коне Саид и прокричал мне, что пора отходить.
После этого были бои, стычки, засады. Одного никогда не делал – не расстреливал пленных. Первый раз, когда меня назначили в расчёт, я подошёл к баю Нури, и сказал, что не могу этого сделать. К этому времени я уже бывал в боях, поэтому он мог оценить меня, как воина. Бай Нури пристально посмотрел мне в глаза, и сказал старшему, чтобы назначили другого. Ты видишь, что я в своём рассказе не объединяю себя с басмачами, потому что был с ними по своей темноте, да и позже, думаю, искупил свою вину.
Вскоре для басмачей наступили трудные времена. Красные отряды теснили их со всех сторон. Многие кишлаки встречали их не ароматным пловом, а дружным залпом из винтовок и пулемётов. Рассыпались, как песочные домики, свободные султанаты и халифаты, которые пытались создать на территории Средней Азии местные богачи и белогвардейцы.
В одной из стычек с красными на железнодорожном разъезде погиб мой отец Аззам. Вскоре пришла весть, что умерла мать и сестра. Я остался один. Теперь уже во мне не осталось того налёта романтики и удали, с которыми я вступал на этот путь. Всё чаще басмачи занимались тем, что расстреливали декхан, учителей, врачей, тех, кто сочувствовал Советам, нападали на мелкие отряды, убивали уполномоченных милиции.
Однажды утром бай Нури поднял нас, и мы спешно двинулись в родные места. Его предупредили, что на ликвидацию басмачей был направлен большой отряд красных. Банды басмачей добивали по всей Средней Азии. Они уходили за кордон, возвращались, но это уже были всплески бессильной злобы. Потом басмачи пытались поднять своё знамя в начале тридцатых годов, когда началась коллективизация. Затем, уже не с англичанами, а с помощью немецкой разведки, в сороковых годах группы басмачей прорывались в Советский Союз. Но большинство из них даже не могли перейти границу.
Ты видишь, сынок, что я не говорю мы, не обобщаю себя с ними, потому что понял ошибку в своём выборе, пусть и не осознанном. Но выбирать мне пришлось один из одного, так что не суди строго.
Родной кишлак встретил меня тогда пустым домом. Я уподобился оторванному листку, который летит туда, куда его гонит ветер.
Афганский клад 4 часть https://dzen.ru/media/id/5ff5caee4b7e4d35ed1bf0f5/afganskii-klad-4-chast-63539d645247b135d87b7e64
Афганский клад 6 часть https://dzen.ru/media/id/5ff5caee4b7e4d35ed1bf0f5/afganskii-klad-6-chast-63595cff89b9ba589935bf1e