В Центральном военно-морском музее есть картина художника А. Сахарова «Бой эскадренного миноносца «Страшный» с шестью японскими миноносцами в ночь на 31 марта 1904 г.». По данным капитана 2-го ранга Н. А. Бадаева картину эту музею подарила сестра героя-лейтенанта Ермия Александровича Маллеева. Подвиг эскадренного миноносца «Страшный», на котором служил и погиб уфимец – лейтенант Маллеев, остается яркой страницей в истории Русско-японской войны 1904–1905 гг.
Ермий родился 8 апреля 1877 г. по старому стилю в городе Кунгуре Пермской губернии. Его родителями были потомственный дворянин, мировой судья I Кунгурского округа, губернский секретарь Александр Александрович Маллеев и его жена Варвара Александровна. Восприемниками (т. е. крёстными) при крещении мальчика в кунгурской Тихвинской церкви были советник коммерции, купец I гильдии, Почетный гражданин г. Кунгура А. С. Губкин и сестра Ермия Елена.
В начале 1880-х семья Маллеевых переехала в Уфу, а в ноябре 1884 г. А. А. Маллеев был избран участковым мировым судьей Уфимского округа. В марте 1893 г. он стал уфимским городским головой. Более подробно о его жизни рассказано в вышедшей в марте 2021 г. моей книге «Уфимский городской голова Александр Маллеев. История в письмах» (см. также публикацию в №№ 5 и 6 «Бельских просторов» за 2015 г.).
Окончив первую ступень Уфимской мужской гимназии, 13-летний Ермий по решению семейного совета был отправлен в Санкт-Петербург для поступления в подготовительный класс Николаевского кадетского корпуса, выпускающего кадровых военных. Отвёз его туда отец, хлопотавший об его устройстве. Поскольку Ермий оказался один в столице, где было множество соблазнов, для контроля за его учебой и поведением в столицу была направлена дочь Елена, так что родительское воспитание Ермия в период его учебы в Морском корпусе шло исключительно через неё. А также посредством писем.
Проучившись в приготовительном классе Николаевского корпуса, Ермий твёрдо решил поступать в старший класс, но уже Морского кадетского корпуса Петербурга. О своём решении он писал родителям: «Конечно, это не моё дело, а ваше, куда хотите, туда и помещайте, но ведь мне интересно знать, где я буду; у меня года ещё не ушли…» И далее: «…вы Лене сказали, что, выдержав экзамен в корпусе, я поеду с ней к вам, но моя нога в Уфе до тех пор не будет, пока я не буду носить имя моряка».
Это был самый обычный баловень семьи, «свой парень» в кругу близких друзей-кадетов, добрый в душе и любящий родителей сын. Оставшись в 13 лет, по сути, без родителей, к тому же, что называется, в суровых условиях военной дисциплины он должен был адаптироваться к новой обстановке: это был коллектив, основанный на силе, и мальчик должен был со временем пройти все этапы взросления в нём, включая курение, игры в карты, утверждение себя в коллективе силой. Родители оценивали взросление Ермия как самый трудный период их жизни. Они не понимали и не принимали его взросления.
Им и в самом деле было от чего тревожиться. Из письма матери за апрель 1891 г.: «Получила от Александра Ивановича [преподавателя. – М. А.] с сегодняшней почтой письмо с квитанцией и с табелем Ермия. Отметки Ермия великолепны, послушай: из Закона Божьего – 1 (единица); русский и славянский язык – пять единиц; диктовка и сочинение – три единицы и три двойки; арифметика – две двойки, задача – две единицы и одна двойка; история – три единицы и три двойки; естественная история – одна единица; англицкий – три единицы, две двойки; французский – три единицы, одна двойка да два нуля зачеркнуто; диктовка из языков – два нуля да одна двойка; поведение – одна единица да две двойки; прилежание и внимание – четыре двойки да самая высшая отметка – четверка, впрочем, и четверок немного, всего-навсего три, а остальные отметки – тройки...»
И ведь это при 12-балльной системе! Что тут скажешь и в чём обвинишь родителей?
Ермий с головой погрузился в суровую атмосферу общества кадетов, не единожды попадал на гауптвахту за дерзости. Не все курсанты однозначно воспринимали военный распорядок в корпусе. Были серьезные бунты против чрезмерных требований преподавателей и ротных командиров, доходившие до высшего руководства. Однажды Ермий побил «стукача», который донес командованию, что курсанты пошли мыться под душем в неустановленное время.
Родители были готовы принять отчисление Ермия из военного корпуса. Из писем матери Елене: «Папа серьёзно думает его пристроить в случае неудачи к мастерству. Ведь ему надо дать хотя бы какой-нибудь кусок хлеба. Пусть молится горячее Богу, внуши ему, что один только Бог поможет ему».
Из письма отца: «Ермию не хочу писать и не буду до тех пор, пока он не начнет учиться хорошо. Напомни ему, что в ремесленниках всегда будет нужда, а потому ему не место офицера – морской или военной службы – может, лучше быть ему столяром или сапожником. Постыди его, что он не держит своё слово как дворянин.
Я решил определить его в ремесленное, если не выдержит в Морской. С того времени на всю жизнь я с ним расстанусь».
Тем не менее радовались и малейшим успехам Ермия. Узнав, например, что он начал играть на фортепьяно, Лена тут же написала родителям.
Из ответного письма матери от 27 января 1891 г.: «Папа даже прослезился, узнав, что Ермий так много играет по слуху. Будет писать Александру Ивановичу, чтобы он переговорил с madame Ивановской об учителе, который даст уроки музыки: грех талант зарывать в землю. Жаль только, что он скверно учится. Получили его отметки за декабрь».
И Ермий стал заниматься музыкой с преподавателем-французом.
Судя по письмам к родителям, сын делает некоторый акцент на то, что, общаясь с ним, некоторые преподаватели, как он пишет, «его полюбили». Видимо, он чувствовал себя лишённым любви родителей, и ему в его четырнадцать лет просто очень хотелось, чтоб его кто-то любил.
Поступить в Морской кадетский корпус было весьма сложно, но Ермий сдал вступительные экзамены и, видимо, неплохо, поскольку был принят на учебу. С самого начала учёбы в кадетском корпусе он готовил себя к морской службе. Вся его жизнь – время становления морского офицера – отражена в его письмах к родителям, да и в письмах родителей к нему и дочери Лене.
Не всегда он находил понимание со стороны отца, который хотел видеть в сыне более обстоятельного молодого человека. Причём как можно скорее, хотя для этого нужно было время. Порой отец взывал к нему, напоминая о дворянском происхождении, о чувстве долга. Много неприятных жизненных моментов пришлось пережить Александру Александровичу и Варваре Александровне, прежде чем Ермий «стал на ноги».
В 1895 г. Е. А. Маллеев был зачислен в младшие гардемарины, в 1897 г. он уже старший унтер-офицер. За период обучения в Морском кадетском корпусе Ермий неоднократно бывал в учебных морских походах на Балтийском море.
Когда он проходил морскую практику на судне «Баян», с группой курсантов беседовал прибывший в кадетский корпус император Николай II, о чем сын сообщил в письме родителям. Государь общался с кадетами и говорил лично с Ермием. Командир доложил императору, что Ермий не новичок в плавании, т. к. в прошлом году был на «Моряке», а нынче попал на «Баян» ввиду переэкзаменовки.
Видимо, Ермий свободно говорил с императором, и в письме Варвара Александровна от 3 сентября 1894 г пишет Лене со слов Ермия о том, как «Государь и Государыня говорили с Ермием и смеялись, и были веселы, так что Ермий нашёл, что Царь и Царица очень добрые и простые люди!!!».
Окончив в 1898 г. Морской кадетский корпус, Ермий был направлен на военную службу на Дальний Восток в Порт-Артур, зачислен в Сибирский флотский экипаж и произведен в мичманы. Из письма Ермия матери 12 августа 1899 года: «…постараюсь, чтобы сын твой был достоин отца на морском поприще». К этому времени Ермий по достоинству оценил старания родителей в деле его воспитания, уже в ноябре 1900 года он подумывает поступить в академию, «если не будет войны с Японией или ещё с кем-нибудь».
Свое первое заграничное плавание Ермий Маллеев совершил в 1900 г. на транспорте «Ермак», а во время событий 1900–1901 гг. в Китае плавал на крейсере I ранга «Владимир Мономах». В 1902 г. был назначен в Тихоокеанскую эскадру, в марте 1903 г. Ермий Маллеев был произведен в чин лейтенанта.
Друг Ермия В. Ф. Берг, который 30 марта за несколько минут до гибели «Страшного» шёл ему на помощь на миноносце «Баян», рассказывал о поездке на службу на Дальний Восток: «В Уфе [в вагон] подсел мой друг и соплаватель по "Севастополю" мичман Маллеев, геройски затем погибший на миноносце. Всегда бодрый, здоровенный, отличный товарищ и чуждый какого бы то ни было пессимизма. С его появлением в столовой сразу повеяло бодрой уверенностью. Мы выпили с ним за успех в Артуре и всей кампании и поддерживали весь путь повышенное настроение. На третий день пути мы начали обгонять воинские поезда с пехотой, артиллерией и кавалерией. По мере дальнейшего продвижения эшелоны эти всё учащались. Экспресс, раньше проходивший до Артура, теперь шел только до Иркутска. В Иркутске нам пришлось пересесть в воинский поезд. Вместо обычных 10 дней экспрессом мы были в пути больше двух недель».
В «Иллюстрированной летописи Русско-Японской войны» (издание редакции «Нового журнала» за 1904 г. С.-Петербург, типография А. С. Суворина) говорится, что Ермий служил на броненосце «Севастополь» и за десять дней до гибели, 21 марта 1904 г. был переведён на миноносец «Страшный». Что это – роковое стечение обстоятельств? К тому же, как пишут историки военного флота, Маллеев был единственным в экипаже миноносца «Страшный», кто уже несколько лет нес службу на Дальнем Востоке. А за несколько дней до гибели было принято решение о переводе его в течение двух месяцев на Балтийский флот. В период перевода на Балтику он планировал заехать к родителям. 8 апреля 1904 г. ему могло бы исполниться 26 лет.
Он был достоин любви и был любим. Но, в силу своей скромности, он считал отношения с женщиной «пошатнувшими нравственные устои».
Из письма отцу: «…ты действительно был прав, я поступил гадко и скрывал от тебя и делал это. Мои нравственные устои пошатнулись и не восстановились, но в этом я не могу винить кого-нибудь, кроме себя, так как я сам могу себя и сдержать, и распустить. И вот я себя еще и не трудился сдерживать. Это-то и жалко. Новое письмо навело меня на рассуждения, и я думаю, что если не сдерживать себя, сохраню энергию, то из моих честолюбивых начинаний и, если можно выразиться поменьше, не выйдет ничего, и я буду, как и все наши мичманы или лейтенанты, ни Богу свеча, ни чёрту кочерга. Твои слова истинны: воспитать характер – это опять быть стойким к соблазнам, не говорю, во всем, но их много, очень много. Но я буду утешать себя тем, что я красавец и я одинок…»
И далее: «Папа, ты был прав, я действительно до компании на "Тунгусе" был с одной женщиной, прости меня. О моих похождениях тебе расскажу через два года лично, так как к тому времени, я надеюсь, достигну нравственной чистоты… О моём отношении в команде, я тебе, папа, напишу потом, а теперь только скажу, что меня, кажется мне, полюбили».
Миноносец «Страшный», на который был переведен Ермий, стал частью русского флота в марте 1904 года. Это был один из большой серии миноносцев с четырёхтрубным силуэтом и 8 котлами, водоизмещением 240 тонн. Артиллерийское вооружение миноносца состояло из одного установленного на носу 75-мм орудия и трёх 47-мм пушек, поставленных по бортам и на корме.
Командиром «Страшного» был назначен другой выпускник Морского кадетского корпуса (МКК) К. К. Юрасовский. Перед выходом Юрасовскому объявили о присвоении звания капитана 2-го ранга, однако сменить лейтенантские погоны на капитанские он уже не успел...
Из послужного списка Константина Константиновича Юрасовского (26.12.1864 – 31.03.1904): из дворян Орловской губернии; воспитанник МКК с 1879 г., гардемарин – с 1884 г.; мичман – с 1885 г. В заграничном плаванье на крейсере «Адмирал Нахимов» и «Память Азова» был в 1890–1892 гг. Лейтенант – с 1892 г. В 1896 г. окончил Минный офицерский класс (МОК) с присвоением звания минного офицера 2-го разряда, с 1901-го – минный офицер 1-го разряда. В 1901–1902 гг. служил на крейсере «Герцог Эдинбургский». Капитан-лейтенант – с 1902 г. По рекомендации С. О. Макарова направлен в Порт-Артур командиром эскадренного миноносца «Страшный», командует им с 19.01.1904. Капитан 2-го ранга (28.03.1904). Убит 31 марта 1904 г. во время боя с японскими миноносцами.
Юрасовский был женат на дочери действительного статского советника – Татьяне Сергеевне Ушаковой. Через жену он состоял в родстве с семьей Уфимского городского головы А. А. Маллеева1. Вот только знал ли о родственных отношениях состоящий в команде Юрасовского Ермий?
Инженером-механиком на миноносце был Павел Дмитриев, а штурманским офицером – мичман Андрей Акинфеев. Е. Маллеев, прибывший на корабль одним из последних, был назначен исполняющим обязанности артиллерийского и минного офицера.
В это время на Дальнем Востоке шла Русско-японская война. В конце марта 1904 года командующий Тихоокеанским флотом вице-адмирал С. О. Макаров получил агентурные сведения, что в районе островов Эллиот будут сосредоточены транспортные суда с японскими войсками для последующей их переброски на Квантунский полуостров. Макаров решил послать в ночь с 30 на 31 марта на перехват десанта группу миноносцев, а для окончательного уничтожения транспортных судов противника вывести наутро в море из Порт-Артура русскую эскадру.
Вечером 30 марта 1904 г. на разведку была выслана группа миноносцев: «Сторожевой», «Смелый», «Страшный», «Расторопный», «Бесшумный», «Боевой», «Выносливый» и «Грозовой». Подойдя к намеченным островам, миноносцы в целях маскировки закрыли кильватерные огни2, в результате шедшие концевыми «Страшный» и «Смелый» отстали и потерялись в темноте. Не обнаружив у островов ни одного японского судна, основная группа пошла дальше к острову Саншантао. На рассвете в разных направлениях моря были замечены дымы многочисленных кораблей. Справедливо полагая, что это корабли главных японских сил, встреча с которыми в светлое время без поддержки больших кораблей была бы безрассудством, миноносцы повернули к Порт-Артуру и благополучно возвратились.
Один из отставших миноносцев – «Смелый» – под командованием лейтенанта М. К. Бахирева после безуспешных попыток найти свой отряд с рассветом также взял курс на базу. А вот «Страшному» не повезло.
В книге первой «Русско-японская война 1904–1905 гг. Действия флота на южном театре от начала войны до перерыва сообщений с Порт-Артуром»3 относительно Юрасовского говорится, что «он почти не был знаком с местностью; кроме того, обладая очень плохим зрением, был совершенно стеснен условиями ночного плавания на миноносце в тумане и дождь, и потому после трехчасовых поисков отряда, чувствуя себя совершенно оставленным, был принужден отказаться от дальнейших попыток и повернуть в Порт-Артур».
Около четырёх часов утра «Страшный» заметил группу из шести миноносцев, направлявшихся к Порт-Артуру. Приняв их за своих, он вступил им в кильватер. Но оказалось, это были японские миноносцы. Поначалу японцы тоже приняли миноносец «Страшный» за свой.
Продолжение читайте на сайте журнала "Бельские просторы"
Автор: Маргарита Агеева
Журнал "Бельские просторы" приглашает посетить наш сайт, где Вы найдете много интересного и нового, а также хорошо забытого старого.