Лена молча вошла в квартиру. Олег прошел вслед за ней. На руках он нес уснувшего малыша. Они уложили его в кровать и вышли из детской, погасив свет.
Лена открыла шкаф и достала рюмки и бутылку коньяка.
-Не знаю как ты, а мне нужно выпить.
Олег кивнул и сел за стол. Он впервые за все время заметил, что на нем старые шорты и не самая лучшая футболка швами наверх. Потом обратил внимание на бывшую жену. Она стояла в красивом платье и разодранных колготках. До колена это была сплошная дыра.
-Ты где-то туфли потеряла? - спросил он, потому что не знал, что еще можно спросить.
-Да, выкинула когда бежала.
-Прости, что так вышло. Но его вырвало. Все было хорошо, мы ели мороженое, он прыгал на батуте, смотрел мультики, а потом он посерел. И ему стало очень плохо. Я испугался, вспомнил твои слова от воспитателей. Позвонил тебе, а ты не берешь. Я и погнал в больницу. Боялся, вдруг аппендицит. Или еще что хуже.
-Ты все правильно сделал, - сказала она с благодарностью. Ей хотелось добавить, что он ее спас. По-настоящему. Но не стала.
Она нарезала лимон ломтиками. Из холодильника достала сыр, колбасу. Соорудила салат и села.
Он налил в рюмки янтарный коньяк, и они выпили. Лена скривилась. Он даже не поморщился. Олег не почувствовал градус. Тело до сих пор горело от пережитого страха.
С тех самых пор как его сын родился на свет, он не переставал бояться за него. Но даже не думал, что страх может принять такие формы безумия. На секунду он подумал о том, как выглядел со стороны.
На секунду она подумала о том, как выглядела их семейка у врача. А еще о том, как ей повезло. Как ей невероятно повезло, и она не нырнула в грязь с головой, а только зашла по колено. Еще можно отмыть. Можно все изменить. Она спаслась. От самой большой ошибки в жизни. От неподъемного груза.
Олег уже смеялся.
-Чего ржешь? - спросила она.
-Смешно все вышло, да?
-Да, подтвердила она, - особенно с УЗИ. - и она заливисто захохотала, вспоминая, как Олег бегал по коридорам, как пытался сунуть свои деньги врачу, как всматривался в монитор, пытаясь понять, все ли там нормально с желудком у Степана. И медсестра предложил ему в следующий раз привозить с собой блевотину в пакете, чтобы на всякий случай сдать на экспертизу. "Картина должна быть ясной", - сказала она - "И полной". Лена была уверенна, что девушка шутит, издевается. Но Олег ей поверил. Она знала, что поверил. И в следующий раз с него станется привезти и это.
Она смеялась. И плакала.
Он смотрел на нее. И хотелось плакать. Потому что он знал, что потерял ее. Потому что знал, что ее смех больше ему не принадлежит.
-Прости меня, - сказал он.
-Я давно простила, Олег. Но простить - это не значит забыть.
-Я понимаю. Я в дерьме по макушку. И я не знаю, как отмыться. Как вернуть все назад.
-Я не хочу об этом говорить, Олег. Это в прошлом. Я правда простила. У нас есть сын. И все, что мы можем для него сделать - это быть ему хорошими мамой и папой.
-Как думаешь, я был сегодня хорошим папой?- спросил он и улыбнулся.
-Даже чересчур. - и Лена вновь захохотала. А у Олега заныло где-то в груди. И он спросил то, что казалось ему важным:
-Скажи, за что ты меня полюбила? Почему вышла за меня?
- Знаешь, говорят, что любят не за что-то. А вопреки. Я просто пропала. А еще была в тебе такая черта. Ты не поверишь, но это надежность. Ты был таким нерушимым. Решительным. С тобой было как за каменной стеной. Не страшно. Уверенно. Спокойно. Я помню, как мы готовились к беременности. Как ты узнал про Степку. Это было самое счастливое время моей жизни. Наверное, такого больше и не будет никогда, - сказала она с грустью. - Я не знаю, почему ты так поступил. Я ведь чувствовала твою заботу и любовь. Я не была обделенной. Я видела, как ты хочешь семью... - она замолчала на минуту, а потом добавила - никогда не думала, что моя крепость окажется сразу иллюзией, а потом тюрьмой.
-Я знаю, что оправдываться глупо. Но раз у меня есть такая возможность, то я просто скажу. Я очень много об этом думал. Перебирал в голове, почему так? Ты же знаешь мою семью. У матери нас было трое. Я и мои братья. И все от разных отцов. Не могу сказать, что я сильно страдал от отсутствия своего папаши. Мама любила нас, заботилась. Она делала все, что надо. Иначе бы не случилось меня такого сильного. Без ее любви. Но в то же время, она сама была в вечном поиске. Она искала того, с кем может быть счастлива. И эти попытки были нескончаемыми. Я просто никогда не знал, что такое семья. Нормальная семья. Правильная семья, я имею ввиду. Да, я научился рано работать и зарабатывать. Потому что матери было сложно с нами. Да, я был сильным и крепким мужиком и да, я точно знал, что у моего ребенка будет только один отец. Но больше я ничего не знал про отношения. Нет, читал в книгах. Но в жизни, считал, по-другому. Мне казалось, что главное - это окружить свою семью заботой. И зарабатывать. Жене шубу, детям - мороженое. И все. И можно быть Богом. Всем. Для них. Я так ошибался, Лен. Я так ошибался. Я заигрался в успешного благодетеля. Я почувствовал свой вес. Я знал, что ты никуда не денешься. Мне было море по колено. Я содержал мать, помогал братьям. Тебе. Гребанный меценат. Идиот. И.ди.от. Я жалею каждый день. Каждый сраный день я жалею о том, что сделал. Я смотрю на сына и понимаю, что своими руками все разрушил. И я благодарен тебе, что ты не рвешь нашу с ним связь. Не забираешь его у меня. Я просто не переживу. Я лягу и сдохну без него. Без вас.
Лена молчала. Что можно было сказать? Одна мысль грела ее - он понял. Он все понял правильно. Вот это, наверное, была самая верная месть. Адский котел из собственных чувств и полное осознание своей вины и ответственности. Понимание. Еще немного, и в этом котле они варились бы оба. Кипели на медленных оборотах.
Она молча разглядывала своего бывшего мужа. А потом заплакала.
Говорят, мужчины не плачут. Но Олег сидел молча, и по его лицу текли слезы. Он не всхлипывал, не падал на колени. Не рвал рубашку на груди. Не бил кулаком себя в грудь и не клялся. Не обещал. Он знал, что все это - бессмысленно. Поздно. Он просто сидел. Смотрел на тарелку с нарезанными лимонами, а слезы сами бежали из его глаз.
Вот так они и сидели на кухне, пытаясь хоть немного отмыться своими слезами.