Конечно, театр и поэзия не "близнецы-братья", но близкие родственники, как минимум. Во все времена поэзия рвалась на сцену, а театр помогал ей достучаться до сердец зрителей. Время от времени в столичной театральной афише появляются события, которые нельзя пропустить по определению. Это так называемые поэтические спектакли, где стихи читают не авторы-поэты, которые декламируют, как принято считать, не самым лучшим образом, а профессиональные артисты, которым взять нужные паузы и расставить правильные акценты сам Бог велел.
Таганка, Таганка, девчонка-хулиганка
Только сказал "поэтические спектакли", а на ум сразу приходит любимовская Таганка, где поэзию любили, ценили и боготворили. "Антимиры", "Послушайте", "Пугачев" - кто был, не забудет эти замечательные постановки конца шестидесятых - семидесятых годов.
Оттуда же, из той славной поры и таганковской ауры берут начало блестящие поэтические моноспектакли Аллы Демидовой, которые ценители подлинной поэзии тщательно отслеживают в пестрой и насыщенной театральной афише Москвы.
Для тех, кто еще не видел свежее интервью Аллы Сергеевны на канале "ЕЩЁ НЕ ПОЗНЕР", записанное талантливым блогером и тактичным ведущим Николаем Солодниковым, дружески отсылаю к "полузапретному" Ютубу.
Найдите. Посмотрите. Не пожалеете.
Новейшая театрально-поэтическая история
Событием стал спектакль Олега Меньшикова, поставленный им лет пять-шесть назад в театре Ермоловой. Назывался он "Из пустоты. Или восемь поэтов".
Тонкая, выверенная режиссура, когда, казалось бы, не связанные между собой строки выстраиваются в логический ряд понимания безмерной тяжести жизни наших замечательных соотечественников вдали от Родины и такой же безмерной любви к России.
Первая волна эмиграции, возникшая после 1917 года: Георгий Иванов, Марина Цветаева, Саша Черный, Зинаида Гиппиус, Давид Бурлюк, Владислав Ходасевич, Иван Бунин, Владимир Набоков… Не в России, вне России...
Как допустила ты, Россия,
Что совесть нации твоей
Навзрыд ревет, рвет души, сидя
Вдали от окаянных дней?
Изгнанники из России, утратив близких, Родину, опору и поддержку, они получили взамен право творческой свободы. И право на непроходящую боль души...
........................................................
Париж, Берлин и Злата Прага
Впустили боль Руси и честь.
Святая Родине присяга
Не примет зло души, ни месть.
Лишь боль. Боль без конца и края.
Собак бродячих перебрёх.
Ну почему же не читает
Романов эмигрантских Бог?..
Да нет, читает. Конечно, читает. И романы, и стихи, и дневники. Иначе бы, откуда к нам пришла, вернувшись на свою Родину, великая литература русской эмиграции?
Что еще вспомним? А вот, в разгромленном ныне "Гоголь-центре" вкусно подавали театрально-поэтические блюда-композиции. "Шефами" выступали и Марина Ивановна, и Борис Леонидович, и Анна Андреевна - и было "удивительно вкусно, искристо и остро". Жаль, что закончилось.
"Обрезанный" Северянин
Процитировал любимого Игоря-Северянина, и понял, что пора переходить к основному блюду вечера - спектаклю Московского Губернского театра "Чужие берега", ожидания которого были столь волнительными и многообещающими, что просто не знал, чей томик стихотворений открыть, чтобы перечитать замечательные строки.
Действительно, заявка режиссера спектакля - талантливой, любящей и знающей поэзию Ольги Матвеевой - была настолько мощной и развернутой, что могла сравниться разве что с заявкой нашего Олимпийского комитета на проведение Игр в Сочи.
Нам были обещаны произведения, которые в двадцатые-сороковые годы прошлого столетия вдали от России написал 21 (двадцать один!) автор, чьи имена сегодня широко известны, не очень широко известны, мало известны или не известны широкой публике вовсе!
Посыл замечательный - вспомнить великое и открыть утерянное. Чтобы любезным читателям было понятно, о ком идет речь, приведу топ-лист авторов полностью:
Владимир Набоков, Саша Черный, Зинаида Гиппиус, Георгий Адамович, Михаил Булгаков, Марина Цветаева, Иван Бунин, Игорь Северянин, Алексей Толстой, Владислав Ходасевич, Александр Вертинский, Дмитрий Мережковский, Арсений Несмелов, Татьяна Андреева, Алексей Ачаир, Дон-Аминадо, Георгий Иванов, Борис Поплавский, Ирина Одоевцева, Лидия Червинская, Алексей Масаинов
Это не просто "двадцать одно" имя - это триумфальный "Блэк-Джек" русской эмиграции первой волны! Только вот триумфальным ли он оказался на сцене?
Классические северянинские "Ананасы в шампанском" были поданы несколько обгрызенными, что ли.
Во-первых, подача была от женского лица:
ВСЯ я в чем-то норвежском, ВСЯ я в чем-то испанском...
А из первого вытекает и во-вторых - как к дамскому исполнению адаптировать строки
В группе девушек нервных, в остром обществе дамском
Я трагедию жизни претворю в грезофарс...
создатели спектакля не придумали, просто-напросто "выбросив" половину "Увертюры", состоящей всего-то из трех строф.
Несмелов против Слащева
Впрочем, не будем брюзгами - красивая девушка, читающая Северянина, это уже хорошо. Хуже, что все девушки-красавицы, занятые в спектакле, в своей игре очень похожи, и если заменить их друг на друга, как например, в сцене с тазиками, когда они стирают белье и читают стихи - практически ничего не изменится.
Белье девушки стирали во втором отделении, которое про эмигрантский Париж, первое же действие было посвящено эмигрантскому Харбину. По определению, здесь должен был солировать Арсений Несмелов, поэт и воин Белого Движения, никогда не примирившийся с тем, что сотворили с его любимой Россией большевики. Арсений Иванович был уверен, что судьба России сложилась бы иначе, "если бы нечисть не принесло в запломбированном вагоне".
Для понимания творчества А.Несмелова приведу без купюр лишь одно его стихотворение "Сны"
СНЫ
Ночью молодость снилась. Давнишний
Летний полдень. Стакан молока.
Лепестки доцветающей вишни
И легчайшие облака.
И матроска. На белой матроске.
Словно жилки сквозь кожу руки.
Ярче неба синели полоски
И какие-то якорьки.
Я проснулся. Упорно, упрямо
Стали сами слагаться стихи,
А из ночи, глубокой, как яма.
Отпевали меня петухи.
Но рождалась большая свобода
В бодром тиканьи бедных часов:
Одного ли терзает невзгода
И один ли я к смерти готов?
Где-то в белых больницах, в притонах,
В черных камерах страшной Чека —
Столько вздохов, молений и стонов.
И над всем роковая рука.
У меня же веселая участь
Всех поэтов, собратьев моих, —
Ни о чем не томясь и не мучась,
Видеть сны и записывать их.
Конечно, у Арсения Ивановича есть и замечательная любовная лирика, но акценты в спектакле расставлены так, что симпатичный актер, играющий Несмелова, преподносит его, как любвеобильного чудака, заманивающего миловидную девчушку к себе домой и затем проживающего с ней в Харбине пусть и не богато, но легко и безмятежно. А потом и вовсе, семейной парой, в шикарных пальто и ботах, они отправляются в Париж, на встречу с друзьями-эмигрантами.
Не знаю, посещал ли Арсений Несмелов столицу Франции, знаю точно, что он был поэтическим лидером русской эмиграции в Харбине, а в сорок пятом был вывезен в СССР, где принял мученическую смерть в тюремной камере.
Интересно, как бы отреагировал Арсений Несмелов на слова мощного дяденьки в шляпе и твидовом пальто, в финальной сцене с придыханием цитирующего слова генерала-"возвращенца" Якова Слащева, сказанные о большевиках перед прибытием в 1921 году в Советскую Россию из краткосрочной эмиграции:
"Красные — мои враги, но они сделали главное — мое дело: возродили великую Россию!
А как они ее назвали — мне на это плевать!"
И чтобы сказали на это умерщвленные советской разведкой, но не покорившиеся большевикам, другие белые генералы - Петр Врангель, Александр Кутепов, Евгений Миллер...
Перед зеркалом и вчерашний пирожок не жуется
Будем считать, что эта режиссерская попытка сгладить углы и исторические противоречия между русской эмиграцией первой волны и новыми хозяевами страны, оценена и зачтена.
Только вот, не из-за нее ли, большинство исполнителей в спектакле не могут найти верный тон, нужные интонации, не могут "попасть в текст" просто-напросто.
Особенно наглядно, это было с шедевральными стихотворениями "Зима идет своим порядком" Георгия Иванова и "Перед зеркалом" Владислава Ходасевича. В первом случае, исполнитель не доиграл, смикшировав-смазав и иронию, и острую боль поэта.
Во втором, талантливый актер Сергей Медведев просто "пересолил-переперчил", взяв такие запредельные децибеллы, что стало понятно, почему и для чего сценографы вместо "говорящего правду стекла" в раме, положили на бочку-декорацию... парабеллум.
Давайте вместе вернемся к ивановской "Зиме..." и прочитаем этот шедевр с нужными интонациями:
Зима идет своим порядком -
Опять снежок. Еще должок.
И гадко в этом мире гадком
Жевать вчерашний пирожок.
И в этом мире слишком узком,
Где все потеря и урон,
Считать себя, с чего-то, русским,
Читать стихи, считать ворон.
Разнежась, радоваться маю,
Когда растаяла зима...
О, Господи, не понимаю,
Как все мы, не сойдя с ума,
Встаем-ложимся, щеки бреем,
Гуляем или пьем-едим,
О прошлом-будущем жалеем,
А душу все не продадим.
Вот эту вянущую душку -
За гривенник, копейку, грош.
Дороговато?- За полушку.
Бери бесплатно!- Не берешь?
Стихотворение написано в 1932 году, когда Георгию Александровичу было уже под 40. Многие из прозвучавших в спектакле текстов написаны поэтами русского зарубежья уже в зрелом возрасте, когда боль от потери Родины не только не притупилась, а стала еще острее. Молодежный (в большинстве своем) состав актеров, возможно, еще и поэтому несколько "не дотягивает" до авторских чувств и авторского понимания написанных ими текстов боли и отчаяния.
Плюс ко всему, спектакль показался несколько перегруженным. К примеру, длинная-предлинная инсценировка из повести Алексея Толстого «Похождения Невзорова, или Ибикус» о тараканьих бегах совершенно "не зашла", хотя выжала из ребят-артистов море сил и энергии.
Впрочем, спектакль - работа режиссерская, авторская, поэтому, с уважением относясь к труду Ольги Матвеевой и работе артистов Московского Губернского театра, поблагодарим их за отличную идею, оставшись при своем мнении, что воплощение могло быть и поярче.
"Как слетало златое слово в затаивший дыханье зал..."
Зато поярче получилось у молодых ребят из театра "МоноЛик", представивших ценителям творчества Сергея Есенина спектакль по его поэме "Пугачев". Постановку назвали "Кабаре - Пугачев", взяв от кабаре ограниченность пространства с красивым и четким сценографическим решением, минимальное число актеров - их всего двое, меняющих образы и тексты, но остающихся на протяжении всего действа интересными для зрителя, а также ритмически-световое сопровождение, которое придумала главный художник театра Екатерина Лагутенкова.
От есенинского "Пугачева" остались замечательные рифмы и образы "Поэта Всея Руси", к которым добавилось артистическое мастерство и творческая самоотдача Сергея Иванова и Ильи Долгих. У ребят получилось главное - сохранить есенинское состояние души, раскрыв текст поэмы и дополнив его собственной арт-подачей для зрителя.
Всего один пример. Уверен, что у Сергея Иванова, играющего роль Хлопуши, была "замануха" исполнить монолог своего героя, ориентируясь и копируя великого Владимира Семеновича Высоцкого. Помните, его потрясающий и разрывающий цепи рык:
Сумасшедшая, бешеная кровавая муть!
Что ты? Смерть? Иль исцеленье калекам?
Проведите, проведите меня к нему,
Я хочу видеть этого человека!
Те, кто слышал запись прочтения этого монолога самим Сергеем Есениным, не дадут соврать, что акценты Высоцким расставлены точно по-есенински. И это здорово!
Но, не менее здорово и то, что Сергей Иванов решает этот важнейший в поэме эпизод по-своему, отчего спектакль только выигрывает.
Не случайно, присутствовавший в зале легендарный поэт, публицист и общественный деятель Николай Браун-младший, поблагодарил актеров Илью и Сергея, художника-сценографа Катю и вдохновенно прочитал посвящение Сергею Есенину, написанное своим отцом, учеником Гумилева и другом Есенина - Николаем Брауном-старшим.
Сергей Есенин
В этом имени — слово есень*,
Осень, ясень, осенний цвет.
Что-то есть в нем от русских песен,
Поднебесье, тихие веси,
Сень березы и синь-рассвет.
Что-то есть в нем и от весенней
Грусти, юности, чистоты…
Только скажут: "Сергей Есенин" —
Всей России встают черты...
И над заводью месяц тонкий,
И в степи, у заросших троп,
Красногривого жеребенка
Неуклюжий, смешной галоп,
И весенних осин сережки,
И рязанского неба ширь,
И проселочные дорожки,
И приокские камыши.
А я помню его живого,
Златоуста. А я слыхал,
Как слетало златое слово
В затаивший дыханье зал,
И как в души оно врывалось,
Мучась, жалуясь, ворожа,
И как в нем закипала ярость
Пугачевского мятежа.
Слово болью шло, замирая,
Будто било в колокола, —
Русь, Россия — не надо рая,
Только ты бы одна жила!..
Если б черное знать предвестье
И от гибели остеречь!..
Только руки в широком жесте
Выше плеч летят, выше плеч.
Над Россией летят… Есенин!
Осень, есень, осенний цвет.
Все равно — это цвет весенний,
Сень березы и синь-рассвет.
1965 г.
* Есень ж. церк. и ряз. осень. (словарь В.И.Даля)
Браво, Николай Леопольдович!
Спасибо, Николай Николаевич!
