Командир дивизии, как всегда, был неразговорчив:
— Возьмешь группу бойцов, переправишься на тот берег и снимешь немцев вон с того гребня. Видишь? Понял? Иди! — и добавил уже вслед: — Все наступление от твоей удачи зависит.
На какую-то долю секунды перед глазами Аверченко встал неприступный обрыв на той стороне, кипящая от пуль река, и те восемнадцать отважных разведчиков, что лишь час назад полегли, не дойдя до воды. Остро кольнул страх. Но в следующее мгновение будничные заботы о средствах переправы, о снаряжении снова сделали его смуглое лицо суровым.
Он хотел отобрать 30 человек, но, вспомнив своего скупого на людей комдива, задумался. С командиром дивизии старший сержант Аверченко прошел нелегкий путь от Калинина до этих вот привольных берегов Западной Двины и знал, что в рискованные вылазки комдив не любил посылать много людей. По дивизии гуляла его поговорка: «Один храбрый красноармеец всегда стоит немецкого взвода».
Прикинув, что наскоро сколоченный плотик поднимает не больше 15-18 человек, Аверченко остановился на этом числе. Но плот, сооруженный из пустых бочек, сослужил Аверченко совсем другую службу. Заметив дерзкую вылазку наших смельчаков, немцы открыли бешеный огонь. Только прикрываясь плотиком, как щитом, бойцы смогли преодолеть те двести метров, что отделяли укрытие от воды. Зато некоторые бочки превратились в решето.
Впопыхах Аверченко не заметил этого, но когда течение завертело подбитый плот, он понял — нужно добираться вплавь.
Еще в укрытии Аверченко предусмотрительно велел всем снять нижнее белье и сапоги. И все же плыть было тяжело. Доплыть — это желание властно овладело всем его существом, заставляло держаться на воде, когда, казалось, нет уже никаких сил сопротивляться огромной тяжести, увлекающей на дно. А тут еще сказалась полученная под Калинином тяжелая контузия. В нескольких метрах от берега силы окончательно покинули Аверченко. Мутная вода Западной Двины, казалось, навсегда сомкнулась над его головой.
«Конец!» — безучастно подумал Аверченко. Мелькнула перед глазами залитая осенним солнцем улица родной Исаковки, мать и сестренка у фигурной решетки на станции Залари, откуда провожали его в Красную Армию... Но тут босые ноги почувствовали мягкий песок речного дна, и сейчас же могучая сила, толкавшая Аверченко на вражеский берег, заставила его снова жить, двигаться, стремительно действовать.
Он не помнил, как преодолел эти несколько метров, выскочил на казавшийся неприступным обрыв, с яростным криком «ура» ворвался в немецкую траншею, стрелял, крушил прикладом, догонял убегавших по ходам сообщения немецких пулеметчиков, отдавая приказания подоспевшим бойцам...
Всего десять человек собралось к нему, когда гребень берегового обрыва был очищен от немцев.
Воспользовавшись затишьем, через речку уже переправлялись новые группы смельчаков.
Увлеченный боем, Аверченко кинулся преследовать врага. Должно быть, немцы приняли его группу за авангард крупной переправившейся части и, не приняв боя, покинули стоявшую на пути деревеньку.
Далеко оторвавшись от своих, Аверченко расположился здесь и послал связного.
Некоторое время в воздухе царила тишина. Только откуда-то издалека доносился треск пулеметов и редкие очереди автоматов. По каким-то едва уловимым признакам, по долгому отсутствию связного и редкой перестрелке у реки Аверченко почувствовал, что отрезан от своих.
Опасения бывалого солдата подтвердились. Разобравшись в обстановке и узнав, что наши только начали переправу, немцы решили вернуть деревеньку. На Аверченко обрушился шквал минометного огня. Один за другим загорались дома, вскоре пылала половина деревни.
Увидев, что он окружен, Аверченко решил защищаться до последнего патрона. Бой затягивался, вышли все патроны, а ни один из посланных связных не возвращался. Бойцы теряли последние силы.
Внезапно минометный огонь затих. Вдоль горящей улицы села с ревом пролетел огромный танк. Бойцы сразу определили — свой, и опрометью бросились навстречу. Танки шли без остановок один за другим, густо облепленные красноармейцами. За ними уже громыхала артиллерия, катился сплошной поток войск.
Собрав своих уцелевших товарищей. Аверченко разыскивал свою часть. Но первым переправился какой-то другой полк. Бойцы не встретили ни одного знакомого, лица. Вдруг из штабной машины кто-то громко и радостно крикнул:
— Аверченко! Жив!
Обернувшись, старший сержант узнал комдива.
Выслушав рапорт, комдив, улыбаясь, спросил:
— Откуда родом, старший сержант? Заларинский? Выходит, земляк. Я ведь тоже из Сибири. — И, обернувшись к адъютанту, приказал:
— Напиши родным старшего сержанта Аверченко, что их сын за геройскую переправу через Западную Двину представлен к присвоению звания Героя Советского Союза.
— И, хитро улыбнувшись, добавил:
— Вот они какие наши сибиряки!
В. МАРИНА (1945)