Нам пишет Сергей Николаéвич, Москва:
Вначале было имя. Луиза Вава Люсия Хенриетта Ле Бейли да Ла Фалез… Разумеется, никто так ее никогда не называл и даже, полагаю, никто и не догадывался о существовании других ее имен, кроме одного – Лулу. Что-то в самом его звуке есть детское, домашнее, пробуждающее необъяснимую нежность к его обладательнице. Для Парижа она была, наверное, слишком экстравагантной, слишком независимой. Но ей это прощали. Ведь она была любимой музой самого Ива Сен-Лорана…
АНГЛИЙСКИЙ ДОМИК В ПАРИЖЕ
«О муза, Muse! Какое старомодное слово! Сегодня оно вызывает у меня только смех. Никто ведь толком не знает, что это такое. По-моему, это абсолютно выдуманное понятие, не имеющее никакого отношения к реальности, в которой мы жили. Просто для Ива Сен-Лорана я оказалась тем человеком, кто с начала и до конца был задействован в процессе создания его коллекций, кто осмеливался время от времени говорить ему: «Ив, не будь смешным». Я получала зарплату. У меня имелись и муж, и ребенок (кстати, не самое подходящее обременение для музы!). Моя работа обычно начиналась в девять утра, а заканчивалась, если надо, и за полночь. Правильнее было называть меня просто сотрудником Дома Yves Saint Laurent. А еще другом мэтра в течение почти 35 лет».
Эту версию Лулу де Ла Фалез озвучила журналистам, когда открывала в 2003 году свой бутик на rue de Bourgogne, 7. «Моя мечта – мой маленький английский домик в центре прекрасного Парижа», – беспечно щебетала она с бокалом шампанского в руке, демонстрируя интерьеры и мебель, придуманные ее братом Алексом. Особо просила обратить внимание на бронзовые дверные ручки в виде мордочки кошки, сделанные скульптором и ювелиром Робертом Гуссенсом. «Это моя Грибуйе», – так звали любимую кошку Лулу.
Под пулеметный треск блицев в бутик влетали одна за другой Мариза Беренсон, Инесс де ля Фрессанж, Бетти Катру – подруги былых времен. Все пришли поздравить Лулу с новым началом. Мне это напомнило встречу 1 сентября в школе после летних каникул. Бесконечные объятия, ликующие возгласы, затяжные поцелуи… Как будто речь шла не об открытии нового бутика – события довольно-таки рядовом для Парижа, а о чем-то несравнимо более значимом и важном. Всем своим видом эти молодящиеся дамы и седовласые господа хотели заявить: мы еще живы! мы не собираемся сдаваться! И уютный «английский дом» Лулу воспринимался чем-то вроде последней траншеи, отбитой на поле сражения, которое они давно проиграли.
Кто-то, как и я, со своим бокалом вышел на улицу. Я слышал у себя за спиной разговор двух журналистов.
– Ты не знаешь, откуда у Лулу деньги?
– Знаю точно, что не от Пьера Берже. Говорят, что он предлагал финансовое участие, но она отказалась. Видишь, даже не пришел на открытие. Обиделся.
– Неужели на всю эту красоту она потратила свои деньги? Crazy girl! Прогорит она со своим «английским домиком»…
САМЫЕ СТРАШНЫЕ ГОДЫ
Нет, сумасшедшей Лулу не была. Скорее беспечной. До зрелых лет ей удавалось сохранять имидж очаровательной стрекозы, порхающей по жизни. Хотя те, кто знал Лулу близко, были в курсе, что за этим улыбчивым фасадом скрывается горестная история ее детства. Лишь однажды она кому-то признается, что ничего страшнее периода, чем тот, когда ей было 6–10 лет, у нее в жизни не было.
После развода родителей ее вместе с младшим братом Алексом отдадут на воспитание в чужую семью. Так принято было в 50-е годы. Дети всегда мешают взрослым. Ни мать, известная манекенщица и начинающий дизайнер Максима де Ла Фалез, ни отец, господин без особых занятий, не рвались становиться воспитателями своих малолетних отпрысков. Поочередные визиты раз в месяц «к детям» – самая распространенная норма среди людей их круга. Приезжали на своих авто, привозили гостинцы, гладили детей по головкам, выслушивали их односложные, вежливые ответы на свои формальные вопросы и, одарив быстрым поцелуем, уезжали в свою другую столичную жизнь. А дети оставались в провинции, в деревне, в чужом доме.
«Мы никогда не роптали, не жаловались. Не требовали забрать нас домой. Мы даже не знали, где наш дом. У папы или у мамы? А может, где-то там, за шоссе, петлявшем в гуще деревьев».
Все, что им полагалось, это жизнь на ферме в Нормандии. В сельской глуши, запомнившейся неистребимым запахом навоза и сена. И строгие лица неулыбчивой бездетной пары, даже не старавшейся заменить им родителей. В память Лулу навсегда врежется эпизод, когда хозяйка, не говоря ни слова, возьмет за шкирку двух маленьких котят, с которыми они с братом только что играли, и отправится их топить в отхожее место (все удобства во дворе!). И этот жалобный кошачий писк, еще долго потом раздававшийся из туалета, расцарапает на всю жизнь ей душу. Откуда в людях жестокость? По некоторым уклончивым свидетельствам, оба они, и Лулу, и Алекс, в очень юном возрасте были подвергнуты ceксyaльному насилию. Но мать решила не обращаться в полицию. Зачем поднимать шум, который ни к чему не приведет, кроме позора? А она сама никогда об этом не вспоминала, стараясь вытеснить из памяти все плохое.
Продолжение ЗДЕСЬ, подпишись на наш канал и читай:
Как москвичка Катя попала работать к Иву Сен-Лорану и написала о нём книгу