Отец Антоний Исаков служит в Сургуте с 2003 года. О том, как ребенок геологов стал священником, чем отличается религиозный человек от верующего и какой на самом деле ад, отец Антоний рассказал в интервью Эдуарду Иваницкому.
О приходе к православию
– Что подвигло советского студента Антона из семьи геологов пойти в священнослужители?
– Предпосылки случились лет в восемнадцать, когда я уже поступил в Тюменский государственный нефтегазовый университет. Была первая осознанная исповедь, я влюбился в будущую жену. Мы женились рано: ей было восемнадцать, мне почти исполнилось двадцать. Я учился на третьем курсе университета, она на первом. Я достаточно успешно занимался бизнесом.
Как-то так случилось, отчасти это было связано с рождением и смертью нашей первой дочери. В тот момент очень много было переосмыслено. Знаете, как говорят, пути Господни неисповедимы. Вот я типичный пример, когда пути Господни оказались не понятны для моих однокурсников, коллег, но в тот момент я принял решение поступить в семинарию. Папа ехал со мной до самого Тобольска, отговаривал меня. Он думал, что поступить в семинарию – это как принять монашество.
О семье
– Как к этому отнеслась ваша жена?
– Супруга у меня удивительный человек, она настоящий тыл, мой сподвижник во всех вопросах, делах. Она сказала: «Принимай решение, я последую за тобой». Педагогическую практику она проходила в Тобольской православной гимназии. Очень многие ее выпускники стали сегодня священниками. Вспоминают матушку Марину.
– Многие священники говорят, что рукоположение разделяло их жизнь на до и после. Для вас это было волнующе?
– Конечно. Я очень явственно физически ощутил этот момент хиротонии – как электричество прошло по телу. Меняется все. Во время хиротонии снимается обручальное кольцо и кладется на престол. И епископ говорит: «Отныне ты венчан престолу. И служение Богу для тебя должно быть на первом месте». Ну а потом, конечно, семья.
Очень сложно это сочетать, но как повезет с матушкой. Мне повезло. Она и умная, и образованная, и очень много уделяла времени воспитанию детей. Сегодня у меня уже двое детей – студенты вузов, двое еще школьники. Она во многом освободила меня от отцовских обязанностей.
– Вы хотите, чтобы сыновья пошли по вашему пути?
– Знаете, достаточно одного батюшки в семье. У меня была с сыном беседа. Он сказал: «Папа, я все-таки хотел бы сначала получить базовое образование, а потом я уже спрошу себя. Потому что сейчас, учась в одиннадцатом классе, я не могу сказать, что у меня тяга такая есть. Тем более что у меня перед глазами есть опыт нашей семьи. Я не хотел бы этого для своих детей. Папа – прекрасный, но я бы все-таки хотел, чтобы он был больше в семье, чем ты был».
Хотя он воцерковленный человек, мог бы и служить, но пусть найдет сначала себя. Если Господь его призовет, он будет хорошим священником. Если нет, я бы хотел, чтобы он был достойным христианином и профессионалом в своем деле.
О сомнениях
– Были в момент обучения в семинарии сомнения в выбранном пути?
– Я шел в семинарию в розовых очках. Для меня человек, пошедший в семинарию, – святой, отринувший все соблазны мира. А я шел туда уже женатый, по-своему потрепанный, как мне казалось, жизнью, со своими грехами.
Я думал: Господи, ну куда я иду со своим нечистым рылом? Внутренне я себя ощущал так, но все-таки устоял. Я сейчас знаю много прекрасных священников, которые в семинарии были сорванцами
Из семинарии не все священниками выходят. Им можно стать, если определился со своей семейной жизнью, нельзя стать батюшкой, а потом бегать за юбками. Либо принял монашество, других вариантов нет. Поэтому порядка 20-25 процентов только принимают сан. Достаточно сложно воспитать и вырастить священнослужителя.
О служении и вере
– Вам в жизни приходилось сталкиваться с необъяснимыми чудесами?
– Я все время вспоминаю слова Христа в Священном писании: «Род неверный и прелюбодейный знамения ищет. И не дается ему». Я знаю огромное количество людей, у которых в жизни были реальные чудеса. И они об этом говорят как о чудесах. Но у них в жизни ничего не поменялось. Не чудеса делают людей верующими и верными Богу, а внутренняя вера и уверенность, что Бог есть, и ищущим его воздает и себя открывает.
Были ли чудеса у меня? Да, они были. Со стороны может показаться, что они примитивные, простые, но для меня… Что такое чудо? Это когда именно в этом месте и в это время произошло то, вероятность чего была очень мала.
– Душа – вечная субстанция?
– И вечная, и личная.
– Вы верите в жизнь после смерти?
– Вне всякого сомнения. Это научно доказанный факт.
– То есть вы верите, что есть ад и есть рай?
– Конечно, это же категории, которые прописаны в Священном писании. Я не верю в чертиков с вилами. Слово ад, если вы погрузитесь в латинский язык, это отрицание Бога – адеус. Состояние без Бога. Мне гораздо интереснее, как состояние ада описывали в русской религиозной философии. Это полное отсутствие света, падение, которое длится бесконечно. Ты все время думаешь, что оно сейчас закончится и ты сейчас разобьешься, а оно не заканчивается. И это в абсолютной темноте и абсолютной тишине.
– Вам часто удается испытывать благодать?
– Иногда, когда служу Божественную литургию, и когда чувствую, что и народ как-то по-другому сегодня настроен, к горлу воздух подходит и аж немного задыхаешься. Молитвенное состояние такое, чувствуешь, что Бог в этот момент очень рядом.
Иногда выберешься на природу, смотришь на эту беспредельную красоту мироздания и думаешь: Господи, как ты велик, как премудро все. Как можно эту красоту похабить своими распрями, войнами. Понимаю, что страсти человеческие настолько безумны, что когда-то это мироздание все-таки разрушат.
– У отца Антония еще есть мечта?
– Мне кажется, что нет. Мечта – что это? А что за мечтой? Мечта – эта некая точка. Точку я не вижу пока.
