Любопытное произведение еще более любопытного автора. К сожалению, только первая часть дилогии: вторая, "Иной свет, или Государства и империи Солнца", осталась незавершенной и переводилась на русский лишь фрагментарно. Первая же была издана лишь посмертно и долгое время публиковалась в сильном сокращении, ибо многие эпизоды и сегодня кажутся возмутительными и богохульственными.
Сирано де Бержерак - личность уникальная уже хотя бы потому, что его имя обессмертило не собственное творчество, а чужое. Прекрасная пьеса Эдмона Ростана "Сирано де Бержерак" (1897), многократно ставившаяся и экранизировавшаяся, сделало имя героя нарицательным. О настоящем же Сирано сегодня вспоминают скорее как о прототипе этой пьесы и сильно удивляются, что человек с похожей судьбой существовал на самом деле.
А между тем почти все, изложенное Ростаном - не слишком-то даже приукрашенная правда (придумана лишь любовная линия и еще кое-что по мелочи). Легенды окружали Бержерака еще при жизни, чему немало способствовал и он сам. Первая половина жизни псевдодворянина и псевдогасконца прошла ярко и бурно: забияка, вольнолюбец, дуэлянт, гуляка, воин...
Однако серьезная рана, полученная при осаде Арраса, и низкое происхождение сделали невозможным путь военной карьеры. Но Бержерак не растерялся и обратился к другим сферам, где все равны: науки, философия, литература. Немалое в "Ином свете", написанном в позднее средневековье, сегодня кажется почти фантастическим: неужели уже тогда люди знали об атомах, астрономии, бесконечности Вселенной, математике? Оказывается, знали или догадывались. Но обо всем по порядку.
"Иной свет" начинается с шуточного разговора друзей, возвращающихся домой после очевидно приятно проведенного вечера, о Луне. "Наше остроумие, очевидно, отточилось о камни мостовой, ибо в какую сторону оно ни обращалось, всюду оно заострялось, и как далека ни была Луна, она не могла от него спастись". После ряда остроумных и не очень предположений приятелей главный герой высказывает мысль, что "Луна – это такой же мир как и наш и что Земля, в свою очередь, служит ей Луной". Друзья поднимают его на смех. Однако герой всерьез задумывается над сказанным в шутку, а впоследствии и сам попадает на Луну, где убеждается в верности своих догадок. Далее идет рассказ о его приключениях в лунном мире, в основном состоящей из философских и научных разговоров и споров с селенитами, демоном и даже обитателем Солнца. В конце рассказчику удается вернуться на Землю.
Повествование включает в себя многие жанры: научную фантастику, утопию, антиутопию, приключения, философский трактат, научпоп, религиозную и даже антирелигиозную литературу. Местами прямо-таки явственно становится видно, откуда черпал вдохновение Джонатан Свифт с его Гулливером, построенным по похожей схеме.
А описание специальных патронов, которые тут же ощипывают и поджаривают дичь, возможно, вдохновило на следующее приключение барона Мюнхаузена:
В отрывке из "Иного света" это описывалось так:
"...они настолько изобретательны, что умеют примешивать к пороху и к свинцу какой-то состав, который сразу убивает, ощипывает, жарит дичь и приправляет ее".
"Иной свет", в свою очередь, не был написан на пустом месте: в качестве источников вдохновения можно назвать Лукиана, Рабле, утопистов Томаса Мора и Кампанеллу. Существовала и книга "Человек на Луне" Фрэнсиса Годвина, чей главный герой, испанец, появится на страницах произведения Бержерака. Тогда еще не было твердого понятия об авторском праве; писатели свободно обращались с творчеством друг друга. Кстати говоря, знаменитый Мольер не погнушался позаимствовать из пьесы Бержерака "Проученный педант" (1647) две сцены для своих "Проделок Скапена" (1670).
Помимо изложения уже известных тогда научных положений (или заблуждений), местами Бержерак описывает то, что изобретут гораздо позднее: воздушный шар, парашют, многоступенчатую ракету и даже... аудиокнигу:
Многое в устройстве мира Луны - перевертыши привычных земных законов и понятий. Например, селениты ходят без одежды и на четырех ногах, питаются ароматами, а плачут на похоронах лишь злостных преступников. Старики-родители уважают и почитают своих детей и всячески им прислуживают, а дети не испытывают чувства долга перед своими родителями:
"Вы мне ответите, что без него вас бы не было на свете. Но ведь и его не было бы на свете без вашего деда и не было бы вашего деда без вашего прадеда, а без вас у вашего отца не было бы внуков. Когда природа произвела его на свет, она сделала это с тем условием, чтобы он возвратил то, что получил взаймы. Поэтому когда он произвел вас на свет, он ничего вам не дал, он только отдал свой долг! Да я бы хотел еще знать, думали ли ваши родители о вас в ту минуту, когда они вас зачинали?"
Особенно запомнился и разговор о капусте: сегодня после его прочтения, думается, иной веган задумается о переходе на питание солнечными лучами и заделается праноедом, осознав в полной мере преступность своего веганства перед живой природой. Вот отрывок:
"Сказать, однако, что Природа любит человека больше, чем капусту, это значит щекотать наше воображение забавными представлениями: неспособный к страсти бог не может ни любить, ни ненавидеть, а если бы он и был способен к любви, то скорей почувствовал бы нежность к капусте, о которой вы говорите и которая не может его оскорбить, чем к человеку, который, как он предвидел, будет его оскорблять.
...
Помни же, о самый гордый из всех зверей, что хотя капуста, которую ты режешь, молчит и не говорит ни слова, она тем не менее мыслит. Бедное растение не имеет органов, которые позволили бы выть, как воете вы, у него нет органов ни для того, чтобы плакать, рук, чтобы трепетать; однако у него есть такие органы, при помощи которых оно может жаловаться на зло, которое вы ему причиняете, и призывать на вас мщение небес. Наконец, если вы будете настаивать на том, откуда я знаю, что у капусты такие высокие мысли, я вас спрошу, а почему же вы знаете, что у нее их нет, и почему вы думаете, что тот или другой кочан не скажет, наподобие вас, вечером, закрывая свою дверь: „Остаюсь, сударыня кудрявая капуста, вашей покорнейшей слугою – кочанная капуста“.
Вполне современно звучат и мысли об эффекте плацебо, не отрицаемом современной медициной: "Наше воображение, работая на пользу нашего здоровья, вполне может нас исцелить, если только ему сколько-нибудь приходит на помощь и лекарство".
Бержерак как человек своего времени, безусловно, религиозен и искренне верит в Бога. Однако, как человек науки, не может не задаваться рядом вопросов, подвергая сомнению религиозные догмы. Подобные речи в "Ином свете" вложены автором в уста безбожника селенита, незамедлительно наказанного за богохульства. Однако споры о Боге и бессмертии души и сегодня способны шокировать верующего:
"Но скажите по чести, мое маленькое животное, если бы вера в бога была для нас необходима, если бы от нее зависела наша вечная жизнь, неужели сам бог не окружил бы нас светом, таким же ярким, как свет солнца, которое ни от кого не прячется. Ибо воображать, что он хотел играть с людьми в прятки, т. е. то надевать маску, то снимать ее, скрываться от одних и открывать себя другим, это значит создавать себе образ бога глупого или злого".
Местами "Иной свет" очень серьезен, а местами скабрезен и опускается до шуток ниже пояса. Так, например, на слова одного из набожных героев о том, что "ваши кишки – это действительно змей, который живет в вашем теле" главный герой отвечает:
«Действительно, – прервал я его, – я заметил, что этот змей всегда старается вырваться из тела человека, и потому видно, как его голова и тело вылезают из тела в нижней части живота. Но бог не захотел допустить, чтобы змей мучил одного только мужчину, он допустил, чтобы он ожесточился и на женщину и чтобы он бросал в нее свой яд, так что опухоль держится целых девять месяцев после укуса. И чтобы показать вам, что мои слова согласны со словом божиим, я вам напомню, как бог говорил змею, проклиная его, что сколько бы он ни заставлял женщину спотыкаться, идя против нее, она все же в конце концов заставит его склонить голову…»
В целом же книга написана скорее в ироническом ключе, и многие обороты заставляют мысленно аплодировать остроумию автора: "Это был толстый лотарингец, душа которого не выполняла никаких иных функций чем те, которые выполняет душа устрицы в своей раковине".
Как итог, "Иной свет" заинтересует не всех. Тут не будет развития персонажей, местами хватает занудства, а приключения скорее служат связующим звеном между разглагольствованиями автора, чем интересны сами по себе. И все же книга глубокая, смелая, заставляющая о многом задуматься и поражающая кругозором человека эпохи Позднего Средневековья. Очень жаль, что у нас издано так мало из и так немногочисленных трудов Сирано де Бержерака.
P.S. А на десерт отрывок из одного из писем Бержерака, "Против колдунов". Кажется, проходят века, а в человеческой природе ничего не меняется:
"Да, я вовсе не верю в колдунов, хотя некоторые великие умы придерживаются иного мнения, и я не уступлю никакому авторитету, суждения которого не согласуются с доводами разума или же не исходят от Бога. Ни Аристотель, более сведущий, чем я, ни Платон, ни Сократ не убедят меня в чем бы то ни было, если то, что они говорят, не согласуется с разумом. Ибо разум — единственный мой владыка, которому я добровольно подчиняюсь. И потом, я знаю по опыту, что очень часто бывало так, что более великие умы отступали перед более низменными, а падение с большой высоты всегда сильнее. В конце концов, и отцы наши ошибались, ошибаемся нынче и мы, а наши потомки тоже будут ошибаться после нас. Нельзя придерживаться того или иного мнения лишь только потому, что это суждение великого философа. Что касается меня, то я презираю тех педантов, которые в качестве доказательства к своим речам приводят не аргументы, а ссылаются на высказывания авторитетов, как будто эти изречения более достоверны, нежели другие доводы. Тем не менее, я мог бы поверить и им, если бы мне предоставили философию, основные положения которой невозможно было бы подвергнуть сомнению и где все было бы между собой согласовано. В противном случае, можно показать все, что ни захочешь, ибо обычно соотносят принципы с воззрениями, а не воззрения с принципами. Кроме того, даже если уступить авторитету этих великих мужей, даже если признать, что эти принципы сформулированы прежними философами, необходимо иметь ввиду и то, что эти древние, подобно нам, писали не все, что думали. Очень часто законы и религия их страны принуждали их сообразовывать свои суждения с интересом и потребностью политики".