Поэтом быть вообще тяжело, а уж в лютом восемнадцатом веке только смелый и упрямый человек мог заниматься стихосложением. Бедный Тредиаковский! Он бросил свое человеческое достоинство на алтарь литературы. Блестящий выпускник Сорбонны ползал перед сквернообразованной самодержицей на коленях, писал гадкие стишки по ее заказу - и все ради того, чтобы ему позволили заниматься стихотворным искусством, изобретать новые жанры, переводить классику. Но унижения оказались напрасными - мало кто оценил Тредиаковского; завистливые современники сделали из него шута.
Приключения юного Василия
Родился наш герой в Астрахани в 1703 году, дед и отец его были священниками. Вася наверняка продолжил бы семейную церковную династию - если бы не одно обстоятельство. В 1713 году в Астрахани открылась школа римских монахов-капуцинов. Отец Кирилл, как это ни удивительно, решил отдать своего десятилетнего сына на воспитание католикам. Капуцины обучили мальчика «языкам, также свободным наукам, а наконец философическим и математическим знаниям».
Когда школа закончилась, восемнадцатилетний Василий «возымел великую охоту» продолжить образование и выхлопотал у вице-губернатора себе паспорт для поездки в Киев. Однако отец Кирилл перечеркнул эти вольные планы. Он нашел Васе выгодную партию - дочь сторожа Астраханской губернской канцелярии, и хотел женить парня немедленно, пока Федосья не передумала. А там уже и о сане священника можно начинать думать. Однако Кирилл плохо знал своего упрямого сына! Василий сбежал из Астрахани спустя несколько дней после свадьбы. Искать оказию в Киев было некогда, и юноша на попутке отправился в Москву. Через несколько лет после побега Василий узнал, что его родители, молодая жена и почти все родственники погибли во время эпидемии чумы, охватившей весь город. Отцовское имущество было разграблено, у Василия не осталось ничего и никого, кроме сестры Марии, такой же бедной, как и он сам.
Впрочем, в отличие от несчастной Марии, оставшейся в опустевшей Астрахани, молодой Тредиаковский вел крайне интересную жизнь. Города мирового уровня мелькали перед его глазами - Москва, Петербург, Рига, Гданьск, Гамбург, Антверпен. Когда денег не было даже на дорогу, Василий шел по Европе пешком. Наконец наш герой добрался до Парижа, где его сразу приняли в Сорбонну.
Материальную помощь Тредиаковскому оказывал князь Александр Борисович Куракин, на которого произвели огромное впечатление блестящие способности Василия, его упрямое желание учиться и его первые стихи. Князь приютил поэта и кормил его обедами. Тредиаковского тяготило положение иждивенца, и он обратился к Святейшему Правительственному Синоду с просьбой выделить ему небольшую стипендию для обучения в Сорбонне; в просьбе было отказано. Несмотря на все трудности, Василий отучился в парижском университете три года и вернулся на родину, преисполненный желания «принести пользу отечеству своему». У юного Тредиаковского было множество дерзких литературных идей, и он справедливо полагал, что без высочайшего покровительства его новаторство будет пресечено на корню. А значит, следовало искать знакомства с императрицей.
Нравы при дворе Анны Иоанновны
Нельзя сказать, чтобы императрица Анна Иоанновна была злой женщиной. Просто она любила развлечения и ненавидела читать. Книги казались ей ужасно скучными.
Историк Сергей Николаевич Шубинский описывает придворный быт во времена Анны Иоанновны: «Торжественные приемы, празднества, балы, маскарады, спектакли, иллюминации, фейерверки и тому подобныя увеселения, следовали при дворе безпрерывно одни за другими… Анна Иоанновна присутствовала постоянно на всех придворных увеселениях; но более всего любила проводить время в комнатах своего любимца или у себя в опочивальне, среди своих шутов и приживалок, которых состояло при ней множество. Они были обязаны болтать без умолку, и императрица просиживала целые часы, забавляясь их болтовней и кривляньями. Личностей, обладавших, завидным для многих из тогдашних придворных, даром говорить, не уставая, всякий вздор, розыскивали по всей России и немедленно препровождали ко двору».
Однако весельем блистала только внешняя сторона двора Анны Иоанновны. Под пеленой тумана бесконечных забав скрывались бесправие и произвол, аресты и ссылки, «бироновщина», предательства и интриги. «Мы друг друга едим и с того сыты бываем» - эта поговорка была очень популярна в 1730-х годах. Вот такая гиблая, гнилостная атмосфера ждала наивного поэта в Зимнем дворце, куда он всеми силами стремился попасть.
«Всемилостивейшая оплеушина»
Сразу по приезду в Россию поэт представил публике свой перевод французского романа под названием «Езда в остров Любви».
Астраханский литературовед Олег Севастьянов эмоционально рассказывает: «До Тредиаковского любовная тема еще не прорвалась в печать. В книгах царствовали религиозно-нравственные темы. И вдруг — бомба — «Езда в остров Любви». Такого в русской литературе еще не было. Художественное произведение, целиком посвященное любви! Новизна пронизывала роман. Нов был сюжет. Новы были пикантные приключения влюбчивого героя. И конечно, нов был слог. Новизна слога настолько сразила читателя, что Тредиаковский счел своим долгом объясниться с ним: "На меня, прошу вас покорно, не извольте прогневаться, что я оную не славенским языком перевел, но почти самым простым слогом, то есть каковым мы меж собой говорим"».
Поэт взялся за труднейшую задачу - облагородить разговорный русский язык, повысить его статус до литературного. И ему это удалось: «Езду в остров Любви» цитировали в великосветских салонах, роман обсуждали и в Зимнем дворце. Для Анны Иоанновны, не владевшей иностранными языками и не знакомой с французскими романами, любовная лирика Тредиаковского стала потрясающим откровением. Самодержица захотела увидеть автора мелодрамы о «сладкой тирании, которую причиняет любовь». После встречи поэт сообщил друзьям: «Имел счастие читать государыне императрице у камина стоя на коленях перед ея императорским величеством; и по окончании онаго чтения удостоился получить из собственных ея императорскаго величества рук всемилостивейшую оплеушину».
Высочайшая затрещина ценилась на вес золота. Награда посерьезнее ордена! Перед молодым Тредиаковским открылись все двери. Ему по-прежнему очень мало платили, он едва сводил концы с концами, но теперь ему позволили издавать всё, что он сам сочтёт нужным. И Василий Кириллович развернулся. Перевел десять томов «Древней истории» и пятнадцать томов «Римской истории» Роллена, не говоря уже о множестве менее объемных европейских произведений. Совершил множество важнейших филологических открытий, в частности, определил правила ямба и хорея для стихотворений на русском языке.
«Дурацкая свадьба»
Свадьба шутов Анны Иоанновны в Ледяном доме вошла в историю как самая отвратительная и бесчеловечная забава русского двора, даже на фоне диких нравов восемнадцатого века. К сожалению, к этому гнусному развлечению привлекли и Тредиаковского. Привлекли грубо, с чрезвычайной жестокостью.
Рассказывает литературовед Леонид Иванович Тимофеев: «Для маскарада понадобились стихи, и министр Волынский, готовивший маскарад, послал за Тредиаковским. Поэт рискнул выразить кадету свое неудовольствие. Кадет по приезде пожаловался Волынскому, который «сейчас же начал, — пишет Тредиаковский в своем «Рапорте» Академии 10 февраля 1740 года, — меня бить пред всеми столь немилостиво... что правое мое ухо оглушил, а левый глаз подбил, что он изволил чинить в три или четыре приема», а потом «повелел и оному кадету бить меня по обеим же щекам публично». После этого избиения Тредиаковскому дали «на письме самую краткую материю, с которой должно было ему «сочинить приличные стихи», и отпустили. Тредиаковский понес жалобу Бирону, но в приемной у Бирона его увидел Волынский, который схватил его и отправил под караул, где, пишет Тредиаковский, «браня меня всячески, велел... бить палкою по голой спине столь жестоко и немилостиво... дано мне с семьдесят ударов...», потом «паки велел меня бросить на землю и бить еще тою же палкою, так что дано мне и тогда с тридцать разов». Утром Волынский, приказав караулу бить Тредиаковского «еще палкою десять раз, что и учинено», отпустил его «с угрозами» домой».
Изуродованный Тредиаковский, утирая слезы, написал омерзительные, матерные стихи, которые потом был вынужден читать на свадьбе, нарядившись в потешное платье и дурацкую маску. Анна Иоанновна осталась довольна, а поэт до конца жизни так и не оправился от этого трагического эпизода.
Несправедливый финал
Анна Иоанновна царствовала всего десять лет. После ее кончины у нашего героя начались еще более трудные времена. Тредиаковского считали воспевателем Анны, и новые императрицы терпеть его не могли. А у Екатерины II были особые причины ненавидеть Василия Кирилловича. Умная государыня, в отличие от своих необразованных предшественниц, сразу поняла литературные намеки Тредиаковского на необходимость ограничения самодержавной власти. Например, в его знаменитой поэме «Тилемахида» есть такая строчка: «Царь властен есть во всем над народом. Но законы над ним во всем властны, конечно».
И Екатерина лично взялась за унижение Тредиаковского. Литературовед Олег Севастьянов с горечью сообщает: «Издаваемый императрицей журнал «Всякая всячина» целенаправленно стал издеваться над Тредиаковским и его «Тилемахидой», издеваться настолько умело и талантливо, что через века мы, направленные державною рукою, продолжаем считать, что «Тилемахида» — вздор, что будто бы при дворе Екатерины самой жестокой пыткой было высочайшее повеление заучивать наизусть огромные куски из «Тилемахиды»…»
Василий Кириллович окончил свои дни таким же бедняком, каким он был в юности. Писал друзьям: «У меня нет ни полушки в доме, ни сухаря хлеба, ни дров полена». Но, «упадая из болезни в болезнь, как от Харибд в Сциллы», он работал до последнего вздоха, сочинял, переводил, спорил с коллегами о поэзии... При жизни он так и не получил настоящего признания, да и на протяжении двух сотен лет над Тредиаковским снисходительно посмеивались с легкой руки Екатерины Великой. Однако Александр Пушкин писал: «Тредьяковский был, конечно, почтенный и порядочный человек. Его филологические и грамматические изыскания очень замечательны. Вообще изучение Тредьяковского приносит более пользы, нежели изучение прочих наших старых писателей. Сумароков и Херасков верно не стоят Тредьяковского…»
Лишь в последние десятилетия творчество Василия Кирилловича по-настоящему заинтересовало ученых. Что ж, лучше поздно, чем никогда.
Автор статьи — писатель и журналист Анна Пейчева
Новая книга автора — «Роковой год цесаревича Николая»
Живая история каждый день — «Уютная история» в ВК
Видеоканал «Уютная история» — теперь и на Rutube
Не пропустите новые уютные истории — подпишитесь на канал!