О судьбе наркома просвещения БАССР Губая Киреевича Давлетшина
13 марта 1937 года Г. К. Давлетшин обратился с письменным заявлением в обком ВКП(б) на имя секретарей Я. Б. Быкина и А. Р. Исанчурина. Признавая, что он не осилил порученную ему партией работу в Башнаркомпросе, и анализируя, в силу каких обстоятельств, он закончил свое заявление следующими словами:
«Это могло случиться только потому, что к себе относился некритически, не давал полного отчета о своем поведении, об ответственности перед партией и народом.
Мне остается только один выход из этого положения — с новой силой и энергией бороться не покладая рук, до последней капли крови за партию, за страну социализма, доказать делом преданность ей и добиться снятия с меня того позора, который висит надо мной тяжелым грузом. Я готов встать для партии на любую работу. Я для партии еще не потерянный человек, я еще могу принести партии много пользы. При этом прошу учесть два обстоятельства, относящихся ко мне: мои ограниченные административные и хозяйственные способности. Я же писатель, и думается, что мог бы принести больше пользы в области литературы — творческой и культурно-пропагандистской работе. У меня было и есть большое стремление отразить Сталинскую эпоху в художественной литературе на башкирском материале в виде 3-томного романа, один из которых в черновике уже закончен. Я мог бы сдать его в издательство к 20-летию Великой Октябрьской революции».
Никакого ответа на заявление Г. К. Давлетшина не было. Рассмотрение его дела, полученного партколлегией КПК по Башкирии, по существу, было сведено к формальному сбору информации о выговорах и подшивке доносов. Единственным новым документом, который оказался в этом деле, было «Объяснение Г. К. Давлетшина по бытовым вопросам» , в котором он полностью и в самой категоричной форме отверг все предъявленные ему обвинения и указал, кто и по какой причине, на его взгляд, их выдвинул. И тем не менее, с подачи партийного следователя, по существу единолично решившего судьбу бывшего наркома просвещения, 7 мая 1937 года Парткомиссия КПК по Башкирии исключила Г. К. Давлетшина из членов ВКП(б). Примечательно, что партийная организация наркомата узнала об этом совершенно случайно только через месяц.
К этому времени начали сгущаться тучи над более высокопоставленными партийными и государственными работниками Башкирии. Так, например, первый секретарь Башкирского обкома ВКП(б) Я. Б. Быкин был вынужден 3, 4 и 5 мая 1937 года в письменном виде объясняться перед членами бюро, почему органами НКВД арестован его 20-летний сын, работавший в то время в системе наркомата путей сообщения. Начались систематические атаки на председателя БашЦИК А. М. Тагирова8, правда пока как писателя, допустившего однобокое понимание принципа партийности в литературе, и председателя Союза писателей Башкирии, покрывающего вылазки «врагов народа».
На XVII Башкирской областной партконференции, которая состоялась 5—12 июля 1937 года, Г. К. Давлетшин в дополнение к материалам уже законченного персонального дела публично был обвинен и во вражеской политической деятельности. В рассказе «Куналтак тормош» («Пустопорожняя жизнь»), опубликованном в 1924 году в журнале «Белем» и переизданном в 1935 году, при описании жизни богатой немецкой колонии и бедной башкирской деревни в одном из сельских районов республики он якобы специально противопоставил жизнь советской Башкирии и фашистской Германии. Нисколько не смущаясь тем, что Гитлер пришел к власти через 8 лет после первой публикации рассказа, И. И. Тимонин — председатель партколлегии КПК по Башкирии, свое обличительное выступление, которое в стенограмме занимает две страницы, закончил словами: «Реализм Давлетшина — вражеский реализм».
17 июня 1937 года протокол парткомиссии по делу Г. К. Давлетшина был рассмотрен в числе десятков других, направленных для согласования с бюро Обкома ВКП(б) для исключения из членов партии. Немногие знают, что в то время судьба каждого, попавшего в такой список, определялась всего лишь одной строкой протокола: фамилия, инициалы, номер протокола КПК и дата его принятия. Изредка на 2-й строке можно увидеть короткие, но очень емкие примечания типа: «исключить, как особо замаскировавшегося врага» или «исключить, а дело передать для расследования в НКВД».
А теперь вернемся к апелляции Г. К. Давлетшина в Комиссию партийного контроля при ЦК ВКП(б), в которой он фактически подвел итог своей жизни, еще не зная, когда и кем она будет прервана.
«Я же был активным работником революции, отдавая за нее все, что имел. Я был первым, кто перевел «Коммунистический манифест» Маркса и Энгельса на татарский язык еще в 1918 году. Этот перевод был издан тиражом 50 тысяч экземпляров по личному указанию товарища Сталина, которому я сам вручил рукопись сделанного мною перевода… За все 20 лет моей работы на любых должностях я не растратил без дела ни одной советской копейки. И, наконец, из простой деревенской девушки я воспитал первую башкирскую писательницу — свою жену9.
Я не могу себе представить беспартийную жизнь. Какова она будет и смогу ли я активно бороться и работать для партии и социалистического народа, будучи беспартийным? Неужели моя 20-летняя сознательная партийная жизнь, активная большевистская борьба против всех и всяческих врагов нашей партии и Родины, борьба за социализм и коммунизм вдруг сотрутся бесследно? Нет, этого не будет, я обязан умереть большевиком!
Желание бороться, работать и быть активным строителем социалистического общества во мне огромное. Я еще мог бы приносить много пользы в нашей борьбе за коммунизм, работать с новой силой и энергией, бороться и работать не покладая рук, до последней капли крови за партию, за народ, за великое радостное будущее. Вот мечта моей жизни. Обращаюсь к высшему органу Партийного Контроля своей партии и прошу вернуть меня в ряды своей родной, боевой, славной партии».
В худших традициях советского времени это заявление Г. К. Давлетшина из Москвы вернулось в Уфу для повторного рассмотрения в КПК по Башкирии, однако работа этой Комиссии в начале августа 1937 года уже сама стала предметом серьезного разбирательства. В Башкирию для проверки заявлений, поступивших на имя Сталина об отсутствии бдительности и либеральной политике Башкирского обкома ВКП(б) по отношению к чуждым и враждебным элементам, приехала член КПК при ЦК ВКП(б) М. М. Сахъянова. 29 августа в адрес И. В. Сталина и Н. И. Ежова она отправила большую докладную записку, содержащую огромный фактический материал, свидетельствующий, по ее мнению, о том, что «руководство почти всех республиканских, советских, хозяйственных органов Башкирии засорено социально чуждыми и враждебными элементами, новые растущие работники не выдвигаются, в росте кадров застой. Проверка установила, что Башкирский Обком ВКП(б) получал немало сигналов о враждебной деятельности и чуждом прошлом многих ныне разоблаченных врагов со стороны отдельных партийцев, а иногда и целых организаций, но эти сигналы замазывались, а враги оставались не разоблаченными. Мало того, Бюро Обкома и его секретари, зная о враждебном прошлом многих националистов-валидовцев и троцкистов, оказывали им политическое доверие, выдвигали их и тем самым засоряли руководящие, партийные, советские, хозяйственные органы республики».
В плохой работе была обвинена и Парткомиссия КПК по Башкирии, было предложено рассмотреть прошлое секретарей Башобкома Я. Б. Быкина и А. Р. Исанчурина: «На основании изложенных фактов считаю, — заключила М. М. Сахъянова, — что теперешнее руководство Обкома ВКП(б) Башкирии не в состоянии возглавить борьбу с врагами народа и обеспечить правильное партийное руководство делом ликвидации последствий вредительства, поэтому прошу ЦК ВКП(б) обсудить вопрос о руководстве Башкирской партийной организации».
Другую записку М. М. Сахъянова адресовала заведующему отделом руководящих партийных органов ЦК ВКП(б) Г. М. Маленкову. В ней сообщалось, что парткомиссии КПК по Башкирии ею было предложено расследовать дела целого ряда работников БАССР по прилагаемому списку. Записка заканчивалась фразой: «Если вопрос о партийном руководстве Башкирской организации в ближайшее время не будет разрешен, считаю необходимым немедленно проверить состав работников ОК ВКП(б) и Уфимского Горкома. Кроме того, нужно было бы проверить состав всех секретарей райкомов».
7—11 сентября 1937 года состоялся II пленум Уфимского горкома ВКП(б), в решении которого подчеркивалось, что «Обком и Горком ВКП(б) в деле разоблачения и выкорчевывания троцкистско-бухаринских и националистических бандитов — врагов народа — проявили недопустимую бездеятельность». Наряду с самобичеванием практически всех ответственных партработников, на пленуме выступил и И. И. Тимонин, уже бывший секретарь парткомиссии КПК по Башкирии, с самокритикой в недостаточном выполнении указаний Сталина по разоблачению «врагов народа» и сообщивший о перетряске фактически всего ранее возглавляемого им аппарата КПК. На пленуме присутствовала и М. М. Сахъянова. Давая оценку деятельности Башкирской партийной организации, она, в частности, сказала, что «практика разоблачения врагов народа в Башкирии говорит о том, что эту работу проводят, в основном, органы НКВД, а парторганизация, партийные и беспартийные массы остаются в стороне. Это произошло потому, что парторганизация Башкирии не была мобилизована на борьбу с последствиями вредительства».
Выступления участников пленума горкома были опубликованы в газете «Красная Башкирия». Ее страницы в те дни пестрели материалами по разоблачению «врагов народа» как в руководящих органах республики, так и на местах. 17 сентября в газете «Правда» появилась большая статья о положении в Башкирии под названием «Кучка буржуазных националистов». В тот же день в «Известиях» вышел материал «Башкирские буржуазные националисты и их покровители», а 22 сентября — «Буржуазные националисты из Башкирского Наркомпроса». Серию публикаций в центральной печати о положении в республике завершила 24 сентября газета «Правда» статьей «Политические банкроты».
Фактически это был полный разгром областной парторганизации, хотя его обычно связывают с III пленумом Башкирского обкома ВКП(б), прошедшим 4—6 октября 1937 года, которым лично руководил секретарь ЦК ВКП(б) А. А. Жданов. На пленуме были «разоблачены и разгромлены», исключены из партии, а затем и арестованы 8 членов бюро обкома, в том числе Я. Б. Быкин, А. Р. Исанчурин и Р. В. Абубакиров. Из состава членов пленума и из рядов ВКП(б) были исключены 12 человек, в том числе проработавший всего несколько месяцев новый нарком просвещения И. Х. Абызбаев, бывший секретарь КПК по Башкирии И. И. Тимонин, член парткомиссии КПК В. А. Рябов и прокурор республики Г. И. Хазов. Впоследствии большинство из них были репрессированы, прокурор при аресте застрелился.
Выступая на пленуме с заключительным словом, А. А. Жданов сказал: «Нанесен удар в самый контрреволюционный центр в Башкирии. Столбы подрублены, заборы повалятся легче. Ясно, Башкирия не оазис, а место классовой борьбы. Скорее забыть проклятые фамилии. Осиновый кол на их могиле».
Мы подробно остановились на трагических страницах истории партийной организации Башкирии, чтобы лучше понять поведение Г. К. Давлетшина во внутренней тюрьме НКВД города Уфы, куда он попал после ареста 30 августа 1937 года. В постановлении об избрании меры пресечения он был обвинен в преступлениях, предусмотренных статьей 58 пункт 11 Уголовного Кодекса РСФСР (всякого рода деятельность, направленная на подготовку и совершение политических преступлений).
Из материалов следственного дела Г. К. Давлетшина, хранящегося в УФСБ по РБ, следует, что первые две с половиной недели ежедневных допросов он категорически отвергал все предъявленные ему обвинения как участнику контрреволюционной буржуазной националистической повстанческой организации, якобы действовавшей в Башкирии.
В следственных материалах нет прямых указаний на то, был ли Г. К. Давлетшин ознакомлен с упомянутыми выше материалами, опубликованными в газетах «Правда» и «Известия». По-видимому, все-таки это было сделано, ведь в двух из трех статей фигурировала и его фамилия. Можно только догадываться, какие чувства испытал Г. К. Давлетшин в те дни, ясно понять, как, сломавшись морально, в конце сентября 1937 года он начал давать «признательные показания».
Нельзя сбрасывать со счетов и тот факт, что в целях получения от арестованных признаний в совершении «контрреволюционных преступлений» по отношению к ним, по-видимому, применялись незаконные методы ведения следствия. Официальные сведения об этом по Башкирии крайне скудны. Приведем небольшой фрагмент из опубликованных воспоминаний К. К. Азнабаева, известного журналиста, бывшего в 1937 году ответственным редактором газеты «Башкортостан», который арестовывался в 1937 и 1946 годах, но остался жив после отбытия в общей сложности почти 10 лет исправительно-трудовых лагерей:
«…В скором времени я счет потерял, каждую ночь водили на допрос, до зари твердили только одно: подпиши…, подпиши…, подпиши… Работал конвейер — три здоровенных бугая встают по углам, бьют по очереди, отдыхая. Самое невыносимое — их матерщина, до которой даже додуматься невозможно. Особенно убивало, когда затрагивали национальность и патриотические чувства. Когда ведут по коридору, делают так, что ты лицом к лицу ни с кем не встречаешься, в крайнем случае поворачивают лицом к стене. Все же один раз я увидел нечаянно А.Исанчурина: огромный крепкий мужчина превратился в маленького скрюченного доходягу, да простит меня его душа. Мне показалось, что даже губ у него не стало, втянулись вовнутрь. Вот ведь до чего можно довести человека».
Самое ужасное состояло в том, что добытая такими методами «информация» при отсутствии каких-либо фактических материалов часто служила единственным основанием для составления на арестованных протоколов допросов, которые становились предметом рассмотрения их дел во внесудебном порядке.
Позднее, в августе 1938 года, Л. П. Берия, сменивший Н. И. Ежова на должности наркома внутренних дел, несколько изменил репрессивную политику НКВД, предложив новую платформу работы, изложенную в постановлении ЦК ВКП(б) и СНК СССР «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия». В этом документе, в частности, осуждался описанный выше упрощенный порядок расследования, официально было признано наличие многочисленных фактов извращения советских законов, фальсификации следственных документов, привлечение к уголовной ответственности совершенно невинных людей. Были ликвидированы и «судебные тройки», в пропагандистских целях освобождены из лагерей и колоний около 300 тысяч «необоснованно заключенных» и наказаны наиболее рьяные сотрудники НКВД, в том числе и по Башкирии.
28 декабря 1939 года за нарушение революционной законности был расстрелян ставший в октябре 1937 года наркомом внутренних дел Башкирии А. А. Медведев, обвиненный в том, что давал преступные указания о «форсировании» следственных дел и обязательном получении от арестованных признательных показаний. Был расстрелян и начальник 3-го отделения ГУБ НКВД по Башкирии Л. А. Альбицкий. Он и другие сотрудники этого отдела (Нуретдинов, Максимов, Ерохин и Карпович), приговоренные к различным срокам отбытия наказания, были обвинены в том, что первый заставлял получать, а другие лично добивались от арестованных признания в не совершенных ими преступлениях, практиковали «конвейерную систему» допросов, «стойки», избиения, необоснованно содержали арестованных в специально оборудованных камерах.
Но все это было потом, а в 1937 и первой половине 1938 года допросы зачастую превращались в фарс и состояли в подписании обвиняемыми заранее заготовленных текстов в форме «вопрос-ответ». По-видимому, все это имело место и в случае с Г. К. Давлетшиным, причем в заготовленных ответах явно чувствуется помощь людей, хорошо разбирающихся во всех тонкостях работы Г. К. Давлетшина, как наркома просвещения, так и писателя. На каждом листе протокола обвиняемый расписывался, и потому лист был «официальным документом» вне зависимости от того, в каких условиях были получены ответы.
Приведем несколько фактов «контрреволюционной деятельности» Г. К. Давлетшина, выбитых из него за 8 месяцев допросов. Делаем это исключительно для того, чтобы показать их абсурдность. Он «признался», что вредил, участвуя в издании националистических учебников, в редактируемом им литературно-художественном журнале «Яны юл» («Новый путь»), сознательно протаскивал контрреволюционные националистические произведения, в рассказе «Кунак» («Гость») ставил вопрос о безысходности жизни бедного крестьянства при Советской власти, а в рассказе «Тревога», клеветал на Красную Армию.
Он «признался», что большинство из 230 разрешенных к открытию в республике школ хотел сделать исключительно башкирскими и лишь 60 — доступными для других национальностей, целенаправленно подбирал кадры учителей и руководителей народного просвещения по национальному принципу, причем исключительно из лиц, настроенных антисоветски, чтобы вызвать недовольство населения, посылал учителей-башкир в татарские школы, а учителей-татар в башкирские школы…
9 июня 1938 года Г. К. Давлетшину было предъявлено обвинение по нескольким пунктам «расстрельной» 58 статьи Уголовного Кодекса РСФСР. На следующий день его дело было рассмотрено и вынесен приговор:
«Предварительным и судебным следствием было установлено, что Давлетшин с 1923 года являлся участником к/р буржуазно-националистической, а впоследствии — террористической организации, действовавшей на территории Башкирской АССР и ставившей целью вооруженное свержение Советской власти и создание пан-тюркистского буржуазного государства под протекторатом Германии и Японии. По контрреволюционной деятельности был связан с активными участниками этой организации… и другими, по заданию которых работал в БашГосиздате, а затем Союзе писателей, занимался вредительством по линии народного просвещения и литературы, направленным на засорение учительских кадров социально чуждыми людьми и издание к/р литературы. Был в курсе повстанческой деятельности и разделял террористические методы борьбы организации в отношении руководителей ВКП(б) и Советского правительства.
Признавая Давлетшина виновным в совершении преступлений, предусмотренных статьями 58-2, 58-7, 58-8 и 58-11 УК РСФСР и руководствуясь статьями 319 и 320 УПК РСФСР Выездная сессия Военной Коллегии Верховного Суда СССР приговорила Давлетшина Губайдуллу Киреевича к высшей мере наказания — расстрелу с конфискацией всего личного принадлежащего ему имущества.
Приговор окончательный и на основании постановления ЦИК СССР от 1 декабря 1934 года подлежит немедленному исполнению».
В тот же день в 23 часа 15 минут приговор был приведен в исполнение.
28 мая 1956 года Верховным судом СССР была назначена специальная экспертиза, связанная с рассмотрением возможной реабилитации Г. К. Давлетшина. В течение 13 месяцев было собрано большое количество дополнительных материалов, и 25 июня 1957 года Военная Коллегия Верховного Суда СССР приговор от 10 июля 1938 года по вновь открывшимся обстоятельствам отменила, а дело прекратила за отсутствием состава преступления. Коллегия учла, что возглавлявшие расследование по делу Г. К. Давлетшина бывший нарком внутренних дел Башкирской АССР Медведев, бывший начальник 3 отдела УГБ НКВД БАССР Альбицкий, а также работники этого отдела Нуретдинов и Максимов в 1939—1941 годах были преданы суду и осуждены за фальсификацию этого и других уголовных дел и применение незаконных методов следствия.
В заключение несколько слов о судьбах тех, кто писал доносы.
Большинство добровольных «информаторов», демонстрируя скрытое, а подчас и откровенное приспособленчество к быстро менявшейся в те годы власти, в конечном итоге запутались в том, кому и о чем доносить, и были арестованы. Некоторые из них в «бериевскую оттепель» 1939 года были освобождены и как подвергшиеся репрессиям «в качестве необоснованно осужденных» оказались даже в «Книге жертв политических репрессий РБ». Разным мерам наказания были подвергнуты практически все, кто был втянут в кампанию по «разоблачению врагов народа» по долгу службы. Некоторые умерли своей смертью. Однако, как говорится, от суда человеческого можно убежать и спрятаться, а от Божьего — никогда.
Примечания:
1 По официальным данным в Башкирии 30-х — начала 50-х годов по обвинению в политических преступлениях репрессировано свыше 50 тысяч человек. В соответствии с Указом Верховного Совета СССР от 16 января 1989 года реабилитированы все граждане, репрессированные в указанное время внесудебными органами (тройками НКВД-УНКВД, коллегиями ОГПУ и особыми совещаниями НКВД-МГБ-МВД СССР), кроме изменников Родины, карателей и нацистских преступников периода Великой Отечественной войны, участников националистических бандформирований и их пособников, а также работников, занимавшихся фальсификацией дел, и лиц, совершивших уголовные преступления. К концу 2002 года по линии УФСБ по РБ реабилитировано 47 тысяч человек.
2 Г. К. Давлетшин начал активно печататься с середины 20-х годов. В 1925 году он — автор ряда рассказов, в том числе «Бедная жизнь», о жизни туксуранских башкир. В 1927 году опубликовал повести «Зильский» и «Гость», посвященные классовой борьбе в башкирской деревне 20-х годов. Позднее приступил к написанию романа «Коммуна», который остался незавершенным: в 1936 году вышли отдельные его главы, в том числе «Красноармеец», ставший хорошо известным.
3Покровский М. Н. (1868—1932), историк, академик АН СССР (1929), с мая 1918 года и до конца жизни — заместитель наркома просвещения РСФСР, один из организаторов Социалистической Академии (1918), Государственного Ученого Совета (1919), Института Красной профессуры (1921). В книге «Русская история в самом кратком очерке» (1920), получившей высокую оценку В. И. Ленина, усеченно и извращенно рассматривалась русская история. Так, например, он обнаружил классовую борьбу пролетариата (?!) против буржуазии в древнем Новгороде. Прах М. Н. Покровского был погребен в Кремлевской стене, а сам он назван И. В. Сталиным «всемирно известным ученым-коммунистом и руководителем теоретического фронта». Однако уже в середине 30-х годов «школа Покровского» начала резко критиковаться вождем, а его учение объявлено «антимарксистским и вульгарным социализмом».
4Идельгужин К. А. (1895—1937), в 1922—24 годах — директор Башкирского института народного образования (Оренбург), ответственный редактор газеты «Башкортостан» (1925—1928), нарком просвещения БАССР (1928—1930), заместитель директора БашНИИ педагогики (1934—1936). В 1926 году опубликовал книгу «Башкирское движение в 1917, 1918, 1919 годах», ставшую первой работой по истории башкирского национального освободительного движения. В 1936 году обвинен в национализме и осужден на 5 лет. В 1937 году за те же действия осужден вторично и расстрелян. Реабилитирован (1989).
5 Агишев С. И. (1904—1973), в то время журналист, впоследствии известный башкирский писатель (псевдоним Сагит Агиш), автор нескольких повестей и романов о жизни башкирской деревни. Лауреат республиканской премии Салавата Юлаева (1975).
6 Бурангулов М. А. (1888—1966), в то время преподаватель башкирского языка, драматург, пьесы которого уже в 20—30 годы фактически составляли основу всего репертуара башкирского театра. В 1937 году был арестован по обвинению в «буржуазном национализме», но вскоре отпущен. Стал классиком башкирской литературы, внес вклад в развитие башкирской фольклористики, народный сэсэн Башкортостана (1944). В 1945 году вновь был подвержен гонениям, в 1950 году лишен всех званий и наград и осужден на 10 лет. Реабилитирован (1959).
7Кунакбаев Х. А. (1912—1943), башкирский поэт (псевдоним Хусаин Кунакбай), в 1930—36 годах — работник газеты «Кызыл Башкортостан» и Башкирского радиокомитета, позже — преподаватель в Давлекановском и Стерлитамакском педучилищах. Погиб на фронте.
8 По нескольким доносам, в том числе и одного из известных башкирских писателей, в конце июня 1937 года А.Тагиров был арестован, 27 июля выведен из состава президиума БашЦик, 11 августа исключен из партии. 27 сентября того же года расстрелян «как один из руководителей антисоветской националистической повстанческой организации в Башкирской АССР, связанной с разведцентром Турции». Реабилитирован (1956).
9 Х. Л. Давлетшина (1905—1954), башкирская писательница, делегат I съезда писателей СССР (1934), к указанному времени автор повестей «Айбика» (1931) и «Волна колосьев» (1932), посвященных проблеме формирования характера человека в процессе колхозного строительства. Сразу после ареста мужа была арестована «за недоносительство» и осуждена на 3 года исправительно-трудовых лагерей. В 1967 году за роман «Иргиз» (1942—1952) ей посмертно была присуждена республиканская премия имени Салавата Юлаева.
Из архива: январь 2005г.
Автор: Юрий Ергин
Журнал "Бельские просторы" приглашает посетить наш сайт, где Вы найдете много интересного и нового, а также хорошо забытого старого