«Вы, что же, защищаете взятки?!» — воскликнул мой vis-à-vis в ответ на замечание, сделанное мною, что взяточничество ещё не самый страшный вид коррупции, бывают, дескать, и пострашнее. Я почувствовал сразу же себя явно не в своей тарелке, поскольку вовсе не собирался защищать взяточничество. Тем более, что у меня лично взяточники вызывают сильную… брезгливость. Но вот взяточники именно брезгливость, а другие коррупционеры, пожалуй, ненависть.
Постараюсь объяснить почему.
Прежде всего я хотел бы уж в который раз заметить, что коррупцию я понимаю следующим образом:
Коррупция есть нанесение вреда обществу путём порчи системы государственного управления лицами, участвующими в таком управлении.
Стоит сразу обратить внимание, что в данном случае вред должен наноситься не собственно государству, а обязательно обществу. Обществу и только ему, поскольку сам по себе вред государству не может считаться преступным, если он не несёт в себе общественной опасности. В конце концов государство может и не вполне отвечать требованиям общества. Тогда надо жертвовать не обществом, а, простите, именно государством.
Есть простой пример, из которого хорошо видно, что сама по себе антигосударственная деятельность вовсе не обязательно является и антиобщественной.
В Болгарии неплохо известна судьба такого поэта и переводчика как Гео Милев. Длительное время он считался просто исчезнувшим: ну, вот так вот, вышел на улицу, был задержан полицией и исчез. Больше его никто не видел. Было это давно. В первой половине прошлого века. Но во второй половине всё того же прошлого века на окраине Софии велись земляные работы. И в ходе них было обнаружено большое захоронение. В нём оказались останки, опознанные как останки именно Гео Милева (поэт после тяжёлого ранения, полученного в годы Первой Мировой Войны, носил стеклянный глаз, по которому его и опознали). Выяснилось в конце концов, что он был просто задушен в полиции и тайно захоронен на окраине Софии.
Но вот вопрос: а отчего же это произошло тайно? Вегетарианским тогдашний режим Болгарии не был и, если надо было убить Гео Милева за что-то, то что, в сущности, мешало осудить его и ликвидировать?
А вот что.
Дело в том, что Гео Милев занимался антигосударственной деятельностью, резко ослабляя именно государство. Болгария, как можно вспомнить, во время Первой Мировой Войны была союзником Германии и в результате оказалась обязанной подвергнуться разоружению. Гео Милев в числе других людей как раз занимался раскрытием тайных от Антанты складов вооружения, которые болгарское государство имело, но иметь было не вправе. Он действительно вёл антигосударственную деятельность. Но эта деятельность никак не была антиобщественной.
Итак, порча государственного управления только тогда составляет коррупцию, когда она именно вредит обществу. Подчеркну: само по себе государственное управление и государственность вообще вовсе не являются высшими ни человеческими, ни общественными ценностями, а только и исключительно средствами.
Далее. Из данной выше дефиниции видно, что лично я понимаю под коррупцией не всякое вообще общественно опасное деяние, равно как я вовсе не склонен всё на свете преступления поименовывать геноцидом. Коррупция с моей точки зрения это такая порча государственного управления, которая производится изнутри государственного аппарата, его служащими. Иначе можно обвинить в коррупции, и именно в коррупции всякого политика, который стремится изменить политическую ориентацию государства. Иными словами: если отбросить требование порчи государства именно со стороны его служащих, изнутри, то будет возрождено применение именно политических репрессий. Что, в принципе, мы кое-где и наблюдаем.
Итак, теперь имеет смысл разобраться в факторах, которые обусловливают существование коррупции.
Заметим сразу, — и это прямо следует из определения коррупции так, как оно было дано выше, — что вред, наносимый обществу, должен наноситься в состоянии закрытости от общества при условии, конечно, если сам по себе государственный строй является демократическим. Настаиваю, что демократия как таковая есть просто власть, основанная на волеизъявлении того, кого вообще относят к народу, в его большинстве и сама по себе вовсе не гарантирует правовости. Демократия в Германии в своё время благополучно привела к фашизму в форме нацизма. Не стоит об этом забывать, ибо история любит напоминать плохо усвоенные людьми уроки.
Из сказанного следует, что важным для возникновения коррупции вообще должна быть закрытость государственного аппарата, его деталей и его функционирования от гражданского общества. Если учесть, что «винтиками» государственного механизма являются именно люди — государственные служащие, и именно они непосредственно осуществляют или не осуществляют действия, то можно точно указать те факторы, которые обусловливают коррупцию вообще. Факторы даются в абсолютном выражении.
1. Власть и её носители должны быть отгорожены от гражданского общества. И безответственны перед гражданским обществом на всех уровнях.
2. Должна быть прямая зависимость осуществления прав и свобод членов общества от действий государственных служащих. То есть механизм осуществления прав должен быть устроен по РР-началу.
3. Государственные служащие должны эффективно устранять или ограничивать права и свободы по своему усмотрению.
Вот три криминогенных фактора, которые, взятые вместе, обусловливают как раз порчу государственного управления.
Почему порчу? — Именно потому, — я исхожу из этого, — что действительное, то есть существующее с необходимостью, государство должно быть именно правовым, а, скажем, не легистским, то есть как раз «диктатурой закона» (и именно в этой степени оно и является действительным):
высшей целью существования государства вообще является гарантирование прав и свобод по крайней мере собственных граждан, а не обустройство некоего внешнего по отношению к ним порядка, и, уж точно — не безопасность самого по себе государства.
Подчеркну ещё раз.
Если принять концепцию правового государства, то из неё следует, что государством и государственностью не только можно, но и дóлжно жертвовать в том случае, когда это необходимо для защиты и гарантирования прав и свобод, как минимум, его граждан. Всякий, кто понимает иначе, во-первых, придерживается мнения, не согласующегося со ст. 2 Конституции Российской Федерации, а во-вторых, не мыслит государство как именно правовое. Прав или не прав понимающий иначе — вопрос второй, я лично теорию правового государства разделяю, хотя никому не навязываю. Просто желательно называть всё своими именами. И обращать внимание, что, скажем, государство, выделяющее из всех прав, например, права строго национальные или строго социальные, не может считаться вполне-правовым. Хорошо это или плохо — вопрос тоже особого рассмотрения.
Другое дело, что всякое государство, представляя собою именно классовую диктатуру, никогда не является именно вполне правовым, но именно поэтому оно обречено на прехождение.
Обратим теперь своё внимание, что при коррупционных деяниях государственные служащие действуют рассудочно. Они действуют прежде всего как люди. Тогда надо иметь в виду, что действия человека вообще как именно человека обусловлены некоторым интересом. Вот как раз в зависимости от этого интереса (а вовсе не выгоды!) и подразделяются различные виды коррупции.
Пусть интерес будет состоять только и исключительно в получении его носителем или связанными с ним личными отношениями лицами материальных благ. То есть интерес будет экономическим.
Тогда надобно, чтобы эти блага у тех, от кого это лицо-коррупционер желает их получить, были в наличии. Мы имеем в этом случае классическое взяточничество, отличающееся в сфере коррупции от иных видов коррупции именно тем, что целью, которая сопровождает общественно опасную порчу государственного управления, является перераспределение материальных благ от индивидов, не входящих в государственный аппарат. Совершенно очевидно, что речь идёт о своеобразных коммерческих, экономических отношениях с властью. Однако такие отношения, пока они являются именно экономически обусловленными, вполне укладываются в изучаемые экономистами модели экономики. По крайней мере в модель экономики капитализма, где всё является товаром..
Во-первых, такой вид коррупции вполне предсказуем по объёмам. Никто не сможет дать бесконечно большой взятки.
Во-вторых, такой вид коррупции ограничен по применимости, ведь никто не будет давать взяток более, чем получаемая выгода от дачи такой взятки.
Иными словами, взяточничество является пусть вредным, конечно, но фактором экономического расчёта. Это именно экономические потери.
Но человек не был бы человеком, если бы все его интересы заключались исключительно в материальной сфере. Скажем, одна из самых тяжких страстей человека, особенно человека в государственном аппарате, есть страсть к власти над другими людьми. И далеко не всегда чиновники вообще замечают, что их действия обусловлены именно такой страстью. Например, именно эта страсть обусловливает неутолимую тягу бюрократов любого ранга к контролю над тем, что вообще тяжело поддаётся контролю. И эта страсть, в отличие от материального интереса, никак ничем не ограничена и не предсказуема во всех частных случаях. При интересе такого вида, интересе к власти, мы получаем другие виды коррупции: превышение полномочий или злоупотребление властью. Заметим, что второе является уже разновидностью первого.
Почему эти виды коррупции опаснее взяточничества? А именно потому и именно в той степени, в какой они не ограничены в объёмах и не могут быть предсказуемы и спрогнозированы.
Для иллюстрации я приведу вот какой пример.
Существует мнение, что при ежовщине коррупция была подавлена. Это утверждение верно, но только в отношении не к коррупции вообще, а исключительно в отношении ко взяточничеству. Взяточничество при том режиме общих репрессий, действительно, было уничтожено. Пусть не до конца, но значительно. Однако, как раз коррупция при при позднем Ягоде и ежовщине существовала и расцвела махровым цветом по всей стране. Эта коррупция просто носила формы не взяточничества, а превышения власти и злоупотребления ею. Никто не мог в те годы рассчитывать на собственную безопасность. Но взяток давали и брали, действительно, намного меньше. Это — правда.
Скажу сразу: приведённый пример вовсе не единственно возможный. Годы маккартизма, скажем, в США есть также годы государственного произвола, обусловленного именно злоупотреблением властью. А больше ли арифметически, меньше ли там или здесь жертв — вопрос пятидесятый, не имеющий прямого значения для квалификации явления как такового.
Вот как раз в свете всего сказанного я и считаю, что взяточничество как вид коррупции есть более предсказуемый, и, следовательно, менее опасный вид коррупции, чем, например, злоупотребление властью.
А вот уже из сказанного следуют некоторые далеко идущие выводы.
Поскольку коррупция как таковая вообще обусловлена прежде всего закрытостью государственного аппарата и его функционирования от общества, то единственный путь борьбы с ней заключается в чём? В усилении репрессий со стороны государства, как это делают многие пламенные «борцы с коррупцией»? — А вот ничего подобного! Усиление репрессий в условиях недостаточного гражданско-общественного контроля над государственным управлением не устраняют, а лишь углубляют коррупцию. Например, переводя её из экономической формы — взяточничества в другие формы, о которых сказано выше. Как тут не вспомнишь построение пресловутой «вертикали власти» под лозунгом «управляемой демократии». На этот как раз момент и стоит обращать внимание, когда оцениваешь порядок в том или ином государстве. Скажем, я не верю, что в Грузии при том законодательстве, которое там есть, — оно допускает колоссальный произвол в криминалистических квалификациях, как минимум, — и той степени авторитарности в управлении побороли коррупцию как таковую. Но я готов признать, что со взяточничеством в Грузии, в целом, справились. Но при этом из тех же данных должно следовать, что это взяточничество долно просто переместиться наверх.
Коррупция же как таковая вообще может быть преодолена лишь уменьшением всех трёх вышеперечисленных факторов, которые её обусловливают, а вовсе не усилением репрессий.
А потому я повторю эти криминогенные факторы:
Власть и её носители отгорожены от гражданского общества. И безответственны перед гражданским обществом на всех уровнях.
- Прямая зависимость осуществления прав и свобод членов общества от действий государственных служащих. То есть механизм осуществления прав должен быть устроен по РР-началу.
- Государственные служащие должны эффективно устранять или ограничивать права и свободы по своему усмотрению.
А все желающие оценивать — к чему ведут те или иные, рассматриваемые ими методы борьбы с коррупцией или отдельными её видами, пусть сделают вывод сами.