Не, возможно, как человек В.Е.Возгрин был неплохим, и, возможно стремился к ... (ну, к чему нибудь, человек всегда стремится). Но, раз уж я написал, что четырехтомник вышеозначенного автора... (как бы так помягче выразиться). Слушайте, а, давайте просто почитаем выдержки из этой книги. Начнем с той части, которая пафосно зовется "Пролог"
"Геноцид ныне справедливо считается «тягчайшим преступлением против человечества» (Энц. словарь. С. 291). Но так было не всегда. На заре человечества, когда человек едва начал отличать себя от зверя, геноцид являлся скорее общепринятой практикой, чем каким-то жутким нарушением межчеловеческих норм. Как утверждают специалисты, он вообще был «исходной точкой отношений между человеческими сообществами». Именно идеи, — к сожалению, к геноциду человека толкали не экономические обстоятельства, а идеологические (вариант — конфессиональные, этатистские и т. д.) убеждения. Поэтому для раскрытия темы целесообразен небольшой исторический экскурс в эволюции радикального антагонизма в великих религиях".
Ну, что ж такой тезис мы уже слышали, немного в другой интертрепации, в текстах, оправдывающих нацизм. Я лояльно отношусь ко всем религиям, считая, что "храм должен быть, прежде всего в душЕ". Возможно, я грешу, не исполняя какие-либо общепринятые ритуалы. Я просто стараюсь поступать по совести. И, что-то совесть мне подсказывает, что автор целенаправленно унижает православие. Целенаправленно и гадостно. Хочется задать вопрос: "Мужик, уж если ты собрался писать историю крымских татар, то к чему весь твой "Пролог"? (Никакого отношения к татарам отношения не имеющий)
"Как известно, победитель часто всю свою жизнь носит шрамы от ран, нанесенных ему павшим противником. Христианство, успешно и, главное, своевременно покончив со сторонниками инквизиции и религиозных войн, приобрело вполне благообразный вид- И лишь зарево югославской и чеченской боен высветили на его лице застарелые, страшные отметины нетерпимости. Небесследно прошли для него и былые схватки с внутренним врагом, с сектами и ересями, где глубоко укоренилось догматическое манихейство (прежде всего в павликанской, вальденской, молоканской, богомильской, катарской, альбигойской и беспоповской). Несоизмеримо сильнее, чем у западных церквей, заметны эти рубцы на теле православия. Примеров тому немало, они будут приведены ниже. Почему же от язв нетерпимости к окружающим, от духовного дальтонизма, в общем излеченных в католическом и протестантском мире, до сих пор страдает именно православие? Исторических причин (основных) здесь две, хотя они настолько фундаментальны, что достаточно было бы и одной".
Что ж за причины такие? Из сумбурного изложения я понял, что это ... скифы и ... община (ну, так следует из его гуманитарного хаоса тезисов.)
В чем виноваты скифы? Я так и не понял. Цитирую:
"Пришедшие в VII в. до н. э. на территорию будущего расселения восточных славян в Северном Причерноморье (Киевская Русь), они принесли с собой от иранских пределов маздеизм в его чистом, не смешанном с позднейшими влияниями виде. В дальнейшем произошло неизбежное: восточные славяне стали смешиваться со скифами, причём основательно Начались и культурные заимствования у более высокоразвитых кочевников.
Так в чем виноваты скифы?
"Распространение этих маздеистских идей среди восточных славян было широким, и проникали они глубоко, так как проводниками им служили многочисленные властители душ той эпохи, интеллектуалы-волхвы"
Далее идет какой-то гениальный скачок мысли и делается вывод:
"Впервые к христианам «не нашего толка» стали относиться как к нелюдям, к порождениям Сатаны, вполне православные иноки (лишь гораздо позже их примеру последуют раскольники). Отчетливо антиевангельские принципы непримиримости и фобий позже проводились не только литературой, апробированной церковью или государственной властью, но и ходившими по рукам в копиях многочисленными и крайне популярными сочинениями, как официально рекомендованными, так и неофициальными, написанными в беллетристическом и эпистолярном жанрах. Что естественно, ведь принципы эти стали «достоянием масс» ещё до водружения креста на киевских холмах".
Наверное в этом тоже виноваты скифы. Но не только они. Виновата еще Византия:
«Разлагаясь, умирая, Византия нашептала России все свои предсмертные ярости и стоны и завещала крепко хранить их России. Россия у постели умирающего очаровалась этими предсмертными его вздохами, приняла их нежно к сердцу и дала клятву умирающему — смертельной ненависти к племенам западным, более счастливым в исторической своей судьбе, и к самому корню их особого существования... Как „уподобиться" Византии — в этом состояло существо исторических забот России в течение более чем полутысячелетия» {Розанов, 1991. С. 330)
"Ой, да я читал В.Е.Возгрина, ничего русофобского в нем нет!" Правда? Ну, что ж читаем дальше.
"Ещё одно замечание. Россия не прожила, не прочувствовала Возрождения. При всех культурно-нравственных минусах этой исторической эпохи она принесла с собой не только античную науку, но и античный культурный гуманизм. Россия осталась лишённой и того, и другого. Поэтому свирепость Средневековья, не испытав здесь ренессансного смягчения, перешла прямиком в Новое время, хотя полностью раскрыться она смогла только после 1917 г."
Мы, русские, оказывается тупые заскорузлые люди, которые стремятся к самозоляции.
"За тысячелетие христианства на Руси такая идея церковно-политической герметичности, наложившаяся на аналогичную, но подсознательную тягу к самоизоляции народа, не могла не стать характерным внешним признаком этнической психологии и национальной культуры великороссов. Более того, доказано, что она стала уже «системообразующей характеристикой» нации (Яковенко, 1996. С. 6)".
Второй причиной нашей второсортности (после скифов) является... "русская сельская община". Смысл следующего "мэссэджа" абсолютно непонятен (для нормального человека), зато цель предельно понятна:
"В неординарной истории России Нового времени нередко роль духовного и социального мира общины недооценивается. Мы забываем о том, что сельские миряне не просто составляли абсолютное большинство среди сословий царства, но что и на рубеже XX в. их доля далеко превышала 70% (учитывая и вчерашних крестьян, хлынувших в конце позапрошлого века в город, чьи слободские окраины и без того с давних пор являлись общинами со всеми признаками сельских). Что же касается экономической основы «мира», то и в 1927 г. общинные земли составляли в Европейской части России 91,1% от сельскохозяйственных площадей (Итоги. С. 120—121). Заметим, что на Украине их было резко меньше: около 33% на Левобережье и всего 14% на правобережной её части. А в Крыму закрытой общины русского типа не наблюдалось вообще; исключение — так называемые «русские» (то есть целиком переселенческие) деревни при поместьях, население которых не имело ни корней, ни связей с местными социально-экономическими традициями и практически на жизнь крымского народа не влияло".
Еще одна цитата:
"Как бы то ни было, мастерство «русского пахаря» сильно преувеличено, и его превозношение является лишь ярким образцом этнического самовозвеличения".
"Для сельского мира уже соседняя община была «ненашей», чужой. У неё было не грех урвать кусок пастбища, отхватить угол пашни, участок леса. Интересно, что акции или качества, считавшиеся порочными внутри замкнутого мирка общины, теряли негативную свою окраску за околицей. Запахивание чужой земли, порубка в соседнем лесу, наглый обсчёт пришлых батраков считались не бесчестным, а лихим, молодецким поступком. Если же такое действие шло на пользу не одному, а всей общине, то тут получала всеобщее одобрение даже прямая кража соседского имущества, а вор долго ходил в героях. В свою очередь, от соседских общин ожидалось аналогичное поведение. С ними нужно было держать ухо востро в ожидании подобных же подвигов, которые, в случае поимки такого «сельского активиста», карались жестоко и беспощадно. Это — простой пример использования на практике двойного стандарта, когда оценка поступка менялась на прямо противоположную, в зависимости от того, кто его совершал, «наш» или же «не наш»"
"Отношение же к соседям-народам складывалось не просто такое же, как к соседям-сёлам (то есть настороженно-эгоистичное), а прямо неприязненное (в отношении «чужих» людей Востока) или вдобавок ещё и завистливое (к странам Запада), в потенции же одинаково враждебное. Причем если вспышки вражды между общинами выражались междоусобицами, где в ход шли колья, то в державном масштабе это были вооружённые конфликты или обычная война. И она так же не рассматривалась абсолютным большинством русских (то есть членами сельских миров) как слишком уж зверская манера общения с окружающим миром".
"Вообще русская колонизация была конкретным воплощением агрессивности. Конечно, народная экспансия выглядела как чисто экономическая (переселенческие уходы). Но суть в том, что империя подозрительно быстро прощала этих «беглых», неизменно оказывая им на местах, изымаемых русскими мужиками у аборигенов, необходимую помощь".
"На микроуровне же вспышки агрессии и насилия порождаются экономической и моральной фрустрацией (неудовлетворённостью), в которой недостатка нет и никогда не было. Её истоки в том, что агрессия, губя свои жертвы, не давала повода почувствовать себя «на коне» ни сибирскому казаку, ни мужику переселенцу, ни участникам «русских войн» конца XX в. По этому поводу полезно бы вспомнить о таком ныне забытом способе выпускания агрессивного пара перегретого этноса (по Л. Гумилёву), как массовые драки стенка на стенку. В этой традиции участвовало мужское население страны от мала до велика, причём не только в деревнях, но и в слободках немногочисленных промышленных городов".
"Да и позже агрессивная психология сохраняла свои качества и вполне национальный уровень. Ни Востоку, ни Западу неведомо такое бесправие личности, такое тотальное подавление её свободы, когда ощущается гнёт самовластья не одного, а миллионов мелких деспотов, вездесущих и охочих решать любые проблемы «миром», сообща".
"История России — это история многовекового террора. Причем массового не только по числу жертв, но и по массе его исполнителей и просто сторонников"
"Тем не менее доныне простое упоминание об агрессивности великороссов вызывает яростный протест многих миллионов апологетов Святой Руси, не признающих самого словосочетания «народ-агрессор». По отношению к себе, конечно, не к американцам же! Доказывать здесь что-либо сложно и, главное, бесполезно".
Ну, вот такие мы, оказывается. Пойду помою руки, да и клавиатуру спиртиком протру (а, то вдруг, злобное слабоумие заразно).
