Найти тему
ИСТОРИЯ КИНО

Мелодрама "ЕЩЕ РАЗ ПРО ЛЮБОВЬ" (СССР)

Внимание!!! Это статья из "Советского экрана" за 1968 год!

"— А вот у меня в записной книжке телефоны трехсот шест­надцати друзей. И все сейчас подыскивают тебе комнату.

(Электрон — Наташе. «Еще раз про любовь».)

"Обычно человеческие чувства не сводят к арифметическим величи­нам. Мы навсегда запоминаем пушкин­ские слова: «Друзья, прекрасен наш союз». Он всегда обращался — «дру­зья», пусть их с годами становилось меньше.

Дружба, очевидно, не поддается статистике.

«Я помню чудное мгновенье»,— го­ворил он. И мы не вспомним точно, в скольких пушкинских строках дли­лось оно. Ведал ли об этом сам поэт?

Любовь не измеряется строкомером.

«Сто четыре страницы про лю­бовь» — называется пьеса Э. Радзин­ского, и «Еще раз про любовь» — фильм, поставленный Г. Натансоном по этому произведению.

Я, естественно, никого ни с кем не сравниваю. Я говорю о характере чувства и его выражении.

Бортпроводница Наташа, познако­мившись с физиком Электроном, произносит в фильме «Еще раз про любовь» замечательные слова: «Хо­рошо, если бы все люди лет на пять замолчали. Тогда у всех слов снова бы появился большой смысл».

Но киногерои, как известно, разго­варивают.

«Мотогонки по вертикальной стене в Огайо. Мы, мотоциклисты, мчимся
вверх, ввинчиваясь в стенку круг за кругом. Над нами звезды, а внизу — огонек у входа. Так похож на черво­вую карту. Или проще — на чье-то сердце».

Эту словесную шелуху рассыпает в фильме с эстрады мальчик-поэт. Над ним посмеиваются.

А вот говорит Электрон. В жизни.

«Вы, видно, очень чуткая девушка, тогда что же вы одна?»

«Просто людям моложе ста двух лет свойственна вера в необыкновенную встречу».

«Итак, выпьем по поводу моей странности».

«Вы лучшая девушка в СССР».

«Нет, я просто вам понравился. Ко­гда еще вон там сидел, на вас смот­рел, уже понравился».

«У вас лучшие глаза в СССР».

«Наверное, мы сейчас похожи на столетних супругов».

«У меня есть потрясающая кофевар­ка... Лучшая в' СССР».

Легко заметить, что между «мото­гонками по вертикальной стене в Огайо» и лексиконом героя нет ни­какой разницы. И уж большого смыс­ла в словах нет ни здесь, ни там.

Но слова — это и характер, и чув­ство, и мысль.

Понимаете, если это всерьез — весь словесный поток Электрона, 316 друзей в его записной книжке, шикарная шкура белого медведя на полу, набор конфет для угощения и «лучшая кофеварка в СССР»,— то это всего-навсего вульгарно. Это не про физика, а про «жоржика», не про любовь, а про «роман» баналь­ного сердцееда.

Рядом с героем всегда обитает шарж. Рядом с Печориным — Груш­ницкий.

Электрон Евдокимов по замыслу — физик, интеллектуал. И показано это так: могучий талант, волчий аппетит, шкура белого медведя, таинственный опыт на Альфе — «покрутим одну ма­шину— и порядок». И, разумеется, ирония. В фильме все ироничны. На всякий случай.

Электрон не на один «порядок» ниже физиков из «Девяти дней од­ного года». Он скорее старший брат Тима-Тимофея из фильма «Улица Ньютона № 1». Таким его и играет А. Лазарев.

Шарж на физика. Шарж на умно­го человека. Шарж на оригинальную натуру. В фильме же он показан вполне всерьез.

Но если Эла Евдокимов неинтере­сен, тогда интересно ли его любить? Тогда интересна ли сама Наташа, из­бравшая себе такого кумира? Тогда появляется много «тогда»...

В удачных постановках пьесы «104 страницы про любовь» любовь полу­чалась, когда не было упоения мод­ной профессией, пышной фразой, модерном, антуражем. Электрон вы­глядел элементарнее, прозаичнее. И от этого лишь милее. И рядом выра­стала Наташина любовь, непонятая, отданная в общйм-то почти зазря, более серьезная, чем вызвавший ее повод. В этом был смысл, был нрав­ственный урок.

В фильме «Еще раз про любовь» нет такого противопоставления геро­ев. Здесь Эла любит, и Элу любят, и Эле дано моральное право выглядеть заурядным позером. Здесь есть дру­гое, как выразился бы сам герой, «нечто вокзальное»: блеск Электро­на, влюбленность Наташи и пронзи­тельный свисток мелодраматической разлуки.

Татьяна Доронина показывает чув­ство своей героини. Как всегда, это очень эмоционально, искренне, че­рез край души... Но актриса не может показать смысла любви. Раз она про­износит: «Я все понимаю, я ничего не могу объяснить, как собака... хм... кошка, собака...». Что ж, сбивчи­вость эта понятна. И не обязательно находить слова. Но ведь смысл чув­ства — это кого любишь, все-таки не собаку же и не кошку.

А о герое свое мнение мы уже сказали.

Главным смыслом фильма стано­вится мелодрама. Нелепая гибель ге­роини в воздушной катастрофе. На земле уже вряд ли бы удалось све­сти концы с концами.

Конечно, нам очень жалко погиб­шую Наташу. Она-то хороший, доб­рый человек. Но ведь не для жало­сти снимаются кинокартины. В том числе и хорошие мелодрамы.

Искусство — это раздумье над жизнью человека, над ее смыслом, а не над трагическими превратностями авиаполета. Режиссер Г. Натансон, очевидно, должен был показать свое понимание жизни и любви героев.

Он ограничился пересказом сюжета. И его банальные внешние приметы отснял очень серьезно, очень тща­тельно. Здесь все с нажимом — огни ресторана и подземных тоннелей, публика в зале и на улицах, Элина квартира, и служба, и даже ирония...

Кстати, тот же иллюстративный под­ход чувствовался и в предыдущей ра­боте режиссера — «Старшей сестре». Это фильмы без собственного отно­шения к литературном) оригиналу. Это робкий кинематограф. А в дан­ном случае и банальный.

Когда Электрон Евдокимов узнает о гибели Наташи, авторы выводят его к стадиону «Динамо». Рассказ о смерти героини назойливо преры­вается репликами футбольных бо­лельщиков: «Нет ли лишнего билети­ка?» Смерть, «лишний билетик» — нет, не складывается это в осмысленный и сильный финал фильма!

Да, нам очень жалко Наташу. И жалко еще, что не получился настоя­щий рассказ о любви.

Знаю, что многие зрители разой­дутся со мной в оценке. Но давайте сразу уточним, в оценке чего?

Рассказ о любви, настолько значи­тельной, сильной, что — только о ней; рассказ о любви, в которой абсолют­но неважно, блестящий ли ты физик или скромная бортпроводница; рас­сказ о любви, в которой чувствуется сегодняшний день, его психология, нерв, слово,— такой рассказ может быть прекрасным.

Но в искусстве всегда существуют намерения и результат. Я писал о результате.

Любовь — такая повесть о челове­ке, где каждый из нас многое берет на веру, сверх веры, многое допол­няет от себя...

Но каждый из нас ждет, когда ему еще раз расскажут про любовь, но так, словно это рассказано в первый и единственный раз. Один раз про любовь" ( Зоркий А. Один раз про любовь // Советский экран. 1968. № 17. С. 2).