Внимание!!! Это статья из "Советского экрана" за 1968 год!
"— А вот у меня в записной книжке телефоны трехсот шестнадцати друзей. И все сейчас подыскивают тебе комнату.
(Электрон — Наташе. «Еще раз про любовь».)
"Обычно человеческие чувства не сводят к арифметическим величинам. Мы навсегда запоминаем пушкинские слова: «Друзья, прекрасен наш союз». Он всегда обращался — «друзья», пусть их с годами становилось меньше.
Дружба, очевидно, не поддается статистике.
«Я помню чудное мгновенье»,— говорил он. И мы не вспомним точно, в скольких пушкинских строках длилось оно. Ведал ли об этом сам поэт?
Любовь не измеряется строкомером.
«Сто четыре страницы про любовь» — называется пьеса Э. Радзинского, и «Еще раз про любовь» — фильм, поставленный Г. Натансоном по этому произведению.
Я, естественно, никого ни с кем не сравниваю. Я говорю о характере чувства и его выражении.
Бортпроводница Наташа, познакомившись с физиком Электроном, произносит в фильме «Еще раз про любовь» замечательные слова: «Хорошо, если бы все люди лет на пять замолчали. Тогда у всех слов снова бы появился большой смысл».
Но киногерои, как известно, разговаривают.
«Мотогонки по вертикальной стене в Огайо. Мы, мотоциклисты, мчимся
вверх, ввинчиваясь в стенку круг за кругом. Над нами звезды, а внизу — огонек у входа. Так похож на червовую карту. Или проще — на чье-то сердце».
Эту словесную шелуху рассыпает в фильме с эстрады мальчик-поэт. Над ним посмеиваются.
А вот говорит Электрон. В жизни.
«Вы, видно, очень чуткая девушка, тогда что же вы одна?»
«Просто людям моложе ста двух лет свойственна вера в необыкновенную встречу».
«Итак, выпьем по поводу моей странности».
«Вы лучшая девушка в СССР».
«Нет, я просто вам понравился. Когда еще вон там сидел, на вас смотрел, уже понравился».
«У вас лучшие глаза в СССР».
«Наверное, мы сейчас похожи на столетних супругов».
«У меня есть потрясающая кофеварка... Лучшая в' СССР».
Легко заметить, что между «мотогонками по вертикальной стене в Огайо» и лексиконом героя нет никакой разницы. И уж большого смысла в словах нет ни здесь, ни там.
Но слова — это и характер, и чувство, и мысль.
Понимаете, если это всерьез — весь словесный поток Электрона, 316 друзей в его записной книжке, шикарная шкура белого медведя на полу, набор конфет для угощения и «лучшая кофеварка в СССР»,— то это всего-навсего вульгарно. Это не про физика, а про «жоржика», не про любовь, а про «роман» банального сердцееда.
Рядом с героем всегда обитает шарж. Рядом с Печориным — Грушницкий.
Электрон Евдокимов по замыслу — физик, интеллектуал. И показано это так: могучий талант, волчий аппетит, шкура белого медведя, таинственный опыт на Альфе — «покрутим одну машину— и порядок». И, разумеется, ирония. В фильме все ироничны. На всякий случай.
Электрон не на один «порядок» ниже физиков из «Девяти дней одного года». Он скорее старший брат Тима-Тимофея из фильма «Улица Ньютона № 1». Таким его и играет А. Лазарев.
Шарж на физика. Шарж на умного человека. Шарж на оригинальную натуру. В фильме же он показан вполне всерьез.
Но если Эла Евдокимов неинтересен, тогда интересно ли его любить? Тогда интересна ли сама Наташа, избравшая себе такого кумира? Тогда появляется много «тогда»...
В удачных постановках пьесы «104 страницы про любовь» любовь получалась, когда не было упоения модной профессией, пышной фразой, модерном, антуражем. Электрон выглядел элементарнее, прозаичнее. И от этого лишь милее. И рядом вырастала Наташина любовь, непонятая, отданная в общйм-то почти зазря, более серьезная, чем вызвавший ее повод. В этом был смысл, был нравственный урок.
В фильме «Еще раз про любовь» нет такого противопоставления героев. Здесь Эла любит, и Элу любят, и Эле дано моральное право выглядеть заурядным позером. Здесь есть другое, как выразился бы сам герой, «нечто вокзальное»: блеск Электрона, влюбленность Наташи и пронзительный свисток мелодраматической разлуки.
Татьяна Доронина показывает чувство своей героини. Как всегда, это очень эмоционально, искренне, через край души... Но актриса не может показать смысла любви. Раз она произносит: «Я все понимаю, я ничего не могу объяснить, как собака... хм... кошка, собака...». Что ж, сбивчивость эта понятна. И не обязательно находить слова. Но ведь смысл чувства — это кого любишь, все-таки не собаку же и не кошку.
А о герое свое мнение мы уже сказали.
Главным смыслом фильма становится мелодрама. Нелепая гибель героини в воздушной катастрофе. На земле уже вряд ли бы удалось свести концы с концами.
Конечно, нам очень жалко погибшую Наташу. Она-то хороший, добрый человек. Но ведь не для жалости снимаются кинокартины. В том числе и хорошие мелодрамы.
Искусство — это раздумье над жизнью человека, над ее смыслом, а не над трагическими превратностями авиаполета. Режиссер Г. Натансон, очевидно, должен был показать свое понимание жизни и любви героев.
Он ограничился пересказом сюжета. И его банальные внешние приметы отснял очень серьезно, очень тщательно. Здесь все с нажимом — огни ресторана и подземных тоннелей, публика в зале и на улицах, Элина квартира, и служба, и даже ирония...
Кстати, тот же иллюстративный подход чувствовался и в предыдущей работе режиссера — «Старшей сестре». Это фильмы без собственного отношения к литературном) оригиналу. Это робкий кинематограф. А в данном случае и банальный.
Когда Электрон Евдокимов узнает о гибели Наташи, авторы выводят его к стадиону «Динамо». Рассказ о смерти героини назойливо прерывается репликами футбольных болельщиков: «Нет ли лишнего билетика?» Смерть, «лишний билетик» — нет, не складывается это в осмысленный и сильный финал фильма!
Да, нам очень жалко Наташу. И жалко еще, что не получился настоящий рассказ о любви.
Знаю, что многие зрители разойдутся со мной в оценке. Но давайте сразу уточним, в оценке чего?
Рассказ о любви, настолько значительной, сильной, что — только о ней; рассказ о любви, в которой абсолютно неважно, блестящий ли ты физик или скромная бортпроводница; рассказ о любви, в которой чувствуется сегодняшний день, его психология, нерв, слово,— такой рассказ может быть прекрасным.
Но в искусстве всегда существуют намерения и результат. Я писал о результате.
Любовь — такая повесть о человеке, где каждый из нас многое берет на веру, сверх веры, многое дополняет от себя...
Но каждый из нас ждет, когда ему еще раз расскажут про любовь, но так, словно это рассказано в первый и единственный раз. Один раз про любовь" ( Зоркий А. Один раз про любовь // Советский экран. 1968. № 17. С. 2).