«Ведущей музыкальной темой в фильме звучит, становясь словно бы единственно возможным здесь, анданте из 21-го фортепьянного концерта Моцарта — это чудо скорбной и светлой, щемящей чистоты, это немыслимое единение трагического реквиема и гимна жизни. Я смотрел «Эльвиру Мадиган» несколько раз, один — в большом копенгагенском кинотеатре, где фильм шел третий месяц с аншлагами, и было странно видеть этот битком забитый зал после других, пустующих, и было странно видеть заплаканные лица нуда как несентиментальных молодых людей (а молодежь преобладала). Было радостно видеть победу искусства здорового, простого и насущного, как черный хлеб, произведения глубоко трагического, но одновременно мужественного и очищающего красотой. Было радостно сознавать, что именно такой фильм стал одним из самых выдающихся явлений о шведском кино последнего времени.
Талантливый шведский режиссер Бу Видерберг, взяв за основу хрестоматийную историю любви и смерти аристократа и цирковой танцовщицы, творит пастораль, пронизанную мягкими лучами северного солнца. Здесь всё гармония, все дышит молодым, здоровым, целомудренным счастьем, всякому понятной и всякому доступной красотой естественного бытия. И в то же время издавна присущий шведскому кино мотив недолгой, заведомо обреченной летней идиллии дан в «Эльвире Мадиган» с леденящей трезвостью.
Они хотели остаться наедине со своей любовью, с землей и небом, что открылись им словно впервые, словно сначала, с самими собой, только сейчас понятыми. Прекрасное материально и материальное прекрасно в этом фильме — и золотистые предвечерние блики на лице Эльвиры, и скромная трапеза в лесной тени, и объятый маревом желто-зеленый луг... Материальны, но отнюдь не прекрасны тщательное подсчитывание мелких монеток, голодная Эльвира, ползающая по травяному ковру в поисках последних ягод, унижение нищеты, унижение бегства от бдительных филистеров, унижение демонстрации Эльвириных коленок организаторам местечкового бала.
С предельным лаконизмом и неумолимостью, с подлинной зрелостью социального мышления прослеживает Видерберг движение нравственного конфликта, трагическая кульминация которого возникает тогда. когда молча, глубоко в себе осознают герои три простые истины: любовь немыслима вне общества; ТАКАЯ любовь немыслима в ТАКОМ обществе: без ТАКОЙ любви и в ТАКОМ обществе им отныне не жить. И звучат выстрелы, и стоп-кадр запечатлевает последнее движение Эльвиры, свободное напряжение фигуры, ее руки, протянутые к бабочке. И в этой смерти — победа жизни.
Для Видерберга лиризм неотъемлем от рационального анализа социальной природы вещей; оттого логика художнического саморазвития привела сейчас режиссера и работе над фильмом о рабочей забастовке» (Матусевич В. Здоровье, как черный хлеб… // Советский экран. 1968. № 13).
