В кон. XV – нач. XVI вв. такой выдающийся мыслитель как Николо Макиавелли, и такой политик, как король Франции Франциск I предпринимали попытки создать более совершенную военную организацию, нежели принятие на временную службу наёмников. Однако их попытки не увенчались успехом.
Как писал Ганс Дельбрюк, «прогресс в этом отношении совершился способом, которого не предлагал ни один теоретик, не сконструировал ни один философ и никто не предвидел» . Просто банды наёмников изменили свой характер, оставаясь длительно под знамёнами и превратились в постоянные войска.
Сперва — у испанцев, затем — у нидерландцев, в результате Тридцатилетней войны — во всех более крупных областях Германии, и наконец, у англичан — лишь при переходе от XVII к XVIII столетию.
Как бы ни был могуществен Император Священной Римской империи Фердинанд II, какими бы обширными владениями не обладал, он был не в состоянии набрать в них столько военной силы, сколько сумел безродный авантюрист «Дикий Мансфельд», не говоря уже о Валленштайне.
Предпосылкой к созданию регулярной армии стало образование новой прослойки людей – чиновничьего аппарата, созданного для сбора налогов на содержание армии. В результате появляется государство, как особый организм, отличный от властителя страны, управляющего наследственной территорией. Голландский юрист и философ Гуго Гроций (1583 – 1645) тогда же выдвинул принцип, что война есть дело одних солдат и гражданских лиц она не касается.
Первым государством, которое принуждено было держать банды наёмников на постоянной основе, была Испания, занятое сразу двумя военными кампаниями – во Франции и Нидерландах. Однако по своему внутреннему характеру это войско ничуть не отличалось от банды наёмников. А вот у противников испанцев, Нидерландской армии, возглавляемой Морицом Оранским и построенной на принципах, изложенных фламандским гуманистом Юристом Липсиусом, уже появились черты, присущие постоянной армии. В шведской армии Густава-Адольфа это развитие было поднято на ещё большую ступень, хотя характер старых наёмных банд был ещё полностью не изжит.
****
Какие же отличия были между армией шведского короля Густава II Адольфа и армиями других государств?
Может быть, там платили больше денег? Отнюдь. Денежное довольствие в шведской армии было меньше, но зато оно выплачивалось своевременно, без задержек. Немецкий обоз был значительнее, вследствие привычки начальников к роскоши. Поэтому всё награбленное, как правило, войсками таскалось за собой. К тому же часто жёны офицеров и солдат сопровождали своих мужей в походах. У шведов же обозы были ограничены, отчасти потому, что сам Густав Адольф отличался простотой и умеренностью жизни. На роту пехоту приходилось две повозки, или две вьючных лошади и один фургон. В эскадроне же Паппенгейма (приблизительно 150 человек), стоявших в Нордлингене 4 недели, состояло 350 обозных лошадей.
Овладевая приморскими городами, король Швеции снабжал их гарнизонами и организовывал провиантские магазины, что позволяло неплохо питать войска продовольствием.
Финансовые силы небогатой Швеции подверглись крайнему напряжению для того, чтобы содержать такое войско. Долго это было бы невозможно, но война питает войну. Раз организованная армия содержалась и даже пополнялась из областей, которые она покоряла. Национальное пополнение армии происходило не только путем добровольной вербовки: при посредстве духовенства составлялись посемейные списки по всей стране всех мужчин старше 15 лет, и производился набор по усмотрению местных властей. Таким образом, шведы были первым народом, который организовал у себя национальную армию.
Шведский король повёл войну, как он считал, сражаясь во имя великих религиозных и политических интересов. Во-первых, он выступил защитником германских протестантов. А во-вторых, он втайне надеялся примерить германскую императорскую корону, поэтому стремился победить Германию не только силой оружия, но и силой духа, завоевать сердца её народов.
Однако после его гибели в битве при Лютцене (6-го ноября 1632 года) так называемые шведские войска, которые постоянно находились в Германии, стали мало отличаться от войск других армий.
Шведскую армию вдохновлял особый патриотизм, когда она высаживалась на германской земле вместе со своим королём, но к 1635 году её разбавило такое количество немецких и иностранных рекрутов, что былое чувство сошло на нет. Некоторые местные полки в испанской армии остро ощущали чувство национальной чести, позднее во французской армии оно стало ещё сильнее, но большинство солдат, сражавшихся в 1634 году, считали себя просто солдатами. С обеих сторон воевали представители самых разных народов. Среди подписавших Пильзенский (Пльзеньский) манифест были шотландцы, чехи, немцы, итальянцы, фламандцы и французы, а также поляк, хорват и румын. Шведскими командующими (кроме самих шведов) в то или иное время побывали Фалькенберг из Гессена, чех Турн, поляк Шаффлицкий, шотландцы Рутвен и Рамсей, нидерландец Мортень, француз Дюваль. Командирами рангом пониже служили ирландцы, англичане, немцы, чехи, поляки, французы и порой даже итальянцы. В баварских полках попадались турки и греки, а также поляки, итальянцы и лотарингцы. В протестантских армиях встречались католики, в католических – протестанты: имперский полк как-то раз поднял бунт, протестуя против проведения мессы.
От этих людей, которые зарабатывали себе на жизнь военным трудом, напрасно было ждать верности, когда они сидели без денег и еды. Из 2 тысяч вюртембержцев, набранных Горном в 1632 году, как минимум половина дезертировала меньше чем за месяц, а смешанный гарнизон Филипсбурга вместе со своим испанским командованием сдал город шведам, попросту перейдя на их сторону.
К середине 30-х годов радикально изменилось и соотношение войск и гражданского населения. На землях, по которым проходили армии, постоянно проводилась вербовка рекрутов, и по мере того, как жизнь крестьян и ремесленников становилась всё тяжелее, солдатский удел казался им всё более заманчивым. Честолюбивых юношей влекли рассказы о тех немногих счастливчиках, которым удалось подняться из рядовых до высочайших вершин.