Я растворила якобс в кружке, выключила плиту, оставила кашу томиться, уселась с кружкой кофе на диване в мягких подушках. Последние дни осени. Вечер такой тёплый, на улице целый день идёт дождь. Мелкий, умиротворяющий. Идеальные условия для крепкого сна.
Мысли бродят, не желают цепляться и ровной строкой появиться на бумаге.
Ну, что ещё нужно? Тишина, уют, мягкие подушки и кофе, за окном дождь... Но передо мной белый лист бумаги. Слова равнодушно убегали прочь. Цепляющие, волнующие душу, радующие глаз.
Поставила пустую чашу. Уставилась в окно. Дождь хлестал и большими каплями обрушивался на окна. Но вот рука дрогнула и появились на белом листе первые слова.
Через год
«Она всё никак не могла решиться. Позвать с собой сестру или ехать без неё. Да, лучше без неё, чтоб в тишине, с самими собой, наедине со старой липой.
Началось с Митяй агая, он первый заколотил окна, повесил тяжёлый амбарный замок на двери, собрал вещи в голубую люльку своего Юпитера и уехал. Через месяц собралась Орина кенак. Подперла палкой ворота и ушла. Теперь уж не упомнить, кто из шалопаев первый разбил окно, потом вытащили вещи во двор. А палка так и стояла, подперев ворота. Залезали через забор. Ругались, пытались вразумить, но не помогло.
Третьими уехала семья ЭлектроВаси. Его отец первый проводил электричество в деревне, а потом и сам дядя Вася решил стать электриком, так за ним и прикрепилось ЭлектроВася. Стекла в их окнах перебили в первый же год, а рамы говорят, вытаскивали вместе с подушками окон, кому на дрова, кому просто так, чего добру гнить. Дальше сняли двери в доме Митяй агая, вместе с амбарным замком, из далека дом пугал, заколоченные окна и посреди дома тёмное пятно, как странно, когда-то дом был чудесным — вырезные наличники, добротный шифер и агай, курящий на крыльце, всегда угощал леденцами.
Потом стали уезжать другие. Бросали дома, вещи. У Петро вытащили диван и он грустно намокал от утренней росы и холодных дождей, а как-то вечером у дороги одиноко играл трельяж в солнечные зайчики последними лучами солнца. Палку у Орины кенак почему-то так никто не тронул.
Год назад упал их забор и старая липа стояла одна среди бурьяна.
В этом раз тридцать первое июля выпало на воскресенье, и она приехала раньше, чем обычно. Села на чудом сохранившуюся лавочку напротив липы, достала термос и упаковку вафли, словно учуяв сладкий запах выползли муравьи. Ползали по её рукам, забежали в упаковку, пытались утащить крупные крошки вафель.
Чай в кружке давно остыл, а она всё сидела и смотрела в чёрные пустые окна, развалившееся крыльцо. Прикрыла глаза — прямо по улице, потом за поворотом первый дом Митяй агая, правее от него широкие ворота Орины кенак, напротив дом ЭлектроВаси, а рядом через огород старая липа, синий палисадник, калитка... крыльцо с тремя ступеньками...
Спустя два часа она встала. Допила разом чай, оставила на скамейке нетронутые вафли. Убрала упаковку в рюкзак. Подняла велосипед из высокой травы, последний раз обернулась и уехала. Через год она вернётся, чтобы ещё раз вспомнить».