В первое воскресенье 2 ноября 1796 года императрица Екатерина в последний раз появилась публично. Казалось, она вышла, чтобы проститься со своими подданными. Когда она умерла, все были поражены странным впечатлением, которое она произвела в тот день.
После обедни императрица довольно долго оставалась в Тронной зале, где Ле-Брэн (Элизабет Виже-Лебрен) выставила только что оконченный ею портрет великой княгини Елизаветы (Алексеевны, на тот момент жена великого князя Александра Павловича) во весь рост.
Ее величество долго рассматривала этот портрет и говорила о нем с лицами, приглашенными к обеду. Затем состоялся большой обед, как это было принято по воскресеньям.
Среди приглашенных находились великие князья Александр и Константин, а также и их супруги. Тогда они в последний раз увидели свою бабушку, так как вечером получили приказание не являться к ней.
В понедельник 3-го числа и во вторник 4-го великий князь Александр и великая княгиня Елизавета были по вечерам в опере. В среду 5-го числа, в 11 часов утра, когда великий князь отправился гулять, за ним с величайшей поспешностью прислали от графа Салтыкова (Николай Иванович). Великая княгиня ответила, что не знает, ни где находится ее супруг, ни когда вернется домой.
Вскоре, однако, великий князь прибыл, крайне взволнованный полученным от графа Салтыкова известием, что императрица почувствовала себя дурно, и что граф Николай Зубов послан в Гатчину, чтобы привезти оттуда великого князя Павла, будущего императора.
Александр был подавлен этим известием. Однако, только около пяти часов он получил от графа Салтыкова позволение войти в комнату умирающей императрицы. В этом утешении ему отказывалось по причинам, легко понятным каждому, кто знал характер графа Салтыкова.
Действительно, много говорили о намерении императрицы передать свою корону, минуя голову сына Павла, своему внуку великому князю Александру. Никогда, я уверена в этом, он и не думал об этом (В. Н. Головина известна своей дружбой к императрице Елизавете Алексеевне).
Но достаточно было слухов об этом, чтобы граф Салтыков счел себя вправе сделать комнату императрицы недоступной для кого бы то ни было впредь до прибытия ее законного наследника.
Но так как последний не мог замедлить приехать, Салтыков отрешился от своей строгости, и великий князь получил возможность войти к своей бабке. Императрица без чувств лежала на полу, на матраце, огороженная ширмой. Комната была еле освещена. Екатерину окружали лишь Протасова (Анна Степановна), первая камер-фрейлина, и Алексеева (?), одна из первых камер-юнгфрау. Их рыдания смешивались со страшным хрипением императрицы. Это были единственные звуки, нарушавшие глубокое безмолвие.
Великий князь Александр и сопровождавшая его великая княгиня Елизавета не оставались долго перед этим зрелищем, глубоко взволновавшее их. Они отправились к великому князю Константину, помещение которого находилось поблизости. Но и там оставались лишь несколько мгновений, так как в это время прибыл их отец, великий князь Павел.
Павел, не заходя к себе, так же как и его супруга (Мария Федоровна) водворились в апартаментах императрицы. Будущий император устроился в кабинете, прилегавшем к спальне его матери, так что все те, кому он отдавал приказания, проходили, направляясь в кабинет и обратно, мимо императрицы Екатерины, еще продолжавшей дышать.
Великий князь Александр, со времени прибытия своего отца, не показывался своей супруге (из писем великой княгини Елизаветы Алексеевны к своей матери, подробно описавшей дни пред кончиной Екатерины II). Вдруг, около трех часов утра, великая княгиня увидела его входящим к ней в сопровождении великого князя Константина. Оба они были в форме гатчинских полков, состоявших под командою Павла.
Вид этих мундиров, запрещенных в Петербурге, потому что императрица не желала, чтобы ее внуки брали уроки, говоря ее собственным выражением, "прусского капорализма", уничтожил в сердце великой княгини последнюю надежду на сохранение жизни императрицы. Она расплакалась: ей казалось, что она готовится перейти из приятного местопребывания в какой-то смирительный дом.
Под утро все получили приказание одеться в русские костюмы. Это значило, что кончина императрицы приближается. Однако весь день прошел в мучительной и долгой агонии, и великая Екатерина ни на одно мгновение не приходила в сознание. Агония кончилась около 11 часов вечера.
Тогда великий князь Александр пришел за женою и невесткой, чтобы свести их к новому императору. Он заставил их стать на колени, чтобы поцеловать его руку. В это время императрица Мария Федоровна с большой расторопностью наблюдала за одеванием усопшей и за уборкой ее комнаты. Екатерина II была положена на постель и одета в домашнее платье.
Воцарение нового императора вселило ужас во все сердца. Одаренный всем, что нужно для того, чтобы быть великим государем и одним из самых обаятельных людей своей империи, он достиг лишь того, что возбуждал страх и отдалял от себя.
У Павла была пылкая душа. Вследствие невозможности действовать, его характер, вспыльчивый от природы, ожесточился. Он сделался подозрителен, суров и требователен до мелочей. Он уединился, проводил при дворе не более двух или трех месяцев в зиму, а все остальное время рассеивался от скуки, снедавшей его, в Гатчине, формированием батальонов, которые он дисциплинировал по прусской системе...
Первым действием императора было приказание совершить заупокойную службу в Невской Лавре, где находилась гробница Петра III. Он присутствовал на ней со всей семьей и всем двором. Он пожелал, чтобы гроб был открыт в его присутствии. В нем нашли лишь несколько костей, тем не менее, он потребовал, чтобы каждый поцеловал их. Затем он приказал приготовить для этого праха великолепные похороны, и среди всевозможных церемоний, религиозных и военных, которые он мог только придумать, он велел перенести гроб во дворец, а сам пешком следовал за ним.
За две недели до этого я была назначена на дежурство к телу моей государыни. Его перенесли в Тронную залу. Я пришла туда и села у стены. В трех шагах от меня, облокотившись на камин, стоял камердинер Екатерины II, отчаяние которого несколько облегчило меня.
Все было обтянуто черным: потолок, стены, пол. Блестящий огонь в камине один лишь освещал эту комнату скорби. Кавалергарды, с их красными колетами и серебряными касками, разместились группами, или облокотившись на свои карабины, или отдыхая на стульях. Тяжелое молчание царило повсюду; его нарушали лишь рыдания и вздохи.
Подобное зрелище гармонировало с моим душевным настроением. В горе контрасты ужасны: они раздражают. Его горечь смягчается лишь тогда, когда встречаешь что-либо, похожее на муку, которую сам испытываешь.
Неделю спустя, после только что упомянутого дежурства у гроба в Тронной зале, я была снова назначена на дежурство в Большой зале, в которой обыкновенно даются балы. Там был воздвигнут катафалк. Он имел форму ротонды с приподнятым куполом.
Екатерина лежала в открытом гробе с золотой короной на голове. Императорская мантия покрывала ее до шеи. Вокруг горело шесть лампад; на ступенях, опершись на свое оружие, стояли кавалергарды. Зрелище было прекрасно, религиозно, внушительно. Но гроб Петра III неизменно находился там же!
Я дежурила вместе с Толстой (Анна Ивановна), и мы из одной и той же чаши испили всю горечь этой мрачной ночи. Темнота еще более усиливала впечатление, производимое этим зрелищем, которое навсегда останется в моей памяти. Крышка от гроба императрицы лежала на столе у стены, параллельно катафалку.
Толстая, так же, как и я была в самом глубоком трауре. Наши вуали ниспадали до земли. Мы облокотились на крышку этого последнего жилища, к которому я невольно прижималась.
Я ощущала желание умереть, точно, какую-то потребность любить. Слова Евангелия проникали мне в душу. Все вокруг меня казалось ничтожеством. В душе моей был Бог, а перед глазами смерть. Долгое время я оставалась как бы подавленной. Когда стало рассветать, я была опечалена этим. Я с горестью видела приближение конца моего дежурства. С трудом отрываешься от последних воспоминаний о том, что было тебе дорого.
Тело императрицы и гроб Петра III были перенесены в крепость (Петропавловскую). После заупокойной обедни они были погребены в склепе их предшественников.
Едва был окончен погребальный обряд, как было получено приказание явиться ко двору. Отправились в Черную залу кавалергардов. Трепетавшие и трепетавшия (trembleurs et trembleuses) решили, что следует целовать руку императора, склоняясь до земли, что показалось мне совершенно странным. Когда император и императрица вышли, начались такие приседания, что император не успевал поднимать этот новый род карточных капуцинов.
Я была возмущена этим, и когда пришла моя очередь, я поклонилась, как кланялась обыкновенно, и только сделала вид, что взяла руку императора. Старые дамы выбранили меня за то, что я не подражала их приседаниям.
Вот, кстати, маленький анекдот на эту тему: Одна из придворных дам надеялась путем лести добиться от Екатерины звания статс-дамы. Его она не получила, но получила жестокий урок. У Екатерины II была левретка, подаренная ей принцессой Нассауской. Эта маленькая собачка была очень красива, но чересчур надоедлива и ревнива по отношению к другим собаках. Ее звали "пани", что по-польски значит госпожа. Просительница же была полька. И вот, однажды, когда она присела с особенно рабской угодливостью, императрица не выдержала.
- Послушайте, пани, - проговорила она, обращаясь к своей собачке, - вы знаете, что я не люблю ласок, и, пока вы будете лезть ко мне, я буду отталкивать вас (непереводимая игра слов "taut que vous ramperz").
Был ли понят урок?.. Я сомневаюсь в этом. Сколько людей, читая басню, не видят в ней морали.
Новый император далеко не разделял отвращения своей матери к раболепству. Напротив того, он до такой степени требовал его, что вокруг него все постоянно находились настороже. Великий князь Александр и его супруга не были более счастливы при дворе, чем мы. Задолго до рассвета, великого князя можно было уже видеть в приемной императора.
Часто он проводил перед этим целый час в казармах своего полка. Парад, строевые учения поглощали все его утро. Он обедал наедине с великой княгиней. Затем, время после полудня уходило или на новые поездки в казармы, или на выполнение приказаний, данных ему императором.
В семь часов следовало быть в гостиной его величества в ожидать его там, хотя обыкновенно он появлялся лишь к ужину, подававшемуся в девять часов. После ужина великий князь докладывал отцу о своих военных занятиях, а великая княгиня присутствовала в это время при ночном туалете императрицы. Одним словом, это была жизнь самая стеснительная, какую только можно представить себе.
Цесаревич Александр Павлович к Фредерику Сезару Лагарпу
"Вам известны различные злоупотребления, царившие при покойной императрице; они лишь увеличивались по мере того, как ее здоровье и силы, нравственные и физические, стали слабеть. Наконец, в минувшем ноябре она покончила свое земное поприще.
Я не буду распространяться о всеобщей скорби, о сожалениях, вызванных ее кончиной, и, которые, к несчастью, усиливаются теперь ежедневно. Мой отец, по вступлении на престол, захотел преобразовать всё решительно.
Его первые шаги были блестящи, но последующие события не соответствовали им. Всё сразу перевернуто вверх дном, и потому беспорядок, господствовавший в делах и без того в слишком сильной степени, лишь увеличился еще более.
Военные почти все свое время теряют исключительно на парадах.
Во всём прочем решительно нет никакого строго определённого плана. Сегодня приказывают то, что через месяц будет уже отменено. Доводов никаких не допускается, разве уж тогда, когда всё зло совершилось.
Наконец, чтобы сказать одним словом, благосостояние государства не играет никакой роли в управлении делами: существует только неограниченная власть, которая все творит шиворот-навыворот (это выражение употреблял и Павел Петрович).
Невозможно перечислить все те безрассудства, которые совершились здесь; прибавьте к этому строгость, лишённую малейшей справедливости, немалую долю пристрастия, полнейшую неопытность в делах. Выбор исполнителей основан на фаворитизме; заслуги здесь не при чем.
Одним словом, моя несчастная родина находится в положении, не поддающемся описанию. Хлебопашец обижен, торговля стеснена, свобода и личное благосостояние уничтожены. Вот картина современной России, и судите по ней, насколько должно страдать мое сердце.
Я сам, обязанный подчиняться всем мелочам военной службы, теряю всё своё время на выполнение обязанностей унтер-офицера, решительно не имея никакой возможности отдаться своим научным занятиям, составлявшим мое любимое времяпрепровождение; я сделался теперь самым несчастным человеком".
Коронование было совершено тотчас же, как только глубокий траур позволил это. В субботу перед Вербным воскресеньем, т. е. 28-го марта 1797 г., двор совершил, торжественный въезд в Москву. Кортеж был громадный. Войска стояли шпалерами от Петровского до дворца Безбородки (Слободской, ныне Бауманка).
Все гвардейские полки, как это принято в подобных случаях, были приведены из Петербурга. Император и его сыновья ехали верхом, императрица и великие княгини следовали за ними в огромной карете, приспособленной к тому, чтобы вместить их всех. Кортеж остановился у Кремля, причем императорская фамилия обошла соборы и поклонилась мощам.
Затем, кортеж снова двинулся далее и прибыл ко дворцу Безбородки к семи часам вечера, отправившись из Петровского в поддень. Но это было лишь остановочным пунктом, и, проведя несколько дней во дворце Безбородки, двор в среду, на Страстной неделе переехал в Кремль, чтобы приготовиться к церемонии коронации.
Она была совершена в день Пасхи, 5-го апреля, в Успенском соборе. Среди собора было воздвигнуто возвышение, а на этом возвышении помещался трон императора. Трон императрицы стоял сбоку, на некотором расстоянии. Справа была устроена трибуна для членов императорской фамилии. По всей церкви были сделаны уступы, предоставленные публике. Император сам короновал себя.
Затем, он короновал императрицу, коснувшись своей короной головы своей супруги, которой, несколько мгновений спустя, надели корону поменьше. Когда обедня кончилась, происходило причащение. После этого был отслужен молебен. Вслед за этим император приказал прочесть семейный акт, приготовленный по его повелению.
Этот акт устанавливал порядок наследования престола. Женщины не допускались к нему, за исключением случаев прекращения мужского потомства по прямой линии. Были предусмотрены и случаи несовершеннолетия. Равным образом, было определено положение великих князей и великих княгинь. По прочтении акта он был положен на алтарь.
Акт, Высочайше утвержденный в день священной коронации Его Императорского Величества и положенный для хранения на престол Успенского собора
"Мы Павел, Наследник, Цесаревич и Великий Князь, и Мы Супруга Его Мария Великая Княгиня.
Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Общим Нашим добровольным и взаимным согласием, по зрелом рассуждении и со спокойным духом постановили сей Акт Наш общий, которым по любви к Отечеству избираем Наследником по праву естественному после смерти Моей Павла, Сына Нашего большого Александра, а по нем все Его мужеское поколение.
По пресечении сего мужеского поколения наследство переходит в род второго Моего Сына, где последовать тому, что сказано о поколении старшего Моего Сына и так далее, если бы более у Меня Сыновей было; что и есть первородство.
По пресечении последнего мужеского поколения Сыновей Моих наследство остается в сем роде, но в женском поколении последне-царствовавшего, как в ближайшем Престолу, дабы избегнуть затруднений при переходе от рода в род, в котором следовать тому же порядку предпочитая мужеское лицо женскому, однако здесь приметить надлежит единожды навсегда, что не теряет никогда права то женское лицо, от которого право беспосредственно пришло.
По пресечении сего рода, наследство переходит в род старшего Моего Сына в женское поколение, в котором наследует ближняя Родственница последне-царствовавшего рода вышеупомянутого Сына Моего, а в недостатке оной то лицо мужеское или женское которое заступает ее место, наблюдая, что мужеское лицо предпочитается женскому, как уже выше сказано; что и есть заступление.
По пресечению же сих родов наследство переходит в женский род прочих Моих Сыновей следуя тому же порядку; а потом в род старшей Дочери Моей в мужеское Ее поколение, а по пресечении оного в женское Ея поколение, следуя порядку наблюденному в женских поколениях Сыновей Моих.
По пресечении поколений мужеского и женского старшей Дочери Моей наследство переходит к поколению мужескому, а потом женскому второй Дочери Моей и так далее. Здесь правилом положить должно, что меньшая сестра хотя бы и сыновей имела не отъемлет права у старшей хотя бы незамужней, ибо оная могла бы выйти замуж и родить детей: брат же меньший наследует прежде старших своих сестер.
Положив правила наследства должен объяснить причины оных. Они суть следующие: Дабы Государство не было без наследника. Дабы наследник был назначен всегда законом самим. Дабы не было ни малейшего сомнения кому наследовать. Дабы сохранить право родов в наследство не нарушая права естественного, и избежать затруднений при переходе из рода в род.
Учредив таким образом наследство должно дополнить сей закон нижеследующим. Когда наследство дойдет до такого поколения женского, которое царствует уже на другом каком престоле, тогда предоставлено наследующему лицу избрать веру и престол и отрещись вместе с наследником от другой веры и престола, если таковой престол связан с законом для того что Государи Российские суть Главою церкви; а если отрицания от веры не будет, то наследовать тому лицу, которое ближе по порядку.
За сим должны обязаться свято наблюдать сей закон о наследстве при вступлении и помазании. Если наследовать будет женское лицо, и таковая особа будет замужем или выйдет, тогда мужа не почитать Государем, а отдавать, однако ж, почести наравне с Супругами Государей и пользоваться прочими преимуществами таковых кроме Титула.
Женитьбы не почитать законными без дозволения Государя на оные. В случае малолетства наследующей Особы порядок и безопасность Государства и Государя требуют учреждения Правительства и опеки до совершеннолетия.
Совершеннолетие полагается Государям обоего пола и наследникам шесть-на-десять (16) лет, дабы сократить время правительства. Если последне-царствовавший не назначил Правителя и опекуна, ибо ему следует учинить сей выбор для лучшей безопасности; правительство Государства и опека персоны Государя следуют отцу или матери, отчим же и мачеха исключаются; а за недостатком сих ближнему к наследству из родственников совершеннолетних, обоего пола, малолетнего.
Совершеннолетие прочих обоего пола особ Государских фамилий полагается двадцать лет. Не способность законная препятствует быть Правителем и опекуном, а именно безумие хотя бы временное, и вступление вдовых во второй брак во время правительства и опеки. Правителю полагается совет правительства, и как Правитель без совета, так и совет без Правителя существовать не могут: совету же нет дела до опеки.
Совету сему состоять из шести особ первых двух классов по выбору Правителя, которому и назначать других при случающихся переменах. В сей совет правительства входят все дела без изъятия, которые подлежать решению самого государя и все те которые как к нему, так и в совет Его вступают; Правитель же имеет голос решительный.
Мужские особы Государской фамилии могут заседать в сем совете по выбору Правителя, но не прежде своего совершеннолетия и не в числе шести особ составляющих совет. Назначение сего совета и выбор членов оного полагаются в недостатке другого распоряжения скончавшегося Государя, ибо оному должны быть известны обстоятельства и люди.
Сим Мы должны были спокойствию Государства, которое на твердом законе о наследстве основано, о чем каждый добромыслящий уверен. Мы желаем чтоб сей Акт послужил доказательством самым сильнейшим пред всем светом Нашей любви к Отечеству, любви и согласия Нашего брака и любви к детям и потомкам Нашим.
В знак и свидетельство чего подписали Наши имена и приложили печати Гербов Наших.
Подлинный Акт подписан собственными Их Императорских Величеств руками так: Павел. Мария.
С.-Петербург, 4 января 1788 года
На подлинном списке подписано собственною Его Императорского Величества рукою так: Верно. Павел
Печатан в Москве при Сенате апреля 5 дня 1797 года".
После торжественного коронационного обеда, великие княгини удалились к себе в ожидании вечерни. Но они были так дурно размещены, что великая княгиня Елизавета Алексеевна провела несколько часов, сидя в придворном костюме на каком-то сундуке.
В понедельник и вторник на Святой неделе двор слушал обедни в различных кремлевских соборах. Затем, наконец, начиная со среды, их величества, в течение более двух недель каждое утро в большой зале дворца принимали от своих подданных поздравления. Император постоянно находил, что было слишком мало поздравлявших. Императрица, со своей стороны, повторяла, что она слышала, что после коронования императрицы Екатерины толпа целовавших ей руку была так велика, что ее рука распухла.
А между тем обер-церемониймейстер Валуев (Петр Степанович) ничем не пренебрегал, чтобы удовлетворить желания их величеств. Он заставлял одних и тех же лиц являться по нескольку раз под различными предлогами, то как сенаторов, то как депутатов от дворянства, то, наконец, как членов того или другого суда.
То же самое было проделано с московскими дамами, которых Валуев заставлял являться по несколько раз. Они сосредоточенно приближались к трону, кланялись, поднимались по ступенькам, целовали руки их величествам и уходили, чтобы вскоре снова прийти.
Потрясение, в силу которого самое кроткое царствование сменилось другим царствованием страха, привело к высшей степени странным последствиям: когда вблизи императора не трепетали, то становились безудержно веселыми. Никогда столько не смеялись, никогда столько не шутили, и никогда еще не приходилось наблюдать, чтобы смех и шутка превращались столь быстро в гримасы ужаса.
"Рескрипт императора Павла генералу от инфантерии князю Голицыну
1б-го января 1801 г.
Отставной генерал-от-инфантерии князь Голицын. Получив письмо ваше, от декабря 27-го дня, всемилостивейше позволяю вам иметь пребывание свое, где вы пожелаете. Что же касается до детей ваших, кои дурными своими поступками довели себя до бесчестия, в котором они теперь находятся, должны вы приписать cиe к дурному их поведению, потому, что я не могу сделать то честным, что уже было бесчестно. Пребываю к вам благосклонным!".
Однажды после обеда, который подавался в час пополудни, Павел гулял и услышал какой-то звон, но только не церковный. Навели справки, и доложили ему, что это звонили к обеду у баронессы Строгановой (Елизавета Александровна). Император страшно разгневался, узнав, что баронесса Строганова обедает лишь в три часа, и, не сдержав своего гнева, послал к ней полицейского офицера с приказанием обедать впредь в час пополудни.
Заметив как-то в свите своей невестки, великой княгини Елизаветы Алексеевны, очень красивое женское лицо, император пожелал, чтобы, тотчас же после парада в Петергофе, в приказ была внесена благодарность великому князю Александру за то, что у его супруги такая красивая фрейлина.
Известно расположение императора Павла к Анне Лопухиной. Каждый день оно сопровождалось какой-нибудь новой сценической обстановкой, можно сказать, каким-нибудь новым маскарадом. Лопухина любила малиновый цвет и тотчас же малиновый цвет был усвоен императором и всем двором. Все придворные чины явились одетыми в малиновое.
Затем, как-то он приказал поместить на знамени гвардейского полка слово "Анна": он открыл, что Анна значит "божественная благодать".
По-видимому, император поддавался иногда мистическому настроению. Ему рассказали, что во время его восшествия на престол, часовой, стоявший у Летнего дворца, видел видение св. Архангела Михаила, и Павел тотчас же решил построить в честь Архангела дворец, который носил бы его имя.
Закладка этого нового дворца происходила в присутствии императора 26-го февраля 1797 года. Государь поселился в нем 1-го февраля 1801 года с императрицей. Император было так доволен, что осуществил свою мечту, что воспользовался последними днями масленицы, чтобы ознаменовать своё переселение в замок великолепным балом.