Матвей с Еремеем Фомичом закурили. Тетерин кивнул на невод, полюбопытствовал:
-Осетры идут? Люблю, грешник, ушицу из осетрины! Каждый день ел бы. Ежели рубленой петрушкою с укропчиком посыпать…Моя Мария Кирилловна – большая мастерица по части ухи.
От крылечка к ним спешила Аксинья. Улыбалась, – значит, тревоги не чувствовала, с облегчением перевёл дыхание Матвей. Если бы Еремей Фомич худые вести принёс, – Аксиньюшка догадалась бы… Сердце у неё чувствительное.
А вообще, с тех пор, как появился у них Серёжа, Аксиньюшка всему миру улыбалась.
Когда-то Еремей Фомич сватался к Аксинье, – чем несказанно удивил и её отца с матерью, и саму Аксинью, тогда пятнадцатилетнюю девицу, испугал своим сватовством. Аксиньины родители растерялись: одно дело, что Ксюша – девчушка совсем, только-только пятнадцать миновало… А другое, – что жених уж больно представительный: Еремею Фомичу – за тридцать… и должность важная. Сумел Василий Пантелеевич деликатно объяснить Тетерину: так мол, и так… Годами девчонка не вышла, не думали ещё отдавать. Да и Вам, Еремей Фомич, жену бы позначительнее, чем наша Аксиньюшка. Вы на людях бываете, а куда ж такою женой, что не знает – ни как ступить, ни что сказать… Премного благодарны Вам за честь, только вот такое моё отцовское слово.
Той же осенью женился Еремей Фомич на Машеньке Кузьминой, дочке своего начальника из города. Мария Кирилловна уже трёх дочерей родила ему, а полгода назад – и сына. Живут ладно, в согласии и достатке. Но в нечастые встречи с Аксиньей Полуниной, бывает, промелькнёт в глазах Еремея Фомича лёгкая грусть…
Сейчас он поклонился Аксинье Васильевне:
- Хорошеешь, Аксиньюшка. Ты и в девках красавицей была… а в замужестве – ещё краше: видно, любит и бережёт тебя Матвей Фёдорович. Да и сказано же: бабу материнство красит. С сыном вас, – тебя, Матвей Фёдорович, и тебя, Аксинья Васильевна. Пусть здоровым растёт и послушным вам. – Кивнул Матвею: – Нами доподлинно установлено, что в нашем уезде нет женщины, оставившей новорождённого младенца. Все бабы, у которых новорождённые, рожали при здешних повитухах, все новорождённые обнаружены в семьях, – пятеро мальчишек и ровно столько же девчушек. Всех мамки грудью кормят. А Вам, значит, Бог малютку послал, – так и будем считать. Благодарите Господа и растите сына.
А через ровно положенный срок – с той первой ночи, когда в зыбочке спал сыночек Серёжа, с той ночи, как застенчиво и счастливо откликнулась Аксиньюшка на ласки Матвея, – родила она ещё одного сына. Андреем назвали. А через год родились сразу двое мальчишек, – по дедам крестили: Фёдором и Василием. А потом и пятый родился, Парамон, – угодили прадеду, славному рыбаку Парамону Григорьевичу, что дождался пятерых правнуков. Не пустовала сплетенная им зыбочка. Так и вышло: будто найденный на ступеньке крылечка мальчишечка принёс с собою Матвею и Аксинье родительское счастье – дивились в Новониколаевке. И всех четверых мальчишек носила Аксинья легко, и рожала легко, – словно между делами.
А за старшенького, за Серёжу, больше всего болело Аксиньюшкино сердце. Бывает, заиграется Сергей с ребятишками, а она уж места себе не находит, за ворота торопится, – посмотреть на него. И не выдержит, – тут же кличет:
- Серёженька! Расхороший мой, поди к маманюшке.
Сергей подбежит, а она прижмёт его к себе, слова ласковые шепчет.
В школе учился Сергей лучше всех ребят. А молитвы запомнил, – едва говорить научился. Годков восемь было, а он уже прислуживал батюшке Димитрию в алтаре и на богослужении, и на клиросе пел. Хотел Матвей Фёдорович в город его отправить, чтоб дальше учился, – хоть в гимназии, хоть в уездном духовном училище. А Сергей, как положено, поблагодарил отца за заботу, а сказал твёрдо:
- Я, бать, хочу, как ты. С тобой буду в море ходить.
Так и ходил, – с тринадцатого, считай, годочка.
Мужики из рыболовецкой артели головами качали, спрашивали Матвея Полунина: зачем, мол, мальчонку с собой в море берёшь, – ремесло наше рыболовецкое тяжёлое да опасное, – мало мы в шторм попадали… либо – в туман беспроглядный, когда не ведали, где берег наш, по три дня, сам знаешь, болтались среди моря, – без глотка воды и куска хлеба. Где ж мальчонке выдержать такое!
А Сергей не то, что ни разу не зароптал в море, – а случалось и правда всякое, – даже в тёмно-карих глазах его никогда испуг не всколыхнулся. Мужики дивились: ровно любит мальчишку Азов! Когда выходили в море отец и сын Полунины, из таких переделок случалось выходить, что потом самим не верилось, когда к родной Новониколаевской пристани причаливали. Бывало, закрутит невесть откуда налетевший шторм лодку, – бортами воду зачерпывали. А Сергей тихонько молитву читает, без страха вглядывается в бушующие волны. Как-то уже собрались улов в море выбрасывать: выхода не было, – так безнадёжно накренилась лодка. А улов богатейший в тот день случился, – на редкость. Осмелился остановить мужиков Матвеев мальчишка: дескать, справимся. Улов лишь надо распределить равномерно. А оно вроде и было равномерно… А Сергей с отцом только пару осетров убрали справа назад, и встала лодка ровнёхонько, а тут и ветер утих, – будто тоже подивился смекалке мальчишеской.
И сноровка у него была, – точь-в-точь, как у прадеда его, Парамона. Скажи, что не кровный!..
Когда подрос Сергей, стали мужики посмеиваться:
- Ох, и люб ты Азову, Серёга! Смотри, – подсунет в жёны русалку какую… Утащит тебя с собою в глубину.
Батя, Матвей Фёдорович, зыркал на балагуров исподлобья, недовольно пыхал дымом самокрутки. А Сергей застенчиво отмахивался…
А в тот день вернулись с моря, зашли за табаком в лавку к Ивану Андреевичу. Ещё в море у Сергея было какое-то неясное предчувствие, – будто случится радость какая-то. И в предчувствии этом смотрел он в азовские волны, сам не замечал, что улыбается. Гришка Кудинов плечом подтолкнул:
Серёга!.. Никак, всё ж русалку рассмотрел, – ровно в самую глубь смотришь!..
А увидел в лавке дочку Потапова, Наташку, сердце забилось, – тревожно и счастливо одновременно. Словно и правда встретился с нею после того, как увидел лицо её в чистой глубине Азова… Никогда прежде не обращал на Натаху внимания. Мала ещё… К тому же – гимназистка, в городе учится. Иван Андреевич, поди, и в мыслях не держит, – отдать дочку за простого рыбака. Да и гимназистки эти… Норовят за кадета выйти, либо за выпускника Горного училища, чтоб уехать с ним на шахту.
И всё ж смотрел на Наталью, – смотрел, как ловко у неё получается управляться с товаром, как мелькают из-под старой юбчонки загорелые коленки, как мимолётно поправляют её тонкие пальцы выбившиеся из-под голубенькой косынки колечки тёмно-русых волос.
И этой ночью впервые не спалось Сергею. Обычно, как с моря возвращались, спал без снов до самой зорьки. А теперь в досаде вертелся с боку на бок… Пока в короткой полудреме не увидел азовскую волну, в которой покачивалось лицо гимназистки этой. Поднялся Сергей с постели, неслышно, чтоб не разбудить маманюшку с батей, вышел во двор. Неудержимо тянуло на берег, – ровно успел по морю соскучиться…
У самой воды сбросил косоворотку и штаны, в одних льняных портах нырнул в ласковую, чуть утомлённую гладь ночного Азова. А когда вернулся и на берег вышел, – глазам не поверил, даже головой встряхнул: Наташка держала в руках его косоворотку.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 6
Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10 Часть 11
Навигация по каналу «Полевые цветы»