Раэ не ожидал сам от себя, что так будет заливаться хохотом. Его остановило только то, что он начал переводить дух. Однако самообладание все-таки вернулось к нему. Несколько мгновений он стоял как вкопанный, силясь придумать объяснение своему срыву. Вран и Мурчин некоторое время смотрели на него в замешательстве. Охотник ожидал оплеух, выговоров или даже расспросов, на которые у него, опустошенного последними произошедшими событиями, не оставалось никаких ответов.
Как ни странно, смех разрядил Раэ, расслабил какие-то невидимые тиски в груди – а он и не подозревал об их существовании, как не подозревают порой о той боли, которую приносит тесная обувь, пока ее не снимешь. Но как теперь объяснить этот взрыв хохота Мурчин?
Случилось то, чего Раэ никак не ожидал. Ведьма, шелестя тяжелым, неудобным для спешки платьем, подступила к пленнику и коснулась его щеки отросшими когтями в серебряных футлярах, которыми, наверное, могла снести ему пол-лица. Коснулась нежно, так , что Раэ от этого прикосновения дрогнул.
-Бедолага Фере! Я тебя все эти дни совершенно не берегла! Я забыла, как ты хрупок… Сильфы – быстро лавандовый чай!
-Как должен быть счастлив тот, кто окр-ружен твоей заботой, госпожа, - вставил позади ведьмы вран.
-Не так уж он окружен! Я совсем по отношению к нему мерзавка! – воскликнула Мурчин, - ах, Фере, Фере, потерпи, мое солнце, я скоро полечу на шабаш. Ты отдохнешь от меня, твоей надоедливой Мурчин. Три дня проведешь без меня…
-За эти три дня он успеет соскучиться! – опять угодливо ввернул вран.
-Может, тебя погрузить на это время в лечебный сон? – встревожено спросила Мурчин.
«Только этого не хватало!» - подумалось Раэ. Он намеревался воспользоваться отсутствием ведьмы иначе…
-Э, нет, - быстро сказал Раэ и ухватился за книгу, - мне бы хотелось вот это прочесть к твоему прилету и быть во всеоружии, чтобы говорить с тобой о том, о чем уже знаю…
Что-то Мурчин уловила в его взгляде новое, раз стала пристально в него вглядываться… Раэ выдержал ее взгляд и понял, что Мурчин что-то в нем понравилось. Она улыбнулась, когда забирала у сильфа деревянный бокал с лавандовым чаем, чтобы передать его Раэ.
-Вот, тебе надо…
-Я в сон не грохнусь, как от твоего глинтвейна?
-Дурачок. Это только расслабить тебе виски, - ласково сказала Мурчин, коснулась его головы, и Раэ ощутил, что его череп словно пыточной веревкой сжимают мышцы… не мудрено… Ладно уж, лаванда так лаванда…
-Мне и самой надо бы, - сказала Мурчин и отпила глоток из того же стакана, - немного волнуюсь перед шабашем…
-А тут еще я тебе такую весть пр-ринес, любой заволнуется, - все так же угодливо подхватил вран. Мурчин усмехнулась.
-Ну что ж, я, конечно, не такого ожидала, - сказала ведьма, - но рано или поздно Катвиал уймется и поверит, что письмо пришло от меня и только от меня. Думаю, Султарни ей уже объяснил, что…
-Госпожа, - опять запрыгал вран у подола Мурчин, - это еще не все, что я узнал. Султар-рни… наверное он точно сошел с ума и точно допился, потому что… потому что…
-Ну что, говори! – потребовала Мурчин у замявшегося врана.
-Он сказал Катвиал – «да, это я написал тебе это письмо, чтобы над тобой дурой посмеяться!»
Стакан с лавандой был вырван из руки Раэ. Мурчин сделала из него большой осушающий глоток:
-Как…
На этот раз Раэ справился с приступом смеха. Отнял стакан у Мурчин и допил его: надо было окончательно совладать с собой.
«Раэ, ты идиот! Слишком многое сейчас на кону, чтобы ты позволил себе еще один срыв».
-Не дурак, стало быть, этот Султарни, - быстро опередил Раэ и растерянную Мурчин, и подобострастно врана, готового сыпать догадками., - у нас в Цитадели про Султарни Наура говорили всякое, и что он распутный, и что он пьяница, и что он хитрый, и что он политикан еще тот. Но никто не говорил, что он дурак. Что ему еще оставалось делать? Сказать «ой, нет. это не я, это ведьма Мурчин завязала с моей наложницей переписку… эти заговорщицы, знаете ли, переписываются… ну эти две, что убили моего законного сына, который, кстати, мне тоже был поперек горла»…
-Султар-рни оплакивает своего Р-раэ, - возражающее ввернул вран.
-Да не смешите меня, - пожал плечами Раэ, - в Цитадель этого Раэ с чего сунули?
-Ты говорил, что из-за несносного нрава, - напомнила Мурчин.
-А почему так долго там держали? Да потому, что Султарни втайне надеялся, что тот свалится с колосса и свернет себе шею. Ему ж этот законный сын тоже мешал.
Так он с легкостью озвучил еще одну расхожую сплетню о том, почему его, Раэ Наура-Олмар, засунули в Цитадель и никто из его родни не возражал.
-Не хватало еще того, чтобы самого Султарни заподозрили в соучастии в убийстве собственного лишнего сынка, - сказал Раэ, сам себе удивляясь, как ловко и без запинки он врет, - отсюда все эти «жена родила мне орла», все эти показушные страдания. Ну и «это я написал письмо».
-Хм… - усмехнулась Мурчин, - а ведь верно… Султарни еще та лиса… я давненько за ним наблюдаю… иногда с большим восхищением… о, это серьезный противник. Делатель князей! М-да… я, конечно, понимала, что Катвиал глупа, но не думала, что настолько – разоралась на всю Аву, что получила такое письмо! А он умен… и не боится прослыть глупцом… какой изворотливый ум!
«Вот я в кого! – подумал Раэ, - вот откуда это у меня - это умение врать тебе, Мурчин!»
Да уж, та ловкость, с которой он выкручивался, должна была откуда-то взяться. Не от прямолинейной и искренней Ар Олмар, не от воспитания чистосердечного и прямодушного деды Мейно, не от наставлений Вирраты, который требовал быть всегда правдивым и говорил, что ложь пробралась в мир из ада… Да уж, не только почерк он, Раэ, унаследовал от Султарни.
-Постой… а чего мы такие участливые стали? – пропела Мурчин.
«Ну я и дурак!» - обругал себя Раэ. И в самом деле, все это время он выказывал недовольство и пытался отстраниться от того, что делает Мурчин, а тут…
-Он вообще какой-то странный, - ввернул вран, - то хохочет, то болтает… наверное, он тоже сходит с ума…
-Кыш! – Мурчин щелчком когтей отогнала врана, - проваливай и оставь нас одних!
Врана как ветра сдуло, Мурчин осталась с Раэ один на один:
-Может объяснишь, почему у тебя глаза так бегают? – недовольно спросила ведьма.
-Ты сама говорила, много чего произошло, я выбит из колеи…
-О нет, я уже научилась тебя читать. Всего несколько минут назад ты со мной очень бойко спорил и дерзил, а сейчас… сорвался... ты сам не свой после того, как прилетел вран! Щеки у тебя горят, глаза стреляют, ты хохочешь, затем треплешься… да, тебя это все сильно задело. Может, все-таки скажешь – чем? Я ж ведь дознаюсь!
Раэ сидел, потупившись. Разглядывал свои руки на столе. Слишком многое на кону. И он должен был вывернуться… хоть в морской узел завязаться, но сделать так, чтобы ведьма поверила. А во что она верила так легко?
-Я жду! – потребовала Мурчин. И Раэ решился. На то, чего не решился бы, наверное, никогда в жизни, не будь ставкой побег. Осторожно шевельнул рукой и коснулся когтистой кисти ведьмы.
-Просто… просто… мне… я за тебя испугался… Мурчин. Ты летишь на шабаш. А за твою голову назначена награда.
Мурчин еле слышно вскрикнула, поспешно коснулась его лица, должно быть, пытаясь взять за подбородок. Раэ удалось как бы ненароком ускользнуть от ее руки. Щеки у него как назло вспыхнули так, что он это даже ощутил. Вот же загорелись!
-Фере, - позвала Мурчин чуть сдавленным голосом, - ну-ка, посмотри на меня…
Раэ охватила такая застенчивость, с которой у него не было сил справиться. Он чувствовал, что улыбается против воли, такой улыбкой, какой не улыбался никогда и никогда не собирался. И ведь откуда-то без какой-либо подсказки сообразил, что эта улыбка предназначена для флирта, хотя он, как считал, никогда по жизни заниматься подобным не станет.
-Фере, - срывающимся шепотом позвала Мурчин. Раэ поднял на ведьму глаза, собираясь во что бы то ни стало выдержать ее взгляд. Неожиданно… ведьма под его взглядом потупилась! Как-то внутренне сжалась и не проронила ни слова. Медленно скользнула в сторону, отошла, с минуту смотрела в окно на неземной иллюзорный пейзаж. Раэ сначала перевел дух от того, что все разрядилось, но затем понял, как взволнованно дышит Мурчин под просторными платьями. И сообразил, что надо подойти. Встать за спину. Коснуться плеча.
Едва он это сделал, как Мурчин развернулась и бросилась ему в объятья, уткнулась в его плечо. Она продолжала тяжело дышать. Раэ чувствовал, как колотится его сердце и сердце ведьмы.
-Фере… - прошептала она, - почему ты признался именно на солнцеворот? Как некстати: мне надо лететь. Но ты… ты не бойся за меня, глупыш! На шабаше меня, хозяйку лича, никто и пальцем не посмеет тронуть! Я вернусь через три дня. И… и ты расплатишься со мной с лихвой за то, что так долго меня мучил!
-Я буду ждать, - еле слышно прошептал Раэ, - ты же ведь на шабаше… ни с кем?
-Дурачок, - прошептали ему над ухом, - я не буду заниматься там ничем из того, что делают ведьмы низкого ранга…
Раэ не сообразил, как так вышло, что он сам прильнул губами к ее губам, его как накрыло или ударило маленькой молнией. Не понял, что держит ее в своих объятиях так, словно не хочет, чтобы она куда-то улетала. Целовал ее так, словно всегда так целовал, разгорался от этого и не желал отпускать ее из рук. Сообразил, что творит, только тогда, когда Мурчин сама с легким смешком подалась из его объятий, оправила на себе платье и остановила его, уперев в грудь палец с серебристым коготком.
-Все-все, мальчик, не буянь.
Щелкнула, забавляясь, его пальцем по носу. Глаза Мурчин при этом сияли. Она лукаво закусила раскрасневшиеся губы и в этот миг Раэ было наплевать на суккубат…
Но Мурчин, усмехаясь, отошла, нахлобучила на голову маску и жесткий расшитый черным бисером кокошник.
-Так тебе и надо, дружочек, - пропела она, - потомись тут без меня три дня!
Жестом Мурчин раскрыла огромное окно. За ним исчезла иллюзия и показался безрадостный гиблый лес.
-И да, я с тебя все-таки эту книгу спрошу – так что не бездельничай! Вызубри ее, - промурлыкала Мурчин.
Она щелкнула пальцами, обращаясь к сильфам:
-Подайте мне мою лошадь к крыльцу!
Она оглядывалась на Раэ даже тогда, когда вылетела за окно. Раэ провожал ее взглядом даже тогда, когда она нырнула в воздухе куда-то вниз. Через некоторое время он увидел, как Мурчин несется высоко в небе на черном козле в развевающейся на ветру нарядной попоне. Вот в кого она обратила лича для удобства передвижения на нем... Что ж, ее кокошник из острых лучей и рога козла очень походили друг другу. Вскоре Мурчин на козле превратилась в еле видную точку в ясном синем небе, а затем и вовсе исчезла.
Жар крови стал потихоньку отходить. Голова проясняться.
«Только три дня! У меня только три дня, чтобы удрать!»
Продолжение следует. Ведьма и охотник. 96 глава.